Этель Войнич: как из строгого религиозного воспитания выросла писательница с душой революционерки

Роман «Овод», повествующий о жестоком и ранимом революционере, в России и Советском Союзе популярность имел невероятную. Вероятно, потому что был написан вполне в духе русской литературы: почти все герои в нём — хорошие и к тому же страдающие, но постоянно совершающие ошибки и по недоразумению ранящие друг друга порой смертельно. Для английской литературы такое, например, нехарактерно.

А вот личности автора что в империи, что в СССР старались не слишком касаться. Больно неудобная у неё по меркам обеих стран и их идеологий была биография. С одной стороны, яростная антиимпериалистка, с другой — ставящая национальные революции выше классовых. Между тем, судьба Войнич очень интересна и проливает свет на то, как была создана самая известная с русскоязычном пространстве книга писательницы.

При рождении девочку звали Этель Лилиан Буль.

Отцом её был известный английский математик Джордж Буль; жена его, Мэри, урождённая Эверест, также была талантливым математиком, но, как часто бывало в девятнадцатом веке, реализовать своё дарование могла только выйдя замуж за единомышленника и пользуясь его покровительством. Увы, мистер Буль умер вскоре после рождения Этель Лилиан, и Мэри стало не до науки — она осталась с пятью дочерьми на руках. Були жили в ирландском Корке, в котором экономическая обстановка и так была не очень хороша, и после смерти Джорджа буквально впали в нищету и постоянное недоедание.

Миссис Буль дошла до такого отчаяния, что, когда Этель исполнилось восемь лет, согласилась передать её на воспитание брату покойного мужа, очень суровому и религиозному человеку, интенданту на шахте. Малышку Этель этот мужчина рассматривал только как свой христианский долг и не испытывал к ней ни капли нежности. Жёсткая, иногда буквально жестокая дисциплина царила в жизни Этель.

Расставшись с матерью, она больше никогда не слышала ласковых слов и должна была забыть о ребячливых играх. Любое её живое движение наталкивалось на угрозы посмертных кар, во всём дядя видел склонность к греху и происки дьявола. Банальная конфета, например, была потаканием чревоугодию!

Неудивительно, что столкнувшись с протестантским воспитанием именно через дядю, Этель возненавидела протестантизм всей душой и назло дяде симпатизировала католикам, а вместе с ним — и ирландцам, вместе со всеми их горестями, ненавистью к соплеменникам Этель и революционными порывами. Из девочки, которую заставляли бесконечно замаливать грехи, выросла убеждённая бунтарка, ненавидевшая любую империю и приветствовавшие любое национальное движение за свободу и независимость.

В восемнадцать лет самой Этель удалось урвать немного независимости: она получила небольшое наследство и смогла уехать учиться в Берлин на пианистку. Там, в Берлине, она познакомилась с радикальной молодёжью из Российской империи и начала посещать лекции славистики, чтобы лучше понимать своих новых друзей. Продолжила общение с российскими радикалами она и после учебы, приехав жить в Лондон. Если ирландцы к антиимпериалистским настроениям англичанки относились с недоверием, то польские и украинские сепаратисты, а также русские народники приняли её дружелюбно. Ненависть к империям их объединяла.

Этель с головой окунулась в мир идеологической борьбы и революций, в мир славянских страстей.

Она выступала посредником между политическими эмигрантами в Лондоне и их российскими приятелями, азартно переводила украинских и русских авторов на английский и даже на два года устроилась работать в России гувернанткой — у дворян Веневитиновых в Воронежской губернии.

Вскоре после возвращения в Англию она познакомилась с польским сепаратистом Михаилом Войничем, бежавшим из-под стражи во время его этапирования в Сибирь. Несмотря на романтический ореол его биографии, жизнь в Лондоне он вёл довольно обычную: открыл магазин антиквариата и торговал потихоньку. Этель и Михаил быстро сблизились и поженились. Союза с революционером миссис Войнич было мало: она вступила также в Общество друзей русской свободы и Фонда вольной русской прессы.

Многие друзья Войнич вошли позже в историю: Фридрих Энгельс, Пётр Кропоткин, Вера Засулич, сторонник выхода славян из Австро-Венгрии Михаил Павлик. Но одно из самых больших впечатлений на неё произвёл убийца шефа российских жандармов Сергей Степняк-Кравчинский. Именно он стал прообразом Артура в «Оводе», именно из-за него был написан роман, в котором революционеры борются за выход из Австро-Венгрии, а не из России, как можно было бы ожидать по другим интересам Этель.

Ещё когда Войнич писала книгу, её российская подруга Зинаида Венгерова уже готовилась перевести рукопись на русский, так что до читателя в России «Овод» добрался очень быстро. Правда, Войнич очень смущало, что друзья пристроили его в журнал с названием «Мир Божий» — хорошо ли пристраивать историю с грешным кардиналом в, вероятно, религиозный журнал?

А вот на родине «Овод» особого шума не наделал, да и в Италии его признали очень поздно и при переводе изменили название на более пикантное — «Сын кардинала». Впрочем, вряд ли удивительно, что книга фанатки славянского мира прославилась именно в славянских странах — в этом есть некая справедливость.

Надо сказать, что название романа Войнич можно перевести и как «слепень», и как «овод», причём жалит именно первый, а второй, скорее, паразитирует. Но «слепень» русским переводчикам показался очень уж неромантичным на звук, и выбор был сделан в пользу «овода». Всё равно читатель понял всё правильно.

В течение жизни Этель напишет ещё четыре книги. Одна из них, «Джек Реймонд», будет рассказывать о мальчике-сироте, которого взял на воспитание жестокосердный священник-протестант — это, без сомнения, автобиографическая повесть, полная застарелой боли. Кроме художественных книг, она написала и труд, который сейчас бы отнесли к жанру нон-фикшн — «Юмор России».

Однако основной её профессией, несмотря на книги и переводы, оставалась музыка. Она преподавала игру на пианино и сочиняла композиции для этого инструмента.

Последнюю книгу Этель написала в возрасте восемьдесят одного года, весной 1945. К тому времени Этель с мужем давно переехали вместе со своей лавочкой в Нью-Йорк. Михаил умер в тридцатом году, и больше Войнич замуж не выходила. Несмотря на то, что «Овод» ставили в театрах и экранизировали, Этель вела довольно тихую, почти неприметную жизнь. Она очень удивилась, что где-то на другой стороне планеты, в СССР, она сверхпопулярная писательница, когда с этой вестью её отыскала в пятидесятых литературовед Евгения Таратута.

Удивительным образом, узнав, что Войнич ещё жива и здорова, Президиум ЦК КПСС принял решение перевести ей накопившиеся гонорары за советские издания «Овода» — пятнадцать тысяч долларов. Штука в том, что очень многих иностранных авторов в СССР издавали не спрашивая и ничего не оплачивая. Это в своё время очень злило Астрид Линдгрен, для которой литература была хлебом. Так на старости лет Войнич наконец настигли и слава, и богатство.

В девяносто шесть лет писательница умерла, и её прах развеяли над Центральным парком Нью-Йорка. Интересно, что бы сказал по этому поводу дядюшка… Как и по поводу всей этой истории с «Оводом». По счастью, он уже очень давно ничего сказать не мог.