Штрихи к портрету Сюзанны Валадон: понять скандальную художницу

Сюзанна Валадон не родилась Сюзанной

Мог ли кто-то предположить, что Мари-Клементин Валадон, незаконнорожденная дочь прачки, прославится отнюдь не достижениями на поприще стирки и прочего клининга, а станет всемирно известна как модель, запечатленная на картинах Ренуара, Тулуз-Лотрека, Пюи де Шаванна (сегодня мы любуемся ею в самых знаменитых музеях)? Но не только.

Знаем мы Сюзанну Валадон и как самобытную художницу. Позируя этим мужчинам, Мари-Клементин училась у них. Художники писали ее, она же словно впитывала их умения. Сеансы позирования были для нее и сеансами обучения, о чем до поры до времени никто не подозревал. Известна она и как мать художника Мориса Утрилло, чья слава в итоге превзошла ее собственную. Но почему же Сюзанна? Ревнивый Тулуз-Лотрек (кстати, именно он первый увидел ее рисунки) так нарек ставшую на тот момент знаменитой любимую (во всех смыслах) натурщицу, прозрачно намекая на библейскую историю Сусанны и старцев.

В роли старцев Лотрек представил именитых живописцев, которым Мари позировала. Правда, в отличие от Сусанны библейской, Сюзанна Валадон, смущающая «старцов Монмартра», чаще всего им не отказывала. Фамилию какого именитого художника должен был носить ее сын Морис Утрилло, не знала даже она. Мальчику было 8 лет, когда его усыновил один из возлюбленных Сюзанны, архитектор, художник и арт-критик Мигель Утрилло. По этому поводу ему приписывают шутку, мол, подписать творение одного из великих мастеров — большая честь для него.

Сюзанна Валадон: «все сложно»

С Сюзанной Валадон точности и определенности не будет, это становится очевидно уже при попытке начать стандартную биографию. Имя-фамилия, дата рождения, вот это всё. Насчет имени разобрались выше, но с датой тоже не всё просто. Мари-Клементин Валадон родилась в 6 утра 23 сентября 1865 года в доме мадам Гимбо в Бессине, так значится в книге регистрации актов о рождении. Однако сама художница настаивала на другой дате — 23 июля 1867 года. Мать Мари служила в доме Гимбо прачкой. Ее беременность вызвала множество пересудов: такая тихая, строгая и ответственная работница, и вдруг такой казус, ах. А что с папенькой, кстати? Неизвестно. В рассказах Сюзанны он появлялся то человеком знаменитого имени и голубых кровей, то всего лишь «простым» банкиром, а временами и каторжником. Впрочем, иногда она заявляла, что мать нашла ее у ступеней Лиможского собора. Практически всю свою жизнь Сюзанна Валадон создавала миф о себе, словно дразня биографов и потомков противоречивыми сведениями и шокируя непредсказуемыми выходками. Чего стоило утверждение, что свои неудачные картины она скармливает козе, обитающей в ее мастерской. А посещение мероприятий с пучком морковки в качестве букета?

В последние годы жизни уже создавшая себе имя Сюзанна Валадон забросила живопись. Четко увидеть и определить момент, когда ты сказала всё, что могла сказать, и остановиться, — это, пожалуй, даже эффектнее, чем коза в мастерской. «У меня были великие учителя, от которых я взяла лучшее в отношении профессионализма и мастерства. Я нашла себя, стала той, кем в действительности являюсь. Мне было что сказать, и я сказала все. Так чего же хорошего в том, чтобы во что бы то ни стало продолжать, впадать в самоповторы, как старый маразматик? Нет уж, спасибо, не мой стиль».

Еще не феминизм, но...

Нет, она не призывала к борьбе за права женщин, особо не рассуждала о роли женщин и мужчин, о равенстве. Она жила так, будто всё уже есть, и умудрилась стать равной среди лучших. Именно Сюзанна Валадон оказалась первой женщиной, принятой в общество независимых художников (1920 г.). А пробиться на художественном олимпе и прочно завоевать свое место в то время женщине было значительно сложнее, чем сегодня. И потому что положение женщин в обществе оставляло желать лучшего, и потому что творила она в годы, когда гениальные мужчины чуть ли не ежедневно создавали новые направления, шокировали, впечатляли, навсегда меняли облик мировой живописи.
Ее совершенно не волновало, можно ли было в то время женщине писать обнаженную натуру (спойлер: нельзя), ню составляют существенную часть ее наследия. Не факт, что слово «объективация» было тогда в ходу, факт, что ее картины не упрекнешь в том, что женщины на них изображены ради услады мужских глаз. Даже нарисованные ею дети не вызывают умиления, а ее обнаженные женщины не эротичны, да и красивыми их назвать далеко не всегда можно.

Отношение Валадон к моделям порой подвергалось критике. Так, поэт Жан Вертекс по поводу ее «обнаженки» писал: «Она ненавидит женщин и мстит за любой имеющийся у них шарм, проклиная их своей кистью». Сказано, пожалуй, слишком категорично, но за «сделать красиво» точно не стоило идти к Валадон. Она признавалась, что не умеет льстить, не рекомендовала обращаться к ее услугам женщинам, предупреждая, что не изобразит их обаятельными или приукрашенными, а потому наверняка разочарует. К себе она была не менее строга, самолюбования в ее автопортретах не отыскать.

Сама Сюзанна, безусловно, была притягательна для мужчин. А была ли она счастлива? Про главного ее мужчину — в следующем пункте, а итог своим любовным делам сама художница уже в весьма почтенном возрасте подвела так: «Мужчины любили меня, это правда. Но я хочу быть любимой мужчинами, которые никогда меня не видели, хочу чтобы они мечтали обо мне и воображали меня перед квадратом холста, на котором с помощью красок я оставила частицу своей души». Кажется, больше ее волновали мужчины, которые смотрят, смотрели и будут смотреть на ее картины, нежели вожделевшие и обожавшие саму ее.

Большая любовь Сюзанны Валадон

В 1909 году художница влюбилась в приятеля сына, младше ее на 21 год, Андре Уттера, и предложила ему остаться с ними жить, а позже вышла за него замуж. Уттер стал главной любовью ее жизни, на связь с ним приходится и расцвет ее творчества (многократные яростные скандалы с сыном поставлялись в комплекте). Они поселились втроем на Монмартре. С Уттером Сюзанна Валадон словно развернулась в полную силу. Нельзя сказать, что это было его творческое влияние — скорее, так раскрылась она сама в этой любви.

Валадон переключилась на масло, перешла от рисунка к живописи, начала ежегодно выставляться на салонах и выставках, обрела известность, ее работы начали активно продаваться, ее саму приняли в Общество независимых художников. Параллельно росла известность Мориса Утрилло. Семья Валадон — Уттер — Утрилло перестала нуждаться. Впрочем, не стоит думать, что эта история стала историей о счастливой семейной жизни. На Монмартре за ними закрепилось прозвище «проклятая троица»: скандалы, пьяные ссоры, ревность сына к молодому мужу, взаимная ревность супругов, буйные и бурные выяснения отношений, вызывавшие множество пересудов, — это было обычным делом. Чего стоит ситуация, когда Валадон, застав юного супруга в объятиях какой-то барышни, заперла их в комнате на неделю, а для подкрепления сил раз в день поднимала в окно ведро вареной капусты, потешая и развлекая весь квартал. Суровый способ отбить желание ходить налево…

Совсем не семейные семейные портреты

У Сюзанны Валадон были непростые отношения с матерью. До самой смерти Мадлен Валадон они были практически неразлучны, но между ними всегда ощущались холод и дистанция. С сыном тоже всё было очень и очень непросто. По некоторым сведениям, приобщившийся к алкоголю чуть ли не с младенчества (бабушка в бутылку с молоком подливала вино, чтобы ребенок спал), Морис всю жизнь испытывал болезненную привязанность к матери.
Мужчины ее любили, а она? Андре Уттера точно любила, по ее собственному утверждению. Но была напрочь лишена иллюзий о близости и душевной общности территориально, родственно и, казалось бы, добровольно близких людей. По крайней мере, к такому выводу мы придем, посмотрев на созданные Сюзанной Валадон семейные портреты. Все участники разъединены, разделены, смотрят в разные стороны и, кажется, в разные времена. Люди словно искусственно собранны на холсте, они не вместе. Очевидно, что каждый из них живет своей отдельной жизнью.

Эдгар Дега и Сюзанна Валадон

Эдгар Дега — особенная фигура в творчестве и жизни художницы. Именно он, будучи уже признанным мэтром, дал ей свое благословение, просмотрев рисунки и резюмировав: «Вы — наша». Он купил несколько ее работ и повесил на стене у себя дома. Иногда Валадон утверждала, что не позировала Дега, а лишь училась у него, иногда твердила обратное. В личную сферу их отношения не перешли, хотя сама художница и не была против, но слишком уж мэтр «боялся женщин».

Несомненно, провозглашаемый Дега принцип «подглядывания в замочную скважину» отражен в ее многочисленных ню, имеющих при этом совершенно иное настроение. Перекличка работ видна невооруженным глазом.

Красивая жизнь Сюзанны Валадон

1920-е годы — не только расцвет творчества художницы, но и сопутствующий ему материальный достаток. Галерея Бернхейм-Йён подписала с ней и с Морисом Утрилло контракт, гарантировавший миллион франков ежегодно в обмен на будущие работы. Валадон и Утрилло писали, Андре Уттер весьма успешно выполнял административную и продюсерскую работу. Богатая жизнь началась с щедрых широких выходок Сюзанны, призванных компенсировать предыдущие годы бедности.

Окружающие были в шоке, впрочем, им не привыкать. А ставшая весьма обеспеченной Сюзанна Валадон желала одарить и осчастливить всех, до кого дотянется. Жену мясника, пожаловавшуюся на боль в спине, она отправила в санаторий подлечиться, почтальону на годовщину его свадьбы послала подарок, свою кошку кормила по выходным икрой, легко могла собрать полсотни бедных ребятишек на улице и повести их всех на цирковое представление. Улицы Монмартра были ее домом и ее школой, и ей хотелось их отблагодарить за свой успех. Возможно. А возможно, причины в чем-то другом — говоря о Сюзанне Валадон, не приходится рассчитывать на однозначные трактовки.