Cвет и тени Токийского процесса

Согласно условиям Потсдамской декларации, японцы теперь должны были ответить перед победителями за свои военные преступления.

Процесс

Спустя почти полгода после окончания Второй мировой войны Союзники начали подготовку к предусмотренному по условиям капитуляции Японии судебному процессу. Как и другие мероприятия американских оккупационных сил, он был направлен на установление в стране нового демократического порядка, искоренение имперского милитаризма и националистических настроений. Этим была обусловлена сама суть процесса: он был не столько судебным, сколько политическим, призванным раз и навсегда закрепить представления о недопустимости мировых войн, даже если для этого приходилось идти на юридические нарушения.

Международный военный трибунал для Дальнего Востока (МВТДВ) начал свою работу в Токио 29 апреля 1946 года (слушания начались 3 мая) в здании, прежде принадлежавшем генштабу Японской императорской армии. Подсудимым, фактически считавшимся военными преступниками ещё до вынесения приговора, были предъявлены обвинения по 10 статьям, разбитым на три категории по образцу Нюрнбергского процесса. В категории «А» содержались пункты, касающиеся преступлений против мира, категория «B» касалась массовых убийств, в пунктах категории «С» речь шла о преступлениях против человечности.

За два с половиной года суд выслушал показания 419 свидетелей и рассмотрел 4336 вещественных доказательств, включая письменные показания ещё 779 человек. Процесс возглавлял австралийский судья Уильям Уэбб, главным обвинителем был назначен американский прокурор Джозеф Киннан.

Согласно принятым правилам, в ходе судебного заседания принимались любые показания и документы на усмотрение трибунала. Учитывая, что в его состав не входила проигравшая Япония и многие азиатские страны (в зале суда этот регион представляли Китайская Республика и Филиппины), отбор «достоверных» свидетельств осуществлялся довольно однобоко. К делу могли быть приобщены любые документы, дневниковые записи, письма, газетные статьи, заявления, касающиеся рассматриваемого вопроса. Статья 13 Устава гласила, в частности: «Трибунал не должен быть ограничен техническими требованиями к показаниям… и примет любые свидетельства, которые, по его мнению, имеют доказательную силу». В этих условиях судьба подсудимых была предрешена ещё до начала процесса.

Также сыграла свою роль и позаимствованная из англосаксонского права концепция «заговора», согласно которой каждый подсудимый нёс всю полноту вины за содеянное, независимо от личного участия в преступлениях. Обвинение приобщило к делу документ 1927 года, известный как «меморандум Танаки», содержавший японские планы по завоеванию мира. Многие современные историки считают его специально изготовленной подделкой, однако данный документ стал краеугольным камнем процесса, позволив обвинить в заговоре 23 из 25 дошедших до финала подсудимых.

Первоначально в списке подсудимых токийского процесса было 29 человек, но бывший премьер-министр Фумимаро Коноэ избежал участи своих соратников, приняв накануне ареста цианистый калий. Начальник морского генштаба адмирал Осами Нагано и бывший министр иностранных дел Ёсукэ Мацуока не дожили до конца процесса, умерев по естественным причинам.

По иронии судьбы, обвинения в заговоре избежал Сюмэй Окава – активный политический деятель 1920–30-х годов, реальный заговорщик и один из идеологов японского национализма. В первый день процесса он устроил в зале заседаний истерический перфоманс: сидя в пижаме и без обуви, кричал «Это первый акт комедии!», бил ладонями по бритой голове сидевшего спереди экс-премьера Хидэки Тодзио, возглашая: «Inder! Kommen Sie!» («Приди, индеец!») по-немецки. После этих выходок армейский психиатр, а вслед за ним и судья, сочли его невменяемым. Окаву поместили в психиатрическую клинику, где он благополучно пересидел судебный процесс, слагая мемуары и переводя Коран на японский язык, и вышел на свободу в том же 1948 году, когда многие другие подсудимые отправились в тюрьму или на виселицу.

Преступник № 1

Хидэки Тодзио, по выражению судьи Киннана, был на Токийском трибунале «военным преступником № 1». Его воинский путь был связан с Квантунской армией — авангардом японских наступательных сил в Маньчжурии. Тодзио, прозванный «Бритвой» за остроту своего ума, упорно продвигался по ступеням военной карьеры, за почти 40 лет службы став генералом армии.

В политическом плане его взлёт был более стремительным. В 1930-х годах, когда японское офицерство и генералитет начали активно участвовать в государственной политике, Тодзио и его соратники объединились в «Группу контроля» («Тосэй»), призванную противостоять сторонникам военных путчей из радикальной группы «Императорский путь» («Кодо»). Группа «Тосэй» подавила «Кодо» в 1936 году, положив начало государственной карьере Тодзио. В 1938 году он стал заместителем военного министра, в 1940 году министром армии. После ухода в отставку правительства Коноэ, в 1941 году Тодзио получил ещё и должность премьер-министра, сосредоточив в своих руках немалую власть.

Именно Тодзио совместно с Нагано принадлежит разработка плана нападения на США 7 декабря 1941 года, включавшего знаменитую атаку на Пёрл-Харбор, вынудившую Америку вступить во Вторую мировую войну. Образ генерала-убийцы широко использовался в американской военной пропаганде, многие его ненавидели и желали отмщения. Неудивительно, что во время ареста Тодзио попытался покончить с собой. Когда его дом окружили американские военные, репортёры и фотографы, генерал выстрелил себе в сердце, однако пуля прошла мимо, угодив в желудок. После операции Тодзио доставили в тюрьму Сугамо, где он ожидал начала процесса вместе с остальными обвиняемыми. В те дни он получил от американского дантиста новые зубные протезы, на которых было выгравировано морзянкой: «Помни Пёрл-Харбор».

Тодзио с горькой иронией называл Токийский процесс «правосудием победителей». Его обвиняли по девяти статьям из десяти: в преступлениях против мира и обычаев войны, преступлениях против человечности, планировании и ведении войны с Китаем, США, Нидерландами, Францией, СССР, Монголией и странами Британского Содружества. Подобный набор обвинений был предъявлен многим подсудимым благодаря широкому использованию концепции «заговора», о которой говорилось выше. Ближе к концу судебного процесса генерал подал отчаянное ходатайство к трибуналу с просьбой «снять все обвинения и пункты обвинительного заключения, направленные против него, на том основании, что все представленные доказательства недостаточны для того, чтобы обосновать обвинения».

Прошение Тодзио было отклонено. Он оказался одним из семи обвиняемых, приговорённых к смертной казни. Ещё 15 человек получили пожизненное заключение, двое были осуждены на 20 лет лишения свободы. Самый мягкий приговор получил бывший посол Японии в СССР Мамору Сигэмицу — «всего» семь лет тюрьмы. В 1950-х годах 14 доживших до этого времени заключённых были условно-досрочно освобождены в связи в подписанием Сан-Францисского мирного договора, положившего конец послевоенной оккупации Японии.

Особые мнения

У судей Токийского трибунала ушло шесть месяцев на обобщение показаний и вынесение 1214-страничного приговора, который был зачитан с 4 по 12 ноября 1948 года. Когда приговор был оглашён полностью, оказалось, что пять из 11 представителей закона в той или иной мере с ним не согласны. Одни считали процесс не вполне соответствующим юридическим нормам, другие, наоборот, возмущались недостаточной суровостью приговоров.

Председатель трибунала Уильям Уэбб был недоволен правовым статусом императора Хирохито, избежавшего наказания по договорённости с американскими оккупационными властями. «Предположение, что император был связан обязательствами следовать чужим предписаниям, противоречит свидетельским показаниям», – писал Уэбб. Воздерживаясь от личных обвинений в адрес Хирохито, он, тем не менее, замечал, что император нёс ответственность за ситуацию как конституционный монарх: «Ни один правитель не имеет права сперва развязать преступную войну, а затем требовать законного оправдания на том основании, что иначе его жизнь подверглась бы опасности». Аналогичного мнения придерживался французский судья Анри Бернар.

Филиппинский судья Дельфин Харанилла считал приговоры трибунала «слишком мягкими, не показательными, не соразмерными тяжести преступлений». Во время войны он был пленником японских солдат и прошёл Батаанский марш смерти, поэтому его мнение можно назвать предвзятым. В начале процесса сторона защиты настаивала на удалении полковника Хараниллы из коллегии судей, но получила отказ.

Противоположного мнения придерживался судья Берт Ролинг, представлявший на процессе Нидерланды. Он считал, что среди судей должны были быть не только представители стран, пострадавших от японской агрессии, но и нейтральные стороны, а также сами японцы. Это помогло бы сохранить баланс и сделать суд беспристрастным. Отмечая противоречия, возникавшие при инкриминировании отдельным людям ответственности за действия их государства, Ролинг призывал снять обвинения с части подсудимых.

Наиболее резкие возражения против действий и приговоров Токийского трибунала изложил на 1235 страницах индийский судья Радхабинод Пал. Им оспаривались не только конкретные детали и выводы, но и сама правомочность трибунала и концепция приговора. Пал опровергал законность трибунала, утверждая, что в основе процесса лежит чувство справедливости победителя. По его мнению, следствие проходило под давлением пропаганды военного времени, многие факты были преувеличены и искажены «озлобленными» и «враждебными» свидетелями (в частности, со стороны Китая).

Использование концепции «заговора против мира» позволило посадить на скамью подсудимых людей, не принимавших непосредственного участия в планировании войны или ведении боевых действий. Такие преступления, как «развязывание агрессивной войны», были определены Союзниками уже после окончания Второй мировой, поэтому их нельзя применять к деяниям военного и довоенного времени: закон не имеет обратной силы. По мнению судьи Пала, обвиняемых следовало полностью оправдать. Впоследствии японцы по достоинству оценили его позицию: после смерти Радхабинода Пала в январе 1967 года при храмах в Токио и Киото были установлены два монумента в его честь.

Сложно сказать, насколько Токийский трибунал был справедлив. С одной стороны, его нельзя назвать абсолютно беспристрастным и юридически точным. Но если копнуть глубже, он был не столько судом над отдельными людьми, сколько попыткой законодательно закрепить недопустимость национализма и ставшей его следствием военной агрессии. Вслед за Нюрнбергским процессом суд в Токио стал своеобразным судом истории, «необходимым неизбежным» после ужасов Второй мировой войны.