Как жили матери до революции и в СССР и что изменилось сегодня

«Традиционная семья»: мама, папа, няня и кормилица

В гуманитарных и социальных исследованиях сегодня существует отдельная междисциплинарная область — «Исследования материнства» (Motherhood Studies). В России исследователей, которые занимаются этой областью, мало. Среди них — Наталья Мицюк, доктор исторических наук, доцент Смоленского государственного медицинского университета. Она уже много лет пишет об истории материнства в России, фокусируясь на дореволюционном периоде и дворянских семьях. «Через это можно хорошо увидеть другие исторические процессы — например, как менялась политика в разных государствах, как выстраивались институты подавления и контроля граждан, как развивалось представление о теле и медицина», — объясняет Наталья.

Работа Натальи Мицюк с дневниками, медицинскими статьями и другими источниками показала: до середины XIX века развитого способа говорить о материнстве в России просто не существовало — ни в медицине, ни в литературе, ни в публичном поле.

«В крестьянской среде материнство особо не обсуждалось, его женщины совмещали с постоянной тяжелой работой — говорит Наталья. — У русских дворян идеалов материнства тоже долго не было. Вспомним произведения Александра Пушкина, посвященные няне, а не матери. Няня там возникает не случайно — это было типично для высшего класса: женщина рожала ребенка, и на этом ее предназначение заканчивалось, детьми занимались няни, гувернантки, слуги. Или образ Анны Карениной у Толстого и ее отношения с детьми: женщины тех лет были такими воздушными надушенными дамами, которые лишь изредка заглядывали в детскую».

Кормить грудью долгое время считалось в высших кругах чем-то низменным, животным

Этим занимались не сами матери, а кормилицы. Лишь с развитием медицинского подхода к беременности и родам практика стала меняться: врачи начали настаивать на том, чтобы женщины сами выкармливали детей молоком, говорили, что это полезно и важно, размышляли о близости матери и ребенка. Но женщины долгое время сопротивлялись этому. Они могли давать ребенка кормилице и во время кормления садиться рядом, закрывая кормящей женщине лицо, чтобы ребенок видел мать, но сами кормить боялись. Тут важно и то, что женщины ходили в корсетах и из-за них возникало много проблем со здоровьем. Поэтому в классической литературе XIX века мы не найдем идиллического образа кормящей матери, это скорее исключение.

«В тяжелое время, навсегда памятное Пьеру, после родов первого слабого ребенка, когда им пришлось переменить трех кормилиц и Наташа заболела от отчаяния, Пьер однажды сообщил ей мысли Руссо, с которыми он был совершенно согласен, о неестественности и вреде кормилиц. С следующим ребенком, несмотря на противодействие матери, докторов и самого мужа, восстававших против ее кормления, как против вещи тогда неслыханной и вредной, она настояла на своем и с тех пор всех детей кормила сама».

Лев Толстой, «Война и мир» (1865–1869)

В середине XIX века дискуссия о материнстве начала развиваться сразу по нескольким причинам. С одной стороны, появлялись медицинские книги и статьи — сначала об акушерстве и родах, о беременности, потом об уходе за детьми, гигиене и здоровье. С другой — усиливалась роль государства. Оно все больше нормировало частную жизнь граждан и приписывало определенные роли женщинам. Плюс все это совпало, как ни с странно, с появлением в России женского движения, дискуссий о женской эмансипации, женском образовании — они тоже возникли у нас в середине XIX века.

Новые представления о материнстве шли как бы в противовес освободительным тенденциям

Большую роль в становлении представлений о материнстве сыграло развитие коммерческой индустрии, подчеркивает Наталья Мицюк. В XIX веке детство было коммерциализировано, появилось большое разнообразие детских товаров, специальная детская одежда. До этого детей одевали в маленькие копии костюмов взрослых. Появилась целая детская инфраструктура, а с ней и представления, во что нужно одеваться матери, что нужно покупать детям, как себя вести, как выглядеть, навязанные в том числе и рекламой. Все это происходило неотрывно от становления городской культуры.

Современные представления о гармоничном материнстве прошлого, о «традиционной семье» далеки от реальности, говорит Наталья Мицюк. Она изучила женские дневники XIX — начала ХХ века и, по ее словам, не встретила ни одного счастливого.

«Никакой радости материнства в них нет. Риторика о счастливой матери, о наслаждении материнством — это очень новая вещь. Раньше материнство было сопряжено с большим количеством страха и тревоги. Дворянки очень переживали, как они выглядели во время родов, волновались за свою фигуру. И не зря: по сохранившимся письмам видно, что их очень негативно обсуждали другие — как они поплохели за время беременности», — рассказывает Наталья Мицюк.

При этом девушки в XIX веке очень мало знали о своем теле и сексуальности — в сравнении с теми же мужчинами. Многие верили, что беременность может наступить от поцелуя. В одном из дневников Наталья Мицюк нашла описание тревог молодой женщины, которая ехала в поезде и в вагоне сидела рядом с мужчиной. Она искренне боялась, что забеременела после этого. Понятно, что реальная сексуальная жизнь и роды были для женщин полной неожиданностью и зачастую очень тяжелым опытом. Под влиянием этих страхов или из желания реализоваться они в XIX веке вполне могли отказываться от детей вообще: чайлдфри на деле практика не такая уж новая.

«Советское государство заняло место отца в семье»

Материнство в советский период сложно охарактеризовать в целом. Более чем за 70 лет советского строя политика и представления не раз кардинально менялись, подчеркивает Ольга Исупова, социолог, старший научный сотрудник Института демографии Высшей школы экономики. У каждого десятилетия была своя повестка и свои идеи о материнстве.

В раннесоветское время (1920-е годы) центральная идея состояла в том, что в жизни семьи и общества нужно все изменить. Например, именно таким пафосом были проникнуты статьи журнала «Охрана материнства и детства». Это было время открытой дискуссии, когда активно обсуждали, «как надо», как должна выглядеть новая советская семья, как помогать матерям. При этом взгляды могли расходиться: были и евгенические идеи, и экспертные медицинские представления о том, как рожать и растить детей, чтобы снизить материнскую и детскую смертность. По словам Исуповой, это было время, когда еще далеко не все рожали в родильных домах и государство стремилось к тому, чтобы как можно больше людей наблюдались в больницах, а детей отдавали в ясли. Централизированно распространялась информация о гигиене и уходе за детьми.

«В 1920-е годы важной фигурой во всех этих дискуссиях была феминистка Александра Коллонтай, — рассказывает Ольга Исупова. –Она считала, что материнство порабощает женщину, поэтому нужно ее от этого освободить, сделать так, чтобы материнство не было интенсивным, не поглощало всю жизнь и время. Именно тогда появилась идея, что женщина имеет право отказаться от ребенка в роддоме, если она сама не может его воспитывать, и закон, который это позволял. Тогда же разрешили аборты. Надо сказать, законы все время немного менялись, но важно, что появилась целая идеология: материнство — не главное в жизни женщины, оно даже может мешать ей работать на благо народа, потому что у женщин должны быть свободные руки. Идея о том, что материнство — это все же важно, возникла в СССР только в 1930-е годы, то есть в сталинское время, причем не в самое раннее. Поворот был внезапным».

Заговорили о том, что женщины могут «и на трактор, и на завод, и стрелять, и самолеты водить»

Но рожать и вести хозяйство они тоже должны (идеология так называемой редоместикации — возвращения женщин домой, в хозяйство). При этом стремления, чтобы женщина полностью вернулась домой, не было. На государственном уровне провозглашалось, что она должна успевать делать всё: и работать, и ухаживать за семьей. Именно тогда сложилась система так называемого двойного бремени, или двойной нагрузки у советских женщин, когда они должны были заниматься и оплачиваемой, и неоплачиваемой работой, и последней практически в одиночку. Все это превозносилось как вид женского героизма.

Ощущения, которые испытывает советская женщина, сочетающая сразу несколько ролей, идеально описывает повесть советской писательницы Натальи Баранской «Неделя как неделя», напечатанная в 1969 году. В этой повести 26-летняя Ольга Воронкова вынуждена совмещать работу инженера, заботу о двоих детях, домашние дела и обязательные занятия по политинформации на работе. Ей приходится отдавать детей в ясли, в садик, но там их обижают воспитательницы, они постоянно болеют. Героиня жонглирует ежедневными задачами и очень боится снова забеременеть. Она принимает противозачаточные, но они слишком ненадежны. При этом ей не хочется жертвовать своей работой, которую она по-настоящему любит.

«Конечно, мы не хотели второго ребенка. У нас еще Котька был совсем малыш. Полутора ему не было, когда я поняла, что опять беременна. Я пришла в ужас, я плакала. Записалась на аборт. Но чувствовала я себя не так, как с Котькой, — лучше и вообще по-другому. Сказала я об этом в консультации немолодой женщине, соседке по очереди. А она вдруг говорит: «Это не потому, что второй, а потому, что теперь девочка». Я тотчас ушла домой. Прихожу, говорю Диме: «У меня будет девочка, не хочу делать аборт». Он возмутился: «Что ты слушаешь бабью болтовню!» — начал меня уговаривать не дурить и ехать за направлением. Но я поверила и теперь стала видеть девочку, светленькую и голубоглазую, как Дима (Котя каштановый, кареглазый, в меня). Девочка бегала в коротенькой юбочке, трясла смешными косичками, качала куклу.

<…>

Мне пришлось уйти с завода, где я проработала всего полгода (с Котькой я уже просидела дома год, чуть диплома не лишилась). Дима взял вторую работу — преподавать в техникуме на вечернем. Опять мы считали копейки, ели треску, пшено, чайную колбасу. Я пилила Диму за пачку дорогих сигарет, Дима корил меня тем, что не высыпается. Котю опять отдали в ясли (с двумя я одна не могла управиться), а он постоянно болел и больше был дома. Выбирала ли я такое? Нет, конечно, нет. Жалею ли я? Нет, нет. Об этом даже говорить нельзя. Я так их люблю, наших маленьких дурачков».

Из повести Натальи Баранской «Неделя как неделя» (1969)

Повесть была опубликована в журнале «Новый мир» и вызвала огромный интерес и дискуссию среди читателей и особенно читательниц, которые узнавали в Ольге Воронковой себя. При этом Баранская подверглась остракизму со стороны «партийных критиков»: ее обвиняли в «бытовщине», в том, что она не хочет писать о героизме и в своих повестях и рассказах возвеличивает «маленького человека» — ничем не примечательного, бесталанного, полного страха. На самом деле Баранская просто пыталась рассказывать о проблемах женщин, которые не считались достаточно важными и заслуживающими внимания ни в обществе, ни во власти.

Надо отметить, что в советское время при всей сложности положения женщины от нее не требовалось все свое время посвящать ребенку, говорит Ольга Исупова. Если почитать биографии героических женщин конца 1930-х — начала 1940-х, то можно увидеть, что они часто оставляли детей родственникам, в учреждениях, и это считалось нормальным поступком.

Материнство гораздо в большей степени определяет женщину сегодня, чем раньше. В советское время воспитание детей было делом коллективным, его можно было перепоручить другим, например государству. Существовали круглосуточные ясли, ими активно пользовались, отдавая в них детей уже с двухмесячного возраста. Плюс было множество девушек, бегущих из деревни, — можно было легко и очень дешево найти ребенку няню.

При этом и в советское время были отдельные голоса, которые говорили, что дети должны проводить время с матерями, что нужно, например, бороться с отказом от младенцев. Но идея, что с ребенком нужно заниматься, поддерживать связь, постоянно брать его на руки была еще не так развита. Тут важно отметить, что на протяжении почти всего советского периода женщинам был доступен только декретный отпуск, введенный в первые годы существования советской власти. Отпуска по уходу за ребенком не существовало до 1981 года. Большую часть существования советского строя женщинам предоставляли отпуск только за несколько недель до родов (от шести до десяти в разное время) и несколько после.

Женщинам приходилось рано выходить на работу, и они проводили там всё свое время

Во многом эта ситуация сохранялась до падения социалистического режима, говорит Ольга Исупова. В 1961 году появился закон о тунеядстве, не работать было нельзя. При этом после войны из Германии привезли трофейные фильмы, некоторые иностранные картины закупались за рубежом. В этих фильмах советские женщины видели совсем другую жизнь, в которой героини могли уделять время детям, себе, своему внешнему виду. Позднесоветские женщины пытались создавать параллельную реальность всему тому, к чему они привыкли, шить платья из парашютного шелка. Они больше не хотели совмещать в жизни то, что совмещать практически невозможно.

Некоторые позднесоветские женщины считали, что решение проблемы двойной нагрузки — в том, чтобы женщины вернулись в дом. В целом в позднесоветское время уже существовало большее, чем в период сталинизма, разнообразие представлений о материнстве в обществе, говорит Ольга Исупова.

Единственное, что объединяло людей, — это уверенность, что все женщины хотят иметь детей и должны их иметь

Наталья Мицюк добавляет, что советская история уникальна не только тем, в каком положении оказались женщины. Дело в том, что для освобождения женщин большинство обязанностей отца было решено переложить на государство. «Советское государство заняло место отца в семье, при этом реальные отцы остались не у дел: в идеологии практически не было разговора о том, каким должен быть отец, что он должен делать, как себя вести», — подчеркивает Наталья Мицюк.

Интенсивное материнство, блоги и отсутствующие отцы

Ольга Исупова считает, что современные представления о материнстве базируются, с одной стороны, на отрицании советского опыта, а с другой стороны, те, кто его отрицает, даже не представляют, в какой степени они на нем стоят. «То, что ты отрицаешь, обычно сильно определяет тебя», — говорит она. Хотя есть и свои особенности. Например, только в постсоветское время у нас распространилась так называемая модель интенсивного материнства.

«Интенсивное материнство — это когда женщина думает обо всём», — объясняет Наталья Мицюк. Сегодня от женщин ждут, что они будут «профессионально» ухаживать за детьми (профессионализация материнства), читать литературу по педагогике и воспитанию, делать с детьми уроки и повторно проходить школьную программу, водить на кружки и вовлекаться во внеклассную жизнь. «Сейчас на маму могут подать заявление в опеку, если она не делает с ребенком уроки. Раньше же это, наоборот, считалось странным, дети учились сами», — сравнивает Ольга Исупова.

У модели интенсивного материнства много проблем. С одной стороны, оно перегружает женщину: на матери оказывается слишком много забот, ей предъявляют бесконечно много требований, причем требования эти приходят со всех сторон: от родственников, из школы, даже от незнакомых людей на улице. «Материнство никогда раньше не было столь индивидуализированным, сконцентрированным на матери, раньше в него в большей степени были вовлечены другие люди», — подчеркивает Ольга Исупова. Такая сконцентрированность материнства на женщине сказывается на ее финансовом положении, независимости, отмечает Наталья Мицюк, ведь ее почти невозможно сочетать с полноценной занятостью.

Как и раньше, сегодня женщины мало знают о реальных сторонах материнства, о его телесности и изнанке. «Думаю, мамы согласятся, что основной миф о материнстве сегодня — это его беззаботность. Со стороны все выглядит очень легко, кажется, что материнство из всех возможных эмоций должно доставлять только радость. При этом о многих трудностях просто не говорят вслух», — рассказывает Ксения Леонова, дизайнер, автор инстаграм-блога о лайфстайле и осознанности, где она рассказывает в том числе о воспитании своего годовалого сына Льва.

«Только родив сына, я узнала, что дети не умеют сами засыпать или иногда, когда они совсем маленькие, не могут сами сходить в туалет, — то есть не умеют делать какие-то совсем примитивные вещи. На подобные нюансы в результате уходит очень много родительского ресурса. Иногда очень скучаешь по легкости своей прежней жизни».

Из комментария Ксении Леоновой

Ксения рассказывает, что, например, она и думать не могла, насколько сложным на самом деле является грудное вскармливание, особенно в первые месяцы. «Интернет полон красивых картинок, где мама спокойно прикладывает ребенка к груди, и на этом все. А на самом деле в первые месяцы для многих это очень тяжело, многое может пойти не так», — рассказывает она.

Из-за того что женщины абсолютно не готовы к тем проблемам, с которыми сталкиваются, они бросают кормить грудью, хотя со временем у них могло бы все наладиться. «Самое обидное тут — не то, что больно или сложно, а то, что ты к этому не готова. Кажется, что самое страшное — это роды и после этого все будет замечательно. А потом оказывается, что первые месяцы именно в физическом смысле могут быть сложнее, чем сами роды. Это выбивает из колеи, я чувствовала себя обманутой. Я рассказывала о своих чувствах в своем блоге и получила огромный отклик от других мам», — говорит Ксения.

Сегодня тема материнства набирает все большую популярность в соцсетях и блогах — интернет становится еще одним пространством, где конструируются представления о материнстве и в том числе новые мифы. При этом, по словам Ксении, российский инстаграм про материнство, в отличие от еровпейского или американского, куда правдивее рассказывает о разных сторонах заботы о детях, в том числе не самых позитивных. «Наши мамы охотнее делятся своими переживаниями. В российском инстаграме многие мифы о материнстве не транслируются, а разбиваются, это позволяет мамам понять, что они не одни», — считает она.

При этом разговор об отцовстве как отсутствовал в советское время, так и остается неразвитым сегодня, отмечает Наталья Мицюк. Никто до сих пор не знает, каким именно должен быть отец, какова его роль в семье, его обязанности. Образ второго родителя остается размытым, неопределенным.

Большинство требований по воспитанию ложится в России на женщину

Наталья Мицюк считает, что менять стереотипы и вовлекать мужчин в процесс воспитания важно и для освобождения женщин, и для повышения рождаемости. Сейчас правительство далает ставку на то, чтобы жертвовать свободами и правами женщин ради повышения рождаемости, но современные российские женщины на это идти уже не готовы. Вместо того чтобы пытаться загнать их в рамки, Наталья Мицюк предлагает разгрузить матерей, сделать так, чтобы часть забот брали на себя отцы. Но, похоже, ни государство, ни общество не готовы к новой роли мужчины: стандарты мужественности у нас плохо сочетаются с заботой. «Мужчина с коляской воспринимается как немужественный, как что-то странное или плохое, — говорит Наталья. — И это на самом деле большая общественная проблема».