Мнимый «святой Антониу» и последние короли: насыщенные события в Конго в 1660–1700-х годах

После сражения при Мбвиле королевство Конго стало клониться к упадку. В борьбу за трон вступили многочисленные претенденты, а правители крупных областей выказывали всё больше признаков самостоятельности. В какой-то момент, по словам Кавацци, название «королевство Конго» стало правильным применять только к столичной провинции. Ситуация усугубилась с появлением пророчицы, сообщившей, что Бог прогневался на обитателей страны.

Борьба за трон после гибели дона Антониу

Битва при Мбвиле оказалась переломным моментом в истории христианского королевства Конго. Смерть короля Антониу I подорвала власть правящего рода. Как писал один из европейских миссионеров,

«между его (Антониу — прим. авт.) родственниками вспыхнуло соперничество из-за права наследования. Ожесточённая гражданская война уничтожила столицу; здания были сожжены. Остались лишь обуглившиеся стены».

С точки зрения экономики, старая столица королевства ещё в первой половине XVII века утратила значение центра редистрибуции продукции из различных хозяйственных зон Конго, то есть её сбора в одной точке и дальнейшего перераспределения. В 1678 году она сгорела, а затем была вовсе покинута «вследствие злополучных войн и превратилась в логовище диких зверей». Несколько десятилетий центрами власти маниконго служили другие места, прежде всего укреплённый лагерь на горе Кибангу возле реки Мбидизи — её крутые склоны обеспечивали естественную защиту для короля и его подданных. Как отмечает Антонина Орлова,

«внутренние смуты и войны, часто инспирированные португальскими правителями Анголы и всегда подстрекаемые и обостряемые ими, во второй половине XVII в. достигают своего апогея».

После гибели Антониу среди немногих оставшихся в живых «принцев» началась борьба за трон. К власти приходили маниконго, срок правления которых исчислялся считанными годами. По сведениям Ю. Равенштейна, в 1666–1680 годах в Конго сменилось по меньшей мере семь королей, каждый из которых в среднем правил два года. Причиной смены на троне становились, как правило, убийство или гибель короля в сражении. Иногда одновременно правило несколько маниконго, которые вели между собой войны. Например, в конце XVII века один правил в Була, второй — в центральной провинции, третий же — на берегах реки Амбриц.

На рубеже XVII и XVIII веков борьбу за престол вели с переменным успехом два рода из числа потомков Афонсу I: Мпанзу и Нлаза.

Возвышение Сойо

Ослабление центра Конго привело к нарушению сложившегося баланса между маниконго и главами провинций. Во-первых, находившиеся к югу от ядра королевства вождества, которые ранее платили маниконго дань, теперь включились в интенсивную торговлю с Луандой. Во-вторых, доходы маниконго, утративших монополию на владение и торговлю огнестрельным оружием, слоновой костью и медью, резко сократились. Теперь правители основных провинций всё чаще хотели сами влиять на свою судьбу и отказывали королям в повиновении.

Немаловажную роль во внутренней борьбе в Конго играли влиятельные правители основных провинций, прежде всего Сойо. Разбогатев на торговле «живым товаром» с голландцами и англичанами, правители Сойо превратили свою область в средоточие стабильности и приют всех недовольных. В 1667 году граф Сойо «назначил» королём своего ставленника Алвару VIII. При этом граф придерживался самостоятельной политики, не во всём подчиняясь им же поставленному маниконго.

Идеологической основой власти графов Сойо было христианство в лице монахов-капуцинов, которым правители оказывали покровительство. Признаком могущества графов стала их армия, численность которой в 1680-х годах могла достигать 20 000–25 000 человек, что ранее было под силу только маниконго. Приблизительно 30 000 человек проживало в столице Сойо.

Около 1670 года маркиз Мпемба дон Рафаэл поднял против маниконго Алвару VIII мятеж, сверг его и сам утвердился на троне. Против мятежника немедленно выступил граф Сойо, который изгнал узурпатора из Сан-Сальвадора и посадил там Алвару IX. Свергнутый Рафаэл обратился за помощью к ангольским португальцам. Воспользовавшись удобным случаем, губернатор Луанды Франсишку ди Тавора объявил правителю Сойо войну. Объединив своё войско с силами одного из вождей яга, Каландры, союзники в сражении при Китомбо разгромили армию Сойо, правитель которой был убит.

Примечательно, что в этом сражении португальцы успешно использовали тактику противника. В частности, они вооружили своих солдат ранее захваченными в одной из битв большими щитами, уподобив их традиционным конголезским «щитоносцам» (adargueiros).

Несмотря на поражение, перед угрозой иноземного вторжения правящая элита Сойо сумела быстро консолидироваться, избрав своим правителем брата погибшего — Педру Силву ди Кастру (по другим данным, его звали Педру да Коста). Собрав новое войско, дон Педру неожиданно напал на лагерь португальцев, предававшихся веселью. Все белые, исключая командира, были перебиты.

Несмотря на то, что Сойо удалось отстоять свою независимость от португальцев, война 1670 года была лишь одним из эпизодов непрекращающейся борьбы с ними. Губительность такой ситуации признавали даже европейцы. Например, миссионер Джузеппе Мария да Буссето писал о необходимости положить конец разорительной войне португальских колонистов против местных вождей.

«Антонианская ересь»

В 1695 году на трон маниконго взошёл Педру IV, по отцовской линии являвшийся Нлаза, а по матери происходивший из дома Мпанзу. Казалось, его приход к власти прекратит длительный конфликт и положит конец анархии. Этим надеждам не было суждено сбыться. Постоянные разорительные войны довели простых подданных маниконго до крайней точки. Продолжавшийся десятилетиями династический конфликт завершился народным движением, которое имело религиозное оформление.

Вероятно, у Педру IV не было ощущения устойчивости собственной власти. В 1703 году он направил Педру Константину да Силву, известного как Кибенга — своего тестя и главу рода Мпанзу — для восстановления разрушенной столицы, но внезапно заподозрил того в неверности. Король посчитал, что Кибенга может поднять оружие против собственного зятя, и отдал ему приказ стать лагерем, не доходя до столицы. Солдатам вменили в обязанность наладить обработку полей для будущих жителей Сан-Сальвадора.

Именно в лагере Кибенги стали впервые распространяться слухи о том, что некоей женщине явилась Богоматерь и требовала восстановить Сан-Сальвадор. Саму пророчицу никто не видел, и прибывший в лагерь Кибенги миссионер к своему огорчению не смог с ней встретиться и выслушать её рассказ. Возможно, источником слухов был сам Педру Константину. Так или иначе, они циркулировали среди простого люда, отвечая его чаяниям о приходе избавителя от беспрестанных бедствий.

Слово обрело плоть. Спустя год в долине у подножия горы Кибангу, где располагалась королевская ставка, появилась пожилая женщина по имени Аполлония (местное имя — Маффута). Она поведала миссионеру Бернардо да Галло о видении Мадонны, которая велела ей предупредить всех христиан о Божьем гневе. Бог разгневан на жителей Конго, а особенно на короля, за то, что они до сих пор не восстановили древнюю столицу. Для убедительности Маффута показала монаху камень, утверждая, что это голова Христа, изуродованная ударами ножей и мотыг. Популярность пророчицы росла, а служившего в местной церкви отца Бернардо прихожане позабыли. Видения Маффуты продолжались. Кроме того, она ходила по окрестностям, уничтожая «идолов» (нкиси) и кресты — символ мучений Христа.

Через некоторое время в королевском лагере появилась ещё одна пророчица. На сей раз это была молодая женщина по имени Беатриса, говорившая, что святой Антоний не просто явился ей, а даже вселился в неё. Ходили слухи, что Беатриса творит чудеса. «Там, где она прошла, искривлённые и поваленные деревья выпрямляются», — говорили о ней. Благодаря ей бесплодные женщины стали рожать.

Популярность «святого Антония» в женском обличье была ещё большей, чем у Маффуты. За ней ходили толпы, восхищавшиеся её чудесами, среди которых первое место занимало собственное воскрешение из мёртвых, которое проводилось регулярно. Умерев в пятницу, донья Беатриса возносилась на небо, где просила Бога за судьбу своей страны, а на следующий день воскресала. Таким образом, пророчица не только апеллировала к почитаемому святому, но и опиралась на традиционный для баконго культ умерших, который интерпретировала по-своему.

Сам король Педру IV стал прислушиваться к «святому», административными мерами способствуя распространению её культа. Несмотря на это, в провинциях Конго «антонианцев» постигла неудача. Граф Сойо, сам претендовавший на интегрирующую роль, изгнал посланцев пророчицы. После этого она покинула лагерь Педру IV, обосновалась возле Сан-Сальвадора и получила поддержку Кибенги.

Усилиям Кибенги и «Антония» способствовал успех. Столица Конго действительно была восстановлена и вновь населена. Пророчица была провозглашена «восстановительницей, властительницей и госпожой Конго». Её посланцы, так называемые «малые Антонии», бродили по окрестностям, надев на себя короны из коры дерева мусенде. Они проповедовали новый культ и привлекали множество сторонников. Постепенно число «пророков» и разного рода проповедников умножилось. Некоторые из них ассоциировали себя с другими святыми: Иоанном, Изабеллой и т.д. Так у нового религиозного направления появился не только собственный культ, но и зародыш церковной организации и иерархии.

Распространение «антонианской ереси» привело к практически повсеместному отказу местного населения от ортодоксального христианства. Католическое духовенство изгонялось. Как писал Лоренцо да Лукка, «антонианцы прилагали все усилия, чтобы заставить ненавидеть нас — миссионеров».

Возможно, у «антонианцев» были шансы объединить Конго и вернуть государству прежнее величие. Получив поддержку не только у простых людей, но и у части элиты, новая религия вполне могла стать национальным культом конголезцев. Однако, как полагает историк Анна Хилтон, этого не произошло как из-за противодействия мвиссиконго (части конголезской знати) и капуцинов, так и по воле случая.

Разгром «еретиков»

В 1705 году король Педру IV наконец пошёл навстречу требованиям «еретиков» и спустился вместе со своим двором с горы Кибангу. Однако, поскольку его интересы расходились с призывами «антонианцев», вскоре он встал на путь борьбы с ними. Случай помог приближённым маниконго схватить «пророчицу». Она была публично сожжена 1 июня 1706 года.

Дальнейшую борьбу с движением «антонианцев» возглавила Анна, одна из вдовствующих королев. Под её лидерством и при деятельном участии герцога Мбамбы собралась большая армия. По свидетельству европейских очевидцев событий, вооружение солдат было чрезвычайно разнообразным: они имели несколько мушкетов, но в основном мечи, дубины и копья. По замечанию историка Дж. Торнтона, «главную тактику всё ещё составляли использование щитов и индивидуальное маневрирование». Судя по данным парада войск в Сойо в 1702 году, существенную часть армии могли составлять лучники.

Объединённые войска королевы Анны и герцога Мбамбы огнём и мечом прошлись по территории центральных провинций Мбамба и Мпемба. «Антонианцы» отчаянно сопротивлялись, поэтому искоренение «ереси» затянулось на несколько лет. В начале 1708 года «антонианцы» подняли в Сойо мятеж, убили графа, изгнали представителей традиционной знати и духовенство. Направленное против восставших войско попросту разбежалось, но всё же их удалось усмирить. В начале следующего года королевские войска разбили и Кибенгу, который был схвачен и наконец казнён.

Конец королевства

Победы над мятежной знатью и восставшим народом не сумели остановить центробежные тенденции в развитии Конго. Фактически после подавления «антонианского движения» управление государством было реорганизовано на принципе автономии прежних провинций, которые превратились в самостоятельные «княжества». Правители некоторых из них продолжали претендовать на славное наследие первого христианского маниконго дона Жуана.

Королевство Конго, о котором классик португальской литературы Луиш Камоэнс писал: «законом Христовым озарённое навек», — фактически прекратило существование. Носившие различные местные титулы и именовавшиеся по-европейски «королями» вожди продолжали править отдельными территориями в XVIII–XIX веках, но это уже совсем другая история.