Трагедия Юрия Олеши: как советский режим сломал автора «Трех толстяков»

Одесса — родина советской литературы

«Одесская литературная группа», или «южнорусская школа», — так называют целую плеяду молодых писателей и поэтов, ворвавшуюся в советскую литературную жизнь сразу после Первой мировой войны, в 1920-е. Багрицкий, Ильф, Катаев, Гехт — все они были одесситами и привнесли в литературу многообразие и живость. Правда, совсем непростой была их судьба в новом государстве, которое вскоре столкнулось с репрессиями и цензурой. Уроженцем Одессы и участником «южной группы» был и Юрий Олеша — один из самых известных советских сказочников.

«Здесь совсем особый свет воздуха… От стакана воды, принесенного в комнату, становится прохладнее и свежее. А тут столько воды, море…» — так вспоминал родной город Олеша (по словам другого советского писателя, Льва Славина). В начале ХХ века Одесса, действительно, была особым городом — и не только из-за прекрасного климата и видов. Большую роль сыграла ее удивительная история.

В 1794 году по рескрипту Екатерины II на месте завоеванной турецкой крепости начали возводить портовый город. Его особенностью стало то, что в нем дозволялось селиться людям всех национальностей и вероисповеданий. В Одессе многие века жили русские, украинцы, чехи, немцы, евреи, поляки, греки, болгары. Город славился своей мультикультурностью: на одной и той же улице прохожий мог услышать все многообразие языков и говоров Российской империи. Сам Юрий Олеша, к примеру, происходил из польских дворян.

Интересные процессы происходили в городе во время Первой мировой, а потом Гражданской войны, когда Одесса (как и некоторые другие южные города) стала местом притяжения российских интеллектуалов. Писатели, поэты, художники, журналисты бежали в Одессу от голода и эпидемий, которые свирепствовали в Москве и Петрограде, а потом и от революции и большевиков. Империя трещала по швам, и привычные «центр» и «периферия» в ней неожиданно поменялись местами.

«Мы живем на политическом курорте. Через крохотную точку на глобусе, именуемую станцией Орша, просачиваются к нам ценности бывшей России. Уже приехали: Александр Бенуа, Юрий Озаровский, Николай Евреинов, Алексей Толстой и еще приедет много хорошего и умного народа. <…> В драматическом театре у нас играет Елена Полевицкая, в городском театре будет Шаляпин. <…> Неожиданно для себя мы разбогатели. Еще вчера мы имели убогий театр, убогую литературу, считались глухими провинциалами. Где-то в углу необъятной России торчала маленькая Одесса, и изредка ее навещали знаменитости. Но в одно яркое солнечное утро мы проснулись богачами».

Л. Камышников, «Нищие богачи» (1918 год, театральное издание «Мельпомена»). Цитируется по статье Виолетты Гудковой

В городе один за другим появлялись литературные кружки, журналы и газеты об искусстве, выходили книги, проходили литературные вечера и спектакли. Организовывали их не только приезжие интеллектуалы — были в Одессе и местные. С сентября 1917 года в здании Новороссийского университета проходили поэтические вечера объединения «Зеленая лампа», которые посещал и Олеша с товарищами. В 1920 году он с друзьями создал объединение «Коллектив поэтов». В нем обсуждали свои первые литературные эксперименты молодые авторы, чьи имена в дальнейшем будут знать все: это Илья Ильф, Валентин Катаев — и Юрий Олеша.

Впрочем, надо сказать, жизнь в Одессе, хотя и крайне насыщенная и интересная, была в те времена далека от безоблачной. Город постоянно переходил из рук в руки: его занимали французы, немцы, англичане, австрийцы, петлюровцы, деникинцы, большевики. Только в 1920 году здесь окончательно закрепились красноармейские части. А вскоре после этого часть «южной группы» покинула Одессу — и отправилась искать славу и счастье сначала в Харьков, а потом и в Москву. Но обо всем по порядку.

Поэт, шансонье и «Король гномов»

Юрий Карлович Олеша родился 3 марта 1899 года (как писал он сам, «мне повезло: я родился в те годы, когда исполнялись фантастические мечты человечества»). Его семья принадлежала к древнему шляхетскому роду, у которого был даже личный фамильный герб (впрочем, к концу XIX века род сильно обеднел). Мать Олеши была убежденной католичкой, отец служил акцизным чиновником. Была у Юрия старшая сестра Ванда, которая умерла в ранней юности от тифа.

Олеша учился в Ришельевской гимназии (окончил отлично — с золотой медалью), потом поступил в Новороссийский университет, где изучал юриспруденцию, но бросил учебу через два года. Еще подростком он начал писать стихи — его первой публикацией считается стихотворение «Кларимонда», опубликованное в газете «Южный вестник» в 1915 году (то есть когда автору было всего 16!). Олеша подражал Николаю Гумилеву, Игорю Северянину, Александру Блоку, боготворил Владимира Маяковского. Свои ранние стихи, как рассказывала вдова писателя, Олеша не любил и о них почти не говорил, но его учителю словесности из гимназии удалось сохранить тетрадь с этими произведениями.

«Наружность Юрия Олеши была приметна. Мне всегда казалось, что он похож на свои писания. Широкогрудый, невысокий, с большой головой гофманского Щелкунчика, с волевым подбородком, с насмешливой складкой рта, с острым и в то же время мечтательным взглядом двух маленьких синих светил, Олеша действительно имел в себе что-то сказочное. „Король гномов“ — так назвал его как-то Борис Ливанов, подчеркивая в нем эту сказочность и царственность».

Из воспоминаний писателя Льва Славина

Чуть позже Олеша начал пробовать себя в драме — написал пьесу «Маленькое сердце» на сюжет стихотворения одной из поэтесс «Коллектива поэтов», Зинаиды Шишовой. В самом же коллективе пьесу и поставили. Первый профессиональный спектакль по произведению Олеши появился, впрочем, только в Харькове, куда писатель (вместе с другими друзьями-литераторами) уехал в 1921 году.

Там они собрались вокруг ЮгРОСТА — местного отделения советского телеграфного агентства, которое издавало стенные газеты и агитационные плакаты. Олеша писал лозунги и статьи, параллельно работал в театре и даже выступал в местном кавказском ресторане «Верден» — был там конферансье, фокусником, «отгадчиком мыслей». Писал и исполнял песни, то есть выступал как шансонье (сегодня эти факты из биографии Олеши известны мало).

В Харькове Олеша пережил страшный голод, который случился в южных землях в это время. «Я… был свидетелем настоящей еды людей людьми», — писал Олеша потом в «Книге прощания». Впрочем, эти же слова вполне применимы и к другим событиям, свидетелем и даже участником которых стал Олеша уже позже — после того, как перебрался в Москву.

В столицу Олеша уехал в 1922 году вместе со своим другом Валентином Катаевым. В стране он остался один, его семья в этом же году эмигрировала в Польшу.

Олеша и Катаев долго не имели собственного жилья — ютились у знакомых. Например, какое-то время Олеша жил у Всеволода Мейерхольда, который ставил спектакль по его пьесе «Список благодеяний» и подружился с молодым писателем (после ареста и расстрела режиссера Олеша старался не упоминать эту дружбу в автобиографиях). Но поначалу Олеша и Катаев жили недалеко от Чистых прудов у Ольги Фоминой — дочери известного московского хирурга. Фомина любила искусство и пыталась помогать начинающим писателям и художникам.

В Москве Олеша с товарищами-одесситами стал работать в газете железнодорожников «Гудок» — писал сатирические стихи под псевдонимом Зубило. Со временем Зубило стал настоящей знаменитостью среди рабочих-транспортников: он получал сотни писем, собирал залы на своих выступлениях. Появлялись даже «лже-Зубилы» — менее талантливые поэты, которые пытались присвоить себе славу Олеши.

Впрочем, этой славы ему было мало: он хотел писать большую прозу. В 1924 году он закончил свою первую книгу — роман для детей «Три толстяка» (вышел в печати только в 1928 году). В 1927 году был опубликован его второй роман (уже для взрослых) — «Зависть». От писателя ожидали новых больших произведений, думая, что все это лишь начало блестящего пути. Но дальше случилось то, чего не мог предвидеть никто: Олеша практически бросил писать прозу и публиковаться.

Превращение

Чтобы понять, что случилось с Юрием Олешей, нужно восстановить контекст, в котором он оказался в Москве. Почти сразу после революции большевики создали Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) при Совете народных комиссаров. ВЧК сначала создавалась как временная структура, но потом развилась в сеть комиссий по всей стране. Во многих своих последующих реинкарнациях (ГПУ — ОГПУ — НКВД — НКГБ — МГБ — МВД — КГБ) орган госбезопасности просуществовал до самого падения режима.

Полномочия ВЧК постоянно увеличивались: например, уже в 1918 году эта структура получила право проводить внесудебные казни, позже им стал доступен «упрощенный» порядок судопроизводства (рассмотрение дела в суде без свидетелей, без прения сторон, приговоры могли выноситься даже внесудебным образом). Все это создавало идеальные условия для террора — что и случилось вскоре. Впрочем, он не был бы таким масштабным без активного личного участия Иосифа Сталина, который в происходящем оказался заинтересован (историки до сих пор спорят, почему именно).

Уже во второй половине 1920-х начались массовые чистки. Они то усиливались, то сходили на нет, но в целом они длились на протяжении всего периода правления Сталина и в том числе во время Второй мировой войны. Репрессии развернули и против тех, кто был идеологически далек от политического, идейного и даже художественного курса государства.

Борьба с инакомыслием в интеллектуальных кругах стартовала практически сразу после революции. Например, в 1922–1923 годах по инициативе Владимира Ленина была проведена операция по высылке деятелей науки и искусства, которые не соответствовали новой идеологии — так страну на знаменитых «философских пароходах» покинули философ Николай Бердяев и театральный режиссер Николай Евреинов.

На допросах 1930-х упоминали и Юрия Олешу, — но он спасся от ареста. В 1934 году в Москве прошел Первый съезд советских писателей, на котором был создан Союз писателей СССР и принят единый метод советской литературы — социалистический реализм. На съезде Юрий Олеша выступил с покаянной речью. Его роман «Зависть» ранее обсуждали и даже критиковали в прессе, но слова Олеши все равно прозвучали для многих неожиданно: он каялся в том, что сам является отрицательным героем из своего романа — бесполезным для нового строя мечтателем и балаболом Николаем Кавалеровым.

«Шесть лет назад я написал роман «Зависть», центральным персонажем которой был Николай Кавалеров. Мне говорили, что в Кавалерове есть много моего, что этот тип является автобиографическим. Кавалеров — это я сам. Да, Кавалеров смотрел на мир моими глазами: краски, цвета, образы и умозаключения Кавалерова принадлежат мне. И это были наиболее яркие краски, которые я видел. Многие из них пришли из детства или вылетели из самого заветного уголка, из ящика неповторимых наблюдений. Как художник, проявил я в Кавалерове наиболее чистую силу, силу первой вещи, силу пересказа первых впечатлений.

И тут сказали, что Кавалеров — пошляк и ничтожество. Зная, что много в Кавалерове есть моего личного, я принял на себя это обвинение в пошлости, и оно меня потрясло. Я не поверил и притаился. Я не поверил, что человек со свежим вниманием и умением видеть мир по-своему может быть пошляком и ничтожеством, я сказал себе: значит, все это умение, все твое собственное, все то, что ты сам считаешь силой, есть ничтожество и пошлость?

Так ли это? Мне хотелось верить, что товарищи, критиковавшие меня (это были критики-коммунисты), правы, и я им верил. Я стал думать, что то, что мне казалось сокровищем, есть на самом деле нищета. Так у меня возникла концепция о нищем. Я представил себя нищим. Очень трудную, горестную жизнь представил я себе — жизнь человека, у которого отнято все. Воображение художника пришло на помощь, и под его дыханием голая мысль о социальной ненужности стала превращаться в вымысел, и я решил написать повесть о нищем».

Из речи Юрия Олеши на съезде советских писателей в 1934 году (фрагмент из публикации в «Литературной газете», номер от 24 августа 1934 года)

Повесть о нищем, которая потом превратилась в идею пьесы, так и не была завершена. Юрий Олеша писал и другие пьесы, сценарии для кино, даже статьи с восхвалениями Сталина, но больше не сочинял большую прозу. В одном из писем жене Ольге Суок он объяснял это так: «Та эстетика, которая является существом моего искусства, сейчас не нужна, даже враждебна».

Что происходило в голове у молодого писателя в эти годы? Какие метания он испытывал как автор, который сначала поддерживал новый политический курс, но потом не нашел для себя места в новой реальности?

Это можно понять, сравнив два его романа — «Три толстяка» и «Зависть», считает литературовед Наум Лейдерман. Оба этих романа он называет неоромантическими, в каждом из них происходит конфликт двух миров. В «Трех толстяках» это конфликт между ярким миром балагана, народного театра, пространством красоты, фантазии, силы, молодости, мечты и революции — и миром дворца трех толстяков, где царят обыденность, пошлость, жадность и обжорство (главный его символ — огромное количество еды). Побеждают, конечно, красота и революция — роман в этом смысл вполне гармоничен. И совсем не случайно главным символом мира революции в книге стала маленькая танцовщица Суок, названная в честь Ольги Суок, жены и возлюбленной писателя (по мнению некоторых литературоведов, она названа в честь Серафимы Суок, сестры Ольги, с которой у Олеши тоже был роман). Впрочем, у образа девочки-танцовщицы из «Трех толстяков», скорее всего, было несколько прототипов.

Совершенно другую и даже противоположную ситуацию мы находим в «Зависти». Там тоже есть мечтатель — Николай Кавалеров. Но только он оказывается в романе уже не на стороне будущего и революции, а наоборот — человеком прошлого, ненужным новому обществу. Новым человеком в «Зависти» становится Андрей Бабичев — приземленный и очень «правильный» деятель, директор треста пищевой промышленности. Бабичев придумывает новый сорт колбасы и открывает фабрику-кухню «Четвертак», где любой советский труженик может вкусно пообедать всего за 25 копеек.

Сын Бабичева Володя Макаров — тоже новый человек, он известный футболист и мечтает, чтобы у него было железное сердце, с которым он мог бы работать без устали (интересно, что в романе «Три толстяка» наследник трех диктаторов, Тутти, боялся, что те вживили ему железное сердце и сделали бесчеловечным!).

Символы и образы в двух романах как будто меняются местами, конфликт переворачивается с ног на голову

Идеал красоты, молодости, игры и фантазии уступает место идеалу культа пользы, здоровья и беспрестанного, почти механического труда — очень далекому от всего того, что так любил Юрий Олеша. Именно поэтому в «Зависти» возникает двусмысленность (которую, похоже, и пытался как-то преодолеть Олеша в своей речи 1934 года): автор высмеивает героя из прошлого, но явно симпатизирует ему и говорит от его лица.

Юрий Олеша прожил долгую жизнь: пережил Вторую мировую войну (в эвакуации работал на радио), застал смерть и Сталина, увидел начало оттепели и изменения, которые она принесла в жизнь советских людей (ослабление цензуры, возращение старых знакомых из ссылок, реабилитацию репрессированных и незаконно осужденных при Сталине, например того же Мейерхольда).

Писатель умер только в 1960 году. С конца 1920-х он так и не выпустил ни одного большого произведения. Олеша много пил и писал что-то вроде дневников, в которых можно найти и отрывочные воспоминания, и мучительные размышления о тех, кто погиб в репрессиях, соседствующие с повседневными наблюдениями и восторженными отзывами на прочитанные книги. Все это писалось исключительно в стол, и тексты были очень откровенными и местами даже злыми.

После смерти Олеши разрозненные заметки были собраны его женой Ольгой Суок, а также литературоведами Виктором Шкловским и Михаилом Громовым в единую книгу и опубликованы под названием «Ни дня без строчки» (более полное собрание заметок можно найти под заголовком «Книга прощания»). Именно эти хаотичные наблюдения, полные боли, разочарования, напряженных споров с самим собой и при этом поразительной красоты, любви к жизни и проницательности, и кажутся самым главным и самым честным произведением Юрия Олеши. Это настоящая книга души писателя и очень личная история революции, которая оказалось не такой, как мечталось.

«Надо помнить, что смерть — это не наказание, не казнь. У меня, вероятно, под влиянием владевшего мною некогда алкоголизма, развилось как раз такое отношение к смерти: она — наказание. А может быть, так оно и есть? Тогда за что? Тогда и рождение — наказание, со своим, еще более трудно объяснимым «за что». Вероятно, кончается и эпоха этих записей. В жизни моей, по существу говоря, было удивительное обстоятельство только то, что я жил.

Каждый день я жил, каждую минуту я жил. Нельзя говорить, что я достиг чего-то или не достиг, это ерунда — главное, что я каждую минуту жил. Я шел по аллее городского сада в Ашхабаде [в эвакуации] и вдруг увидел: недалеко от стены деревьев лежат выкатившиеся на аллею большие зеленые шары, похожие на шутовски выкрашенные теннисные шары. Я нагнулся и поднял один. Довольно тяжелая штука… Как будто похоже на плод каштана. Нет, это не плод каштана. Вскрыть. — Нет, я не стал вскрывать. Нет ничего — ни дружбы, ни любви… Есть только возможность поднять с земли в тени огромного дерева зеленый шар, который я увидел впервые в жизни. Кто ты, зеленый шар?»

Юрий Олеша, из «Книги прощания»