Монгольский крестовый поход: за что потомки Чингисхана боролись в странах ислама (ч.1)

Странно и удивительно — но крестоносцы отнесутся к идее военного союза с монголами, как к предложению изгонять бесов с помощью сатаны. Палестинские рыцари решат, что привычное зло — меньшее зло, и помогут своим старым соседям-соперникам против новых неведомых народов, хотя и христиан. О чем со временем сильно пожалеют...

 К 1253 г. Чингисхан, его дети и ближайшие соратники отошли в «мир иной», а внуки основателя громадной империи управляют улусами (военными округами) в разных концах империи и съезжаются в столицу Каракорум лишь изредка, чтобы на очередном совещании — курултае — избрать нового главу империи — кагана, или внести изменения в военную политику державы. Только эти задачи остались общими, а текущими административными делами и сбором податей с покоренных народов ведают имперские чиновники. В период после смерти кагана до избрания нового, по праву монголов, империей управляла старшая жена покойного.

Неимоверная вереница побед монголов одновременно обусловлена силой победителей и слабостью побежденных. Трудно понять причины этой слабости: ведь чжурчжени, половцы, грузины, русские и др. не уступали монголам в личной храбрости, боевых навыках и качестве вооружения, а числом побежденные заметно превосходили победителей. Уже много говорилось о качественном превосходстве монгольской военной машины, о несравненной дисциплине в войсках Чингисхана, о жестоких карах за ее нарушение. Все это верно; и все же любая дисциплина рухнет после первой же серьезной неудачи, если воин смотрит на командира как на поставленного сверху начальника. Но монголы рассуждали иначе: воин-нукер относился к полководцу-нойону как к старшему в роде, связанному с ним круговой порукой и общей судьбой; армия — это семья, не выполнить приказ — значит предать товарищей, остаться одинокой былинкой в степи; после этого и жить не стоит.

Племя монголов не составляло большинства среди степняков, но оно стало ядром новой армии, и имя «монгол» быстро распространилось на всех воинов, связанных общностью кочевого быта и единой боевой судьбой. Среди них были приверженцы языческого культа неба — Тэнгри, были христиане несториане, позднее появились мусульмане, буддисты, конфуцианцы и др. Победители проявляли полную веротерпимость, и это в немалой степени способствовало успехам монгольской (точнее, «монголоименной») армии.

ЭТО ИНТЕРЕСНО: Несториане

В 431 г. на Вселенском соборе в Эфесе был предан анафеме константинопольский патриарх Несторий, неосторожно заявивший, что «у Бога нет матери». Учение Нестория было мгновенно осуждено в Эфесе и снова проклято там же в 449 г. Окончательно анафема упорствовавшим несторианам была произнесена на Халкедонском соборе в 451 г. От репрессий они могли избавиться лишь путем отречения от своего лжеучения, что сделать отказались даже перед лицом гонений. Большая часть несториан ушла в Персию, где в 499 г. в Ктезифоне возникла несторианская`патриархия. Восемь столетий спустя после осуждения на Вселенском соборе в Эфесе лжеучение константинопольского патриарха Нестория вернулось на Ближний Восток.

На Ближнем, Среднем и Дальнем Востоке, в просторах Центральной Азии христианство распространяли не католики и православные, а несториане, якобиты и марониты, признаваемые официальными церквями еретиками. Дальше всех к XII веку проникли несториане. В XI в. в Самарканде постоянно находился несторианский митрополит. В этом же веке несторианство приняли кераиты, самый крупный и культурный монгольский народ, онгуны — потомки последних хунну, часть уйгуров. Чуть позже несторианами стали найманы. А к XII в. две трети всех монголоязычных кочевников были христианами.

Чингисхан стремился объединить под своей властью монгольские и тюркские народы. Им были завоеваны христианские племена кераитов и воинственных найманов. Эти могущественные племена умножили силы монгольского войска и познакомили их с христианством. Так, найманская царевна Суюркуктени вышла замуж за любимого ханского сына Тулуя и сохранила при себе несторианскую церковь со священниками и имуществом. Ее дети Мункэ, Хубилай, Хулагу и Ариг-буга были воспитаны в духе уважения к христианской религии. Но по монгольской Ясе (свод законов Чингисхана) не могли быть крещены.

 Первый натиск монголов на страны ислама практически совпал со вторжением франков в Египет в 1218-21 годах. Арабский мир тогда почувствовал себя находящимся между двух огней. Но Чингисхан не рискнул идти на запад Персии. С его смертью в 1227 году натиск степняков на арабский мир ослаб.

Стратегической планирование

Весной 1253 года в верховьях реки Онон собрался курултай монгольского народа-войска. Курултай являлся высшим органом власти Монгольской империи. Его возглавил верховный хан — Мункэ (Монкэ) — внук Чингисхана. Ближайшим помощником и союзником Мункэ был небезызвестный хан Батый.

Громадная профессиональная армия требует постоянного боевого применения; вопрос лишь в том, какому из трех открытых фронтов отдать предпочтение: Южному Китаю, Ближнему Востоку или Западной Европе. Китай ближе всего, и поход туда предрешен, но по поводу других направлений есть разногласия. Покойный каган Гуюк намеревался продолжить западный поход в Европу, чтобы дойти до Ла-Манша, к «последнему морю», как завещал Чингисхан, и превзойти успехи Бату в Восточной Европе. Но сам Бату сейчас категорически не хочет вмешательства чужих войск в дела его улуса; поэтому монгольские тумены двинутся на Багдад и Сирию и завершат разгром мусульманских держав. А к исламу монголы со времен Чингисхана были настроены, мягко говоря, недружелюбно. Ведь ислам выступал главным — и притом мощным — врагом великого завоевателя с тех пор, как он двинулся на запад. Уйгурские купцы-несториане, конкуренты мусульманских купцов, постоянно подталкивали Чингисхана к войне с исламскими государствами. Траектория движения определялась каждый раз в соответствии с конкретной ситуацией. Лев Гумилев тайной подоплекой военной кампании именно против мусульманских стран считал борьбу купеческих капиталов за контроль над Шелковым Путем.

Мысль о том, что традиционный курултай монгольских воинов, поклонявшихся Великому Синему Небу и почитавших духов предков, начал войну во имя торжества идей Креста, да еще в западноевропейской (католической) интерпретации, представляется совершенно невероятной. «Нужно стереть с лица земли все города, — говорил Чингисхан, — чтобы весь мир снова превратился в огромную степь, где монгольские матери будут вскармливать свободных и счастливых детей». Действительно, многие славные города были разрушены, а их население истреблено. Осуществляя волю Великого Синего Неба, Чингисхан поручил своим наследникам взять контроль над Шелковым Путем, от моря и до моря, от Тихого океана до Атлантического.

Нужно отдать должное великому завоевателю — ко всем религиям он относился исключительно терпимо. Поэтому толпы служителей всех культов окружали трон властителя мира и сопровождали монгольские орды. Это были: несторианские монахи; православные священники; посланники римского Папы; исламские муллы; бродячие ламы; разношерстные шаманы и тому подобные служители культов. Свобода вероисповедания предоставлялась всем. А вот с содомитами, лжесвидетелями и черными магами разговор был короткий: Яса предписывала предавать их смерти.

У командующего западной армией Хубилая начальником штаба был нойон Кит-Бука — несторианин, способный, по мнению монгольских правителей, найти общий язык с христианами Сирии и Малой Азии. И если европейские рыцари-крестоносцы, владеющие крепостями и гаванями на восточном берегу Средиземного моря, поддержат монгольский натиск, то странам ислама не устоять.

Мункэ и его полководцы были жесткими реалистами. В своей широкомасштабной завоевательной политике они руководствовались не религиозными симпатиями и мистико-романтическими идеями, а конкретными перспективами расширения владений. В этом свете так называемый «крестовый поход» Хулагу-хана предстает как очередная фаза военной экспансии монголов, направленная на Иран и Ближний Восток.

Выбор высшего руководства для выполнения глобальных задач на первый взгляд кажется удивительным. Христианские симпатии брата кагана Хубилая ни для кого не были тайной, а его направили в страну, где господство над умами делили конфуциане, даосы и буддисты. В то же время Хулагу был открытым почитателем мистического направления буддизма, а ему было предписано защищать христианскую веру. Сразу видно, что каган Мункэ, тонкий и умный политик, делал эти назначения не случайно. Призрак отпадения окраин уже начал тревожить расширявшуюся монгольскую империю, и было крайне важно, чтобы контакт наместника с подданными не становился полным. Хан-иноверец всегда должен искать поддержку у центральной власти, что сильно препятствовало его отпадению и суверенитету. К тому же хан Хубилай для покорения южно-китайской империи получил в подчинение кыпчакские и аланские войска, а хана Хулагу сопровождала свита из буддийских монахов-уйгуров, тибетцев и китайцев, крепко связанных со своими родными странами и их повелителем каганом.

Также были приняты и другие продуманные меры к тому, чтобы предотвратить возможное поражение армии из-за недостаточного контакта с местным населением. Жена Хулагу, кераитка Докуз-хатун, была христианкой и покровительницей христиан. Начальник штаба найман Кит-Бука-нойон был ревностным несторианином — и помощников себе подобрал из единоверцев. К тому же в союз с монголами вступил царь Малой Армении Гетум I, который накануне лично прибыл в ставку Мункэ и просил его рассмотреть договор о союзе. При этом одними из основных вопросов было крещение всего подвластного кагану народа и возврат Святой Земли христианам, а также уничтожение мусульманского Багдадского халифата. Очевидно, каган отдавал себе отчет в трудности затеянного предприятия, но в целом согласился с условиями армянского царя, чем обеспечил себе его активную помощь. Более того, Гетум привлек к союзу с монголами антиохийского князя Боэмунда, которого привязал к себе, выдав за него замуж свою дочь.

По сохранившимся летописям известно, что каган Мункэ был приверженцем старой степной веры и заветов своего деда: «Степенен, решителен, говорил мало, не любил пиршества, о себе говаривал, что он следует примеру своих предков. Он имел страсть к звериной охоте и до безумия верил волхвам и ворожеям. При каждом предприятии призывал их к себе и ни единого дня без них не был». Учитывая это, трудновато представить верховного хана монголов в роли фанатичного инициатора крестового похода и «защитника Гроба Господня». Зато ревностным христианином был его младший брат Ариг-буга.

Подготовка военной экспедиции была проведена исключительно тщательно. Чтобы сохранить нетронутыми пастбища, кочевое население согнали с маршрута армии, через реки навели понтонные мосты, заготовили провиант и вызвали из Китая тысячу специалистов по метательным машинам. Армия двигалась неспешно и лишь в январе 1256 г. перешла на левый берег р. Амударьи.

Боевые союзы

В Европе долгое время ходили упорные слухи о существовании в Азии христианского государства — «царства Иоанна». Потерпев неудачу в первом крестовом походе, второй (1147-1149 гг.) был организован целиком в надежде на мифического союзника. Но союзник не нашелся, и этот поход закончился полным разгромом. В последующие годы Западная Европа, не найдя «царства Иоанна», разочаровалась и в восточных христианах. Дела в Святой Земле складывались неважно, крестоносцы от наступления перешли к глухой обороне. А в середине XIII в. сказка вдруг стала явью. Союзник появился из тех самых земель, куда его и помещали.

Существует ряд версий, из которых следует, что европейские правители предпринимали определенные шаги по координации своих действий на Ближнем Востоке в борьбе с исламом. По одной из них посланец императора Священной Римской империи германской нации Фридриха II Штауфена встречался с каганом, при этом была достигнута договоренность о совместном походе против мусульман Египта. Но тут сработала старая папско-императорская распря и взаимная неприязнь.

Дело в том, что заклятый враг папства Фридрих II был отлучен от церкви за неучастие в пятом Крестовом походе и за опоздание к началу шестого, куда он отбыл позже. Император Фридрих II отличался редкой удачливостью (что сильно раздражало папский Рим), за что получил прозвище Stupor Mundi — «изумление (или даже обалдение) Мира». Оно было дано ему за редкий дар договариваться с иноверцами — от еврейских финансистов до египетского султана — и необычайно разносторонние знания, к тому же он знал 8 разных языков. Сюда также относится редкая для того времени веротерпимость, доходящая до безразличия: христианин, мусульманин или иудей — все едино, если верно служишь императору. Стоит отметить, что египетский султан Камиль уступил Иерусалим Фридриху II в 1228 г. и пригласил его в Палестину в качестве противовеса тюркам — хорезмийцам, которые бежали из Средней Азии под напором монголов и не признавали никого из ближневосточных правителей.

Но, увы, римский Папа, изгнанный войском Фридриха из Рима, всячески ему вредил, не признавал и воспринял его договоренность с монголами-христианами против мусульман, как вероотступничество. В итоге союз расстроился. Откуда, вероятно, и было такое открытое неприятие крестоносцами в Палестине предложений монголов о совместных действиях.

По арабской версии, в сентябре 1248 года король Франции Луи IX по пути на Восток, пребывая на о. Кипр, заключил союз с монголами с целью взять арабский мир в клещи. Между захватчиками Востока и Запада регулярно циркулировали послы. В конце 1248 года Луи принял на Кипре делегацию, которая даже представила ему ослепительные перспективы возможного обращения монголов в христианство. Неимоверно тронутый этим, Луи поспешил направить ответное посольство с ценными и почтительными подарками. Но наследники Чингисхана не поняли смысла этого жеста. Сочтя короля Франции своим вассалом, они попросили его присылать столь же дорогие подарки каждый год, что возмутило короля. Это непонимание позволило арабскому миру избежать совместного нападения сразу двух противников. В результате чего наступление на Египет начали 5 июня 1249 года только воины Запада. Обе стороны ощущали свою слабость, но с союзниками никак не складывалось.

В ходе наступления франков султан Айюб умер. Сражение вокруг г. Мансур продолжалось всю зиму, и 10 февраля 1250 года, в результате предательства, франкская армия неожиданно проникла в город. Король Франции вошел в город и даже достиг султанского дворца; но его солдаты растеклись по улицам, грабя все подряд. Казалось, что исламу нанесено смертельное ранение, но тут появились тюрки-мамлюки и рассеяли войска франков. В итоге победа привела к власти касту воинов-рабов, а король Франции сдался на милость победителей. Замещение Айюбидов мамлюками повлекло за собой крайнее ожесточение мусульманского мира по отношению к захватчикам. Потомки Саладина вели в этом плане более чем примирительную политику. Их слабеющая власть была уже не в состоянии противостоять опасностям, угрожавшим исламу как с Востока, так и с Запада. Мамлюкская революция очень скоро стала средством военного, политического и религиозного возрождения, а «белокурая угроза» вскоре сменилась другой, более страшной опасностью, которую представляли собой потомки Чингисхана.

Отношения с крестоносцами у монгольских завоевателей, признававших лишь один принцип союзнических отношений — полную вассальную от них зависимость — складывались непросто. Не способствовало сближению и то, что приказ подчиниться был послан монголами самому Папе Римскому Иннокентию IV: «Если ты хочешь властвовать над землей и водой твоей вотчины, ты, папа, должен прибыть к нам лично и предстать перед тем, кто правит территорией всей земли. А если ты не приедешь, то мы не знаем, что может случиться». Излишне говорить, что Иннокентий IV не стал совершать поездку в далекий Каракорум. Кроме того, крестоносцы попросту опасались, что, покончив с бросившими им вызов египетскими мамлюками, неукротимые монголы разделаются и с ними. Естественно, что поход монголов в Святую Землю с опаской был встречен крестоносцами.

Продолжение следует: Монгольский крестовый поход: удар по вере Пророка (ч.2)