Кем был думный дьяк Андрей Яковлевич Щелкалов

Происходил из малоизвестного рода; отец его, дьяк Яков Семенович Щелкалов, не играл никакой выдающейся роли. Несмотря, однако, на свое низкое происхождение, Щелкалов вместе со своим братом Василием достиг большого влияния на государственные дела в последней четверти XVI века, когда принцип родословности хотя несколько и пошатнулся, но все же был еще на первом плане. В течение своей почти полувековой службы исполнял разнообразнейшие поручения, занимал различные должности и места и управлял иногда несколькими приказами одновременно. Он был старше своего брата лет на десять; год его рождения неизвестен.

Впервые имя Андрея Щелкалова появляется в 1550 году, когда он был записан в «тысячную книгу» и состоял «в разрядах в числе поддатней у рынд».В 1560 году он был приставом при литовских послах, а в 1563 году записан уже дьяком в росписи Полоцкого похода. Под этим же годом один из старинных документов называет его вторым посольским дьяком. По-видимому, именно в этом звании он 26 сентября 1564 г. находился в числе других сановников, принимавших послов немецкого магистра Вольфганга. В том же 1564 г. мы встречаем его в числе немногих лиц, окружавших Иоанна при приеме в Новгороде литовского посла Михаила Гарабурды, прибывшего в Россию с целью проведать, согласится ли, и на каких условиях, Иоанн принять корону польскую и литовскую. В 1566 г. Щелкалов участвовал на земском соборе, подписал его определение и скрепил поручную грамоту по князе Михаиле Ивановиче Воротынском.

Начиная приблизительно уже с половины 1569 г., он несомненно стоял во главе Разрядной избы, палаты или приказа, т. е. ведал, главным образом, чинопроизводством служилых людей, начиная от бояр и кончая подьячими, ведал также постройкой городов и крепостей и тем, «кого куды лучися послати на службу, о жалованье, и о чести, и о прибавке денежного жалованья». Так как Разрядный приказ к этому времени «сверх военно-административного значения приобрел еще значение канцелярии, стоявшей посредницей между высшим правительством и прочими приказами», сообщавшей последним соответственные распоряжения государя и служившей непременной инстанцией, через которую проходили все справки для думы. Этот приказ был «общим средоточием царских распоряжений», то понятно, что глава его, в данном случае Щелкалоа, пользовался значительным влиянием в делах внутреннего управления. Управлял Щелкалов Разрядом, по-видимому, недолго, всего лишь до начала 1871 г., когда его сменил Андрей Федорович Клобуков «с товарыщи», но и не будучи более во главе палаты, он все же продолжает часто вмешиваться в ее дела.

В 1571 г. Щелкалов входил в состав сопровождавшей царя походной или воинской думы, среди членов которой насчитывались многие из наиболее выдающихся современников. К этому же времени он становится «дьяком введенным». В следующем 1572 г. он показан в числе дьяков из «земщины», причем сохранились некоторые сведения о том, что в эту пору он ведал «порозжие» земли и раздавал их беспоместным. Косвенным доказательством его значения уже в этот период является указание в писцовых книгах Переяславль-Залесского уезда, в которых по Шюромскому стану под 1571 г. записана «Троицы-Сергиева монастыря вотчина, по даче диаков Ондрея да Василея Щелкаловых, что их пожаловал государь царь и великий князь всея Русии за безчестие Ивановою вотчиною Висковатого…»

Остается неясным, когда Щелкалов стал заведовать Посольским приказом. Некоторые историки относят это обстоятельство к началу 1573 г., но в рукописных документах архива министерства Иностранных Дел в Москве, наиболее подробно исследованных Н. П. Лихачевым, содержатся указания, говорящие за то, что во главе этого приказа Щелкалов стал значительно раньше, приблизительно в 1570 г. Параллельное упоминание его имени в других приказах свидетельствует скорее о том, что он одновременно начальствовал в нескольких ведомствах; сопутствие же царю в составе воинской или походной думы в 1571 г. еще более подтверждает высказанное предположение, ибо походная дума и составлялась из Посольского приказа, который входил в нее целиком.

Приказ этот или четверть ведал иностранные дела, через него происходили все сношениями с иноземными державами, из него выдавали грамоты для выезда из России как русским, так и иностранцам, он же управлял почтовыми делами, заведовал придворными церемониями и торжествами, вел сношения с донскими казаками, чинил суд над переводчиками и подьячими, ему, наконец, подчинялись приказы Малороссийский, Литовский, Смоленский, Новгородский и др.

Вот краткий перечень его деятельности в течение следующих ближайших лет лишь по Посольскому приказу, в котором он сменил Андрея Васильева, наследовавшего, в свою очередь, Ивану Висковатому. В ноябре 1570 г. Шелкалов принимал крымских послов и брал у них грамоты; в конце января 1571 г. он посылал в Новгород приставов для встречи шведских послов; в том же году, в феврале, в Посольской палате «вспрашивал» турецкого посла Бустана Чилибея; в марте говорил со «свейским» (шведским) послом Грише Янсом и расспрашивал его, по государеву приказу, «какой он человек есть»; переговоры с ним он вел до середины апреля; в 1572 г. за его подписью дана грамота английским купцам на право приезда и торговли в Московском государстве; в следующем году, вместе с братом, принимал австрийского посла Магнуса и вел с ним перед приемом его царем предварительные переговоры; в феврале 1574 г. царь писал Щелкалову из Александровской слободы «роспросити цесарева немчина Греина Филина», который вскоре был у Щ. в Посольской избе и «речи за собою сказывал»; в начале 1575 г. он вновь принимал того же австрийского посла Павла Магнуса и Григория Вестфалуса; в 1576 г., в марте месяце, принимал «свейского» гонца в «диячей» (посольской) избе; царь велел Щелкалову «у него грамоту взяти и что за ним речей, и он бы (Щ.) сказал, а как грамоту отдаст и речи скажет, и государь, переведчи грамоту и речи его (гонца), велел сказати себе, государю». В конце того же 1576 г. Щелкалов присутствовал при приеме литовских послов от Стефана Батория и при пышных торжествах, устроенных по этому поводу. 28 июля 1577 г. он пишет государю, который был в ливонском походе, о приезде нагайских послов (Иштора, Тинехматов и др.), которых он несколько позже и принимал в Посольской избе; в том же году принимал по государеву указу крымских гонцов Халил-Чилибея «с товарыщи», брал у них грамоту, а 15 января 1578 г. дал им «ответной список» и т. д.

В 1576 г. Щелкалов упоминается уже как «великого государя дьяк ближний» или «дьяк думный». С участием Щелкалова в государевой Думе, в которой он является постоянным докладчиком, влияние его на дела государства приобретает еще большую силу. Здесь же следует отметить, что за это время сохранились следы о его деятельности, выходившей за пределы ведения Посольского приказа; кроме ряда невместных и иных грамот, сохранилась, например, также грамота, датированная 12 февралем 1575 г., которой Астраханскому Троицкому монастырю жалуются рыбные ловли; скреплена она Андреем Арцыбашевым и Щелкаловым,причем подпись последнего стоит выше.

В 1578 г. с Щелкаловым приключилась не совсем приятная история: знаменитый дипломат оказался весьма малодушным на поле ратном, когда московские воеводы действовали против Стефана Батория. Любопытно, что за это малодушное бегство он не навлек на себя гнева Иоанна.

Дальнейшая деятельность Щелкалова в Посольском приказе отмечается следующими этапами, о которых сохранились сведения. 10 сентября 1578 г. он принимал крымских послов. 17 марта 1580 г. «нагайские Урмагмед мирзины послы Деветей с товарыщи к Москве приехали, а государь в ту пору был в Олександровской слободе, и по государеву приказу были в Посолской избе у диака у Ондрея Щелкалова и грамоты подали».

В 1581 г. он вел переговоры с папским послом, иезуитом Антонием Поссевином, который 18 августа прибыл к государю в Старицу и был принят необыкновенно пышно. Речь шла о воздействии папы на Батория в том смысле, чтобы последний, опьяненный победами, не выставил слишком больших требований; параллельно с этим Поссевин излагал Щелкалову и его брату намерения Григория XIII вступить в тесный союз с Московским государством и вести совместную с ним борьбу против турецкого султана. В июне 1582 г. Щелкалов вместе с ржевским наместником Богданом Яковлевичем Бельским и думным дворянином Афанасием Федоровичем Нагим давал ответ литовским послам; наконец, 2 июня того же года он подписал договорные грамоты о мире, заключенные с послами Стефана Батория.

Апогеем могущества Щелкалова был конец царствования Иоанна Грозного и царствование Феодора Иоанновича. Английский посол, сэр Чарльз (Еремей) Баус, в письме от 12 августа 1584 г. между прочим пишет: «Объявляю, что, когда я выехал из Москвы (на второй день после смерти Иоанна), Никита Романович (Юрьев) и Андрей Щелкалов считали себя царями, и потому так и назывались многими людьми, даже многими умнейшими и главнейшими советниками. Сын же покойного царя Федор и те советники, которые были бы достойны господствовать и управлять по всей верности своему государю и по любви к своей стране, не имеют никакой власти, да и не смеют пытаться властвовать…» Если этот ядовитый отзыв продиктован Баусу неприязнью к Щелкалову, явившейся результатом личных счетов с ним, то голландец Масса, характеризует Щелкалова не менее яркими штрихами. «Кроме Бориса, от которого зависели все дела государственные, — говорит он, — в Москве имел важное значение дьяк Андрей Щелкалов, человек необыкновенно пронырливый, умный и злой. Борис, считая его необходимым для управления государством, был очень расположен к этому дьяку, стоявшему во главе всех прочих дьяков в целой стране. Во всех областях и городах ничего не делалось без его ведома и желания. Не имея покоя ни днем, ни ночью, работая как безгласный мул, он был еще недоволен тем, что у него мало работы, и желал ее еще больше. Борис не мог достаточно надивиться его трудолюбию.Косвенным доказательством его могущества может служить хотя бы пышный титул, встречающийся в челобитной Львовского братства от 15 июня 1592 г.

Отношения его с Борисом Годуновым долгое время были прекрасными. Кроме вышеприведенных слов Массы, по этому поводу сохранились сведения и в одной из летописей, где говорится, что «Борис с родом своим умышляет и присовокупляет себе Андрея Щелкалова и нарицает его отцом»; на ту же тему повествует и Иван Тимофеев, говоря, что Щелкалов более всего содействовал возвышению Годунова, имел на него большое влияние: «…его (Бориса) злу злоказнен всячески наставник и учитель…» и научил его, как «одолевать благородных»; но он же прибавляет, что позже Щелкалов от Бориса и пострадал.

Щелкалов имел действительно громадное влияние на ход государственных дел. Рассматривая представления отдельных приказов по всем отраслям законодательства, он, как докладчик государевой думы, уже этим одним мог оказывать значительное влияние на все дела. Но он, кроме того, имел отношение к Разрядному приказу, был казначеем, управлял Нижегородской Четвертью и, кажется, Казанским дворцом, наконец, в течение не менее четверти века стоял во главе Посольского приказа, следовательно, руководил всеми внешними сношениями, которые в царствование Иоанна были чрезвычайно оживленными. Помимо этого, пользуясь личным доверием государя и ежедневно видясь и работая с ним, он распространял свое влияние далеко за пределы своей прямой деятельности.

С внешней стороны, он должен был оставаться несколько в тени и первенство положения уступал Шуйскому, Захарьину, Годунову, должен был формально иногда следовать их указаниям, но фактически он являлся почти всегда инициатором и вдохновителем. Роли первого и главного дельца своего времени, первого и лучшего дипломата он достиг, главным образом, благодаря своим способностям, знаниям, трудолюбию, может быть даже, как говорит Карамзин, благодаря «уму гибкому и лукавому, совести неупрямой, смеси достохвальных и злых качеств».

Есть указания, что он знал немецкий язык и, по-видимому, был несколько знаком с английским — явление среди придворных кругов того времени исключительное. Но было бы несправедливо отнести его возвышение исключительно на счет его личных качеств. В этом смысле немаловажную роль сыграло и другое обстоятельство, а именно борьба Иоанна с боярами, в которой царь вынужден был искать опору и поддержку в третьем сословии — грамотных, деловитых, худородных и вполне зависимых от него служилых людях.

Отношения Щелкалова в его дипломатической деятельности к иностранным державам и купцам было неодинаково. К немцам вообще он относился доброжелательно, о чем свидетельствует, например, письмо царя Феодора к Елизавете, в котором он прямо называет Щелкалова «явным доброхотом гостей немецких». Наоборот, на англичан он смотрел чрезвычайно враждебно, всячески стараясь сократить их торговые привилегии в России и решительным образом восставая против вновь испрашиваемых. Особенно ярко проявилась эта враждебность во время пребывания в России английского посла Еремея Бауса, приехавшего в 1583 г. с поручением вести переговоры о союзе между Россией и Англией, о свободной торговле англичан в Московском государстве и о сватовстве Иоанна к Елизаветиной племяннице Марии Гастингс. Представителями с русской стороны во время переговоров были Никита Романович Юрьев, Богдан Яковлевич Бельский и Щелкалов.

Как известно, ни брак, ни союз с Англией осуществлены не были за смертью Иоанна. Баус пишет, что «кончина Иоаннова изменила обстоятельства и предала меня в руки главным врагам Англии — боярину Юрьеву и дьяку Андрею Щелкалову, — которые в первые дни нового царствования овладели верховной думой… Меня не выпускали из дому, стращали… A Щелкалов велел мне сказать в насмешку: Царь английский умер» (разумея Иоанна).

В свою очередь, и англичане относились к Щелкалову чрезвычайно недоброжелательно, давая о нем весьма нелестные отзывы и рисуя его человеком бессовестным, не стесняющимся в выборе средств. Особенно часто повествуют они о самовольстве могущественного дьяка, о том, что он изменял царские приказания и проч. Хотя их сведения и не всегда заслуживают полного доверия и к ним должно относиться критически, но факты «самовольства» Щелкалова устанавливаются и русскими источниками, в которых неоднократно встречаются указания на то, что Щелкалов вместе с братом искажал росписи родословных книг и влиял на местнический распорядок, составляя списки административных назначений. Дружа с Шереметевыми, Голицыными и др., он нередко выдавал представителям этих родов правые грамоты на других князей и бояр, о чем часто встречаются жалобы, доходившие иногда до царя. Особенно громкую известность получило дело о местническом распорядке во время свадьбы короля Арцымагнуса; вполне установлено, что список этого распорядка Щелкаловым или его братом был подделан. «По дружбе дружачи», Щелкалов выдавал грамоты «не по делу», вымогал в свою пользу у менее сильных вотчины, выводил в люди своих незнатных родственников и лиц, чем-либо услуживших ему. В последнем отношении любопытен спутанный, страдающий анахронизмами, но характерный полумифический рассказ о происхождении рода Сукиных, где между прочим рассказывается, что братья Сукины «Федка и Бориско свою сестру Улку подвели на постелю к дьяку к Ондрею Щелкалову и по той причине учили их выносить в люди Ондрей да Василей Щелкаловы И изо Пскова переведены к Москве совсем… и учали они, Федко и Бориско, ездити по городом для денежных зборов и ко всякие корыстные посылки и побогатели зело», а затем «Бориско… по промыслу Щелкалова послан в Мещеры городелцы Шацкого города ставить… и ему для Щелкаловых не смели и слова молвить, грабил как хотел и богател паче меры…» «И учали Сукины племянниця (родниться) со многими чесными роды, а Борисова сына Василья женили Андрей да Василий Щелкаловы, взяли за него у Остафья Пушкина дочь неволею…» и проч.

Во главе Посольской палаты Щелкалов оставался приблизительно до мая 1594 г. До этого года он руководил всеми переговорами с иностранными державами, принимал послов, брал у них грамоты, выслушивал их речи, давал ответы и проч. В 1584 г., когда в Москве вспыхнул вооруженный бунт населения, требовавшего головы любимца Иоанна, Богдана Яковлевича Бельского, Щелкалов вместе с князем Иваном Мстиславским и боярином Никитой Романовичем Юрьевым успокаивал возмутившихся и ценой «почетной» высылки Бельского достиг этой цели.

Последний раз он упоминается в делах дипломатических в марте 1594 г., когда принимал цесарского гонца Михаила Шеля, а в августе того же года во главе палаты стоял уже его брат Василий. Несомненно, что он попал в опалу, хотя причины ее определенно не известны. Весьма возможно, что его падение было связано с торговыми привилегиями английских купцов, которым он чинил настолько большие неприятности, что одно время на него жалуется в письме к Борису даже Елизавета, грозя тем, что купцы при таких условиях вынуждены будут навсегда оставить Россию. Во всяком случае, уже вскоре после опалы Щелкалова Елизавета в новом письме благодарит царя Феодора и Бориса за доброжелательную любовь к ней и за новую милостивую грамоту, данную лондонскому купечеству на право вольной и неограниченной беспошлинной торговли во всем Московском государстве.

Но более вероятной причиной опалы Щелкалова является обстоятельство, указанное С. Ф. Платоновым. Несмотря на то что Щелкалов был другом Бориса, содействовал его возвышению и между ними будто бы существовала «крестоклятвенная клятва», когда Борис обнаружил явные стремления занять престол по смерти Федора, Щелкалов решительно воспротивился этому. 17 декабря 1593 г. он посетил уезжавшего на следующий день в Вену австрийского посла Варкоча, наделил его щедрыми подарками и, по словам посла, под строжайшей тайной сообщил ему некоторые мысли по поводу возведения на престол австрийского эрцгерцога Максимилиана, которые Варкоч обязался передать императору. Верно ли это сообщение, или нет, но замечательно, что Щелкалов, «влиятельнейший великий дьяк», потерял свою должность в Посольской палате очень скоро после своей беседы с Варкочем, не позднее мая 1594 г. Причина его опалы едва ли могла состоять в обычных преступлениях по должности, так как его брат, солидарный с ним во всех самоуправствах и даже превосходивший его в этом, не только остался у власти, но даже заместил опального в Посольской палате.

Ушедши от дел, Щелкалов принял иночество под именем Феодосия и вскоре после этого умер, приблизительно в 1597 году.