Агнешка Осецкая: польская муза Булата Окуджавы мечтала успеть обнять весь мир

Агнешка и Булат

В СССР популярен был музыкальный спектакль «Вкус черешни». В том числе потому, что советский театрал, да и вообще советский человек, любил всё польское — эта необъяснимая любовь русского к польскому (хотя часто — не к полякам) длилась много веков, принимая разные формы. В двадцатом веке это было связано с музыкой. Анна Герман и Марыля Родович были популярны бешено, для телевидения было придумано шоу, в котором исполнялись музыкальные новинки персонажами с польскими именами — «Кабачок «Тринадцать стульев»».

Популярности «Вкусу черешни» добавлял и тот факт, что над музыкальной его частью работал сам Булат Окуджава, неофициальная звезда Советского Союза. А польское авторство было у текстов песен и сценария. И автором того и другого была поэтесса Агнешка Осецкая. Собственно, для своего поколения поляков она была тем же, чем был для советского человека Окуджава.

Одна из песен спектакля, «Ах, пани, панове», зажила отдельной жизнью — в исполнении Гелены Великановой она часто по заявкам слушателей звучала в радиоэфире.

В этой песне, надо сказать, для русской версии спектакля Окуджава изменил одну строчку. Заменил звон церковных колоколов на воспоминание о печёной в золе картошке. Католицизм всегда был вплетён в жизнь поляков, даже во времена пребывания в социалистическом лагере; в СССР упоминание религиозной жизни в художественных произведениях не поощрялось.

Окуджава познакомился с Агнешкой в шестидесятые, в Польше. Это знакомство выросло в многолетнюю дружбу — оба высоко ценили талант друг друга. Немало стихов Окуджава посвятил именно Осецкой. Есть и ответные стихи Агнешки, которые намекают на то, что дружба могла быть чем-то большим — а впрочем, то могло быть кокетство, мечты, просто поэтическая вольность романтичности ради.

Девушка, которой хотелось обнять мир

Агнешка родилась в неудачное время, неудачном месте, неудачной семье. 1936 год, Варшава. Через три года, в сентябре, в город вошли немецкие танки. Отцом Агнешки был пианист Виктор Осецкий, но мать — мать носила немецкую фамилию Штехман. В СССР в то же время семьи с фамилией Штехман спешно высылали в Среднюю Азию. В Варшаве — нет, но это отныне была фамилия из стана завоевателей, врагов. А поляки всегда остро к такому относились… Мать после войны всё время чего-то боялась, почти болезненно, почти психически.

Конец войны Агнешка встретила уже школьницей. Она росла, и выросла, и закончила гимназию имени Марии Кюри (урождённой Склодовской, это важно!), и мир стал спрашивать её, кем она хочет стать и что хочет делать. А Агнешка… хотела почти всё. Объять необъятное.

Она любила музыку, она хотела быть журналисткой, поэтессой, писательницей, и ещё, может быть, стать актрисой — но это неточно. Но — поступить можно было только на одну профессию, и Агнешка поступила на журналистику. Закончила, и… тут же поступила в Высшую кинематографическую и театральную школу. Для этого ей пришлось переехать в Лодзь — в родной Варшаве не выходило.

Ещё в звании будущей журналистки Осецкая начала сотрудничать со Студенческим сатирическим театром. Она пробыла в совете театра до своих тридцати шести лет; но тогда, молодой девушкой, она не загадывала, насколько она тут. Она писала — всё подряд, стихи, прозу, репортаж. Всё это успешно публиковалось — Осецкую приняли как-то сразу. Она казалась голосом своего поколения, светлых вёсен пятидесятых, живших в ожидании вечного мира на планете и полётов в космос.

Мало ей было текстов, театра — Осецкая стала радиоведущей, вела музыкальную передачу (музыка! музыка!) на Польском радио. Её «Радио-студия песни» дала старт многим звёздам польской эстрады. Сама Осецкая петь могла только камерно, для своих — но она давала возможность петь на всю страну другим.

Жадная, жадная Агнешка, всё хотелось ей больше и больше сделать! И она делала, больше и больше. Её пьесы стали ставить сначала в Варшаве, потом во всей Польше, потом — в СССР, в странах соцлагеря, потом — во всём мире.

Жадная, жадная Осецкая — ей хотелось превращать чужое детство в сказку, которой не было в её детстве, и она стала писать детские книги. А дети — читать эти книги. И их детство становилось сказочнее.

А ещё она была очень красива — белокура, голубоглаза, самого идеального женского роста, как тогда считалось (165 сантиметров), с правильными чертами лица. Но это ей уже было всё равно, это была просто данность, а не достижение. Хотелось-то — достижений. Поэтому она влюблялась и влюбляла, ей очень нравилось покорять сердца. И — быть влюблённой, потому что поэтессы должны парить и страдать от любви, разве не так?

Мужчины Осецкой

Они могли бы стать отдельной книгой Агнешки — и, возможно, она и воспринимала их, как свою отдельную книгу. Ещё в школе она флиртовала напропалую, могла строить глазки двум мальчикам одновременно, а потом рыдать от того, что третий на неё не посмотрел.

Студенткой она обручилась с будущим известным писателем Мареком Хласко — союз двух гениев, вот что, наверное, сулила ей эта помолвка. Но Хласко взял и эмигрировал на Запад. Новым женихом Агнешки стал Анджей Ярецкий, сценарист и писатель. Любовь их была бурной, страстной и закончилась болезненным разрывом.

Вскоре Агнешкауже расписалась с Войцехом Фрыковским, тоже студентом киношколы, будущим сценаристом, которого Хласко в своих воспоминаниях называл многообещающим алкоголиком.

Скоропалительный брак с Войцехом продлился три месяца, и через некоторое время Агнешка нашла себе другого Войцеха — буквально, Войцеха Есёнка, театрального режиссёра. С ним брак продлился дольше, около полугода. Потом был Окуджава (но это неточно — как джентльмен, он никогда не хвастался этой связью, а может быть, как джентльмен, он не пытался себе её приписать).

Первого и единственного ребёнка, дочку Агату, Агнешка родила уже в тридцать семь лет. Отцом её стал журналист Даниэль Пассент, первый мужчина, с которым Агнешке было уютно, первый, к кому она прислонилась надолго. Но — когда Агате было восемь, Агнешка Даниэля оставила, и оставила ему на воспитание их дочь. У неё была новая любовь, молодой журналист Збигнев Ментцель. Удивительно, но и этот союз был долгим: семь лет.

Его называли её последним мужчиной; он просто оставил её, без объяснения причин — может быть, найдя молодую — и разбив ей сердце.

Вскоре после этого на глазах Осецкой развалились СССР и соцлагерь. Многие знаменитые прежде люди потеряли всё. Осецкая же нашла работу в театрев Сопоте — и написала для театра пьесы и песни, признанные вершиной её творчества. Потом этот театр назвали Театром Осецкой. Потом, когда она умерла в 1997 году, неожиданно для всех — от рака. Оставив миру песни, много песен, пьесы, много пьес, зажжённые имена, множество зажжёных легендарных имён, и дочку — конечно, журналистку.