Великое зловоние: как непродуманное устройство канализации вызвало настоящую катастрофу в Лондоне

Если бы современный человек оказался посреди Лондона в 50-е годы XIX века, в славную Викторианскую эпоху — время чопорных леди и джентльменов, изысканных манер и имперского блеска, — его первым впечатлением стал бы отвратительный запах. Чем ближе к Темзе, главной реке столицы, тем сильнее ощущалась вонь нечистот. Члены британского парламента, заседавшие в Вестминстерском дворце с видом на реку, еле выдерживали совещания. Знойным летом 1858 года соседство с Темзой стало совершенно невыносимым. Парламентарии просто не могли находиться в помещениях, даже с прижатыми к носам надушенными носовыми платками. Королева Виктория и ее супруг, принц Альберт, выехали было на прогулку по реке, но через несколько минут попросились обратно на берег, не выдержав запаха. Пресса прозвала эту урбанистическую катастрофу Великим зловонием.

Виктория и принц Альберт выехали на прогулку по реке и сразу попросились обратно

По старинке

К началу XIX века Лондон — один из самых крупных и густонаселенных городов мира. В 1801 году в нем проживало свыше миллиона человек, а к середине столетия это число увеличилось более чем в два раза. Соответственно увеличивался и объем отходов, которые жители столицы ежедневно сливали на улицы и в сточные ямы. Из-за антисанитарии и скученности свирепствовали болезни, особенно страдали от этого бедные кварталы. В 1830 году в британской столице только каждый второй ребенок доживал до пяти лет, и это еще до первой масштабной лондонской эпидемии холеры, случившейся в 1832-м.

Новая для Европы начала XIX века болезнь, завезенная из Индии, стала страшным бедствием. Холера охватывала целые районы, в каждую из эпидемий от нее мучительно умирали тысячи лондонцев. Никто тогда не знал, отчего эта болезнь возникает и как передается. Люди, не чуждые науке, искали объяснение исходя из древнегреческой теории миазмов. Согласно ей причина многих болезней — воздух, зараженный ядовитыми частицами. Многие районы Лондона действительно так «благоухали» экскрементами и гнилью, что назвать здоровым воздух было никак нельзя. На самом деле вонь сигнализировала о настоящем источнике опасности — зараженной воде, которую пили жители города. Изначально отходы жизнедеятельности в домохозяйствах Лондона хранились в выгребных ямах, которые служили и туалетами (в 1810 году таковых было примерно 200 тысяч). Специальные «ночные люди» в темное время суток вычерпывали содержимое этих ям и отвозили в сельскую местность, где нечистоты использовались как удобрение. Однако по мере роста города доставлять отходы во все более отдаленные предместья стало дольше и накладнее. Оплачивать очистку ям, пока их содержимое не перелилось через край, жителям не всегда было по карману. Зловонная жижа затапливала подвалы, просачивалась в почву и отравляла воду. Ближе к середине столетия ситуация ухудшалась с каждым годом, антисанитария беспокоила общественных активистов и простых горожан.

Все-то ты знаешь, Джон Сноу

Эпидемии холеры с начала XIX века стали настоящим бедствием в крупных городах Европы. Многие врачи следовали популярной еще в Античности теории миазмов, согласно которой люди заражались, вдыхая отравленный воздух, поэтому не надо было препятствовать извержению организмом этих ядов, — и пациенты умирали от обезвоживания. Однако были и те, кто пытался пересмотреть традиционную точку зрения. Лондонский врач по имени Джон Сноу обратил внимание, что холера поражает не дыхательную систему, а пищеварительную, и предположил, что инфекция передается через воду. Во время очередной эпидемии в 1854 году врач искал источник заражения в бедном столичном районе Сохо, опрашивая местных жителей и нанося полученные данные на карту. Оказалось, что заболели в основном те, кто брал воду из городской колонки на Броуд-стрит. Все началось с жительницы района, которая постирала пеленки больного холерой ребенка и слила зараженную воду в выгребную яму, откуда инфекция проникла в трубу, сообщающуюся с колонкой. Хотя большинство коллег встретило выводы Сноу в штыки, ему удалось добиться, чтобы жители Сохо перестали пользоваться этой колонкой. Также он выяснил, что количество заболевших холерой зависит от того, забирает ли местная водопроводная компания воду ниже по течению Темзы, загрязненную нечистотами из канализации, или выше, более чистую. В год Великого зловония Джон Сноу умер от инсульта, а его теория оставалась лишь частично признанной в научных кругах.

Сточная канава

В то же время в Лондоне с 1830-х годов росла популярность туалетов со смывом, ватерклозетов. Первый такой туалет в Европе изобрел около 1596 года аристократ Джон Харингтон, крестник королевы Елизаветы I и далекий предок известного ныне актера Кита Харингтона. Однако новшество стало приживаться в быту только с конца XVIII столетия, после усовершенствования конструкции. Его использование требовало нового подхода: с такими туалетами выгребные ямы переполняло еще и большое количество воды. Если раньше сливать нечистоты из домовладений в общегородскую канализацию запрещалось, то с 1840-х годов власти начали разрешать это и даже предписывать. Выгребные ямы понемногу ликвидировались, зато огромное количество фекалий хлынуло по подземным трубам в Темзу, главную реку города. Так, частично избавив жилые кварталы от неприятных запахов, лондонские власти, по сути, создали очаг бедствия в другом месте. Темза, и без того загрязненная, стремительно превращалась в гигантскую сточную канаву и, разумеется, в рассадник инфекций в масштабе всей столицы. «Дважды в день, — пишет научный журналист Соня Шах, — когда на Северном море начинался прилив и нижнее течение Темзы поворачивало вспять, пятно сливаемых в реку нечистот смещалось на 55 миль выше по течению — прямо к водозаборным трубам компаний, снабжающих горожан питьевой водой». За три года до Великого зловония знаменитый физик Майкл Фарадей, проплыв по Темзе на пароходе, опубликовал в газете Times письмо о состоянии реки в черте города. Коричневатая вода, по его впечатлениям, пахла как выгребная яма и была непрозрачной уже даже на глубине дюйма (2,5 сантиметра). «Возле мостов, — писал Фарадей, — нечистоты собирались в клубы мути настолько густые, что их было видно с поверхности воды». Ученый предрек, что ближайший жаркий сезон заставит городские власти расплачиваться за бездействие.

Так и случилось летом 1858 года, которое выдалось необычайно знойным и сухим, температура днем иногда превышала 38 °С. Темза обмелела, и на ее берегах обнажился толстый слой нечистот, которые разлагались под палящим солнцем, источая невообразимый смрад. Лондонцы паниковали, ожидая, что вот-вот начнется жуткий мор. «Мы знаем, что зловоние от берегов и самой воды настолько мощное, — писал авторитетный медицинский журнал The Lancet, — что даже сильным и здоровым делается дурно вплоть до рвоты и что от него бывает лихорадка». Город терпел бедствие, а ответственные инстанции все еще никак не решали проблему. Однако человек, готовый осуществить конструктивный план, все же нашелся.

Несчастье помогло

Неизвестно, как сложилась бы судьба будущего спасителя Лондона, если бы не профессиональное выгорание. Молодой инженер Джозеф Базалджетт открыл собственную контору в 1845 году, в самый разгар так называемой железнодорожной мании, когда этот передовой для своего времени вид транспорта начал стремительно развиваться. Компании, которые множились как грибы после дождя, продвигали огромное количество проектов строительства железных дорог. Базалджетт тоже заинтересовался этой сферой, набрал заказов и с энтузиазмом взялся за работу, но два года спустя не выдержал переутомления и слег. Молодой инженер, которому не исполнилось и тридцати, был вынужден все бросить и год восстанавливал здоровье в сельской местности.

Вернувшись в профессию, Базалджетт устроился в правительственную Комиссию по стокам, как раз созданную для того, чтобы решать назревавшие проблемы с канализацией. В 1852 году Джозеф стал в комиссии главным инженером, после того как его предшественника на этом посту свели в могилу усталость и нервное напряжение. За восемь лет комиссию созывали шесть раз, но ни один проект переустройства городской канализации так и не утвердили. С 1856 года вместо этого учреждения был основан Столичный совет по городским работам, с общегородскими полномочиями. Базалджетта пригласили туда, тоже на должность главного инженера. Он понимал, что избавить Лондон от антисанитарии можно, только основательно перестроив всю канализацию и выведя трубы далеко за город, но этот проект, дорабатывавшийся много лет, стоил огромных денег. Было необходимо, чтобы его утвердил парламент и финансировала казна. Неизвестно, насколько бы еще затянулось обсуждение предложений Базалджетта, если бы Великая вонь бесцеремонно не ворвалась в залы, где заседали парламентарии.

За восемь лет комиссию созывали шесть раз, но ни один проект так и не утвердили

Как шутили современники, смрад помог законодателям сосредоточиться. Билль, позволивший Базалджетту начать работы, был одобрен в парламенте и стал законом стремительно — за две недели. Инженеру выделили 3 миллиона фунтов (по современному курсу, по разным принципам подсчета, это от 304 миллионов до 9,3 миллиарда фунтов).

Инженерные решения

Базалджетт развернул масштабные строительные работы, с одной стороны, сооружая новые туннели, с другой — объединяя в общегородскую систему канализации лондонских районов. Именно его стараниями было проложено 132 километра магистральных коллекторов, протянувшихся с запада на восток вдоль Темзы и отводящих от нее потоки нечистот, а также около 1800 километров труб местной уличной канализации, куда стекалась вода и грязь с городских мостовых. Одним из первых Базалджетт использовал в строительстве исключительно водостойкий портландцемент; в наши дни этот вид цемента стал самым популярным.

Система канализации Базалджетта состояла из трех уровней. На верхнем у труб был относительно большой угол наклона, и потоки нечистот текли по ним в нужном направлении под действием гравитации. Для других уровней нужны были насосные станции. Их построили четыре. Две из них, Кросснесс и Эбби-Миллс, — настоящие шедевры архитектуры, напоминающие экзотические дворцы. Четыре мощные паровые машины Кросснесса были названы в честь самой королевы Виктории, ее супруга принца Альберта, их наследника принца Уэльского и его жены Александры. Принц Уэльский, будущий король Эдуард VII, торжественно открыл станцию в 1865 году. По этому случаю в Кросснессе устроили экскурсию для высоких гостей и пышный банкет на 500 человек. Деловые люди Викторианской эпохи хорошо понимали значение пиар-акций, поэтому торжественные мероприятия на очередных объектах строительства канализации проводились неоднократно.

Паровые машины насосной станции были названы в честь королевы Виктории и членов ее семьи

Расходы на строительство быстро росли и уже давно превысили изначально выделенную сумму, но теперь уже мало кто сомневался в его необходимости. Одним из самых дорогих предприятий Базалджетта стало сооружение трех набережных — Виктории, Альберта и Челси. Это было нужно, чтобы проложить под ними вместительные коллекторы вдоль берегов Темзы. Широкие набережные украсили город и заодно разгрузили улицы. Так, соседство с набережной Виктории пошло на пользу всегда заполненному транспортом и пешеходами Стрэнду, соединяющему деловой район Сити с центром политической жизни города — Вестминстером.

Стекавшиеся в туннели отходы направлялись за пределы городской застройки на восток, ближе к эстуарию Темзы. Там их хранили в резервуарах и в определенное время сбрасывали в реку с расчетом, что отлив унесет их в море. В 1878 году в месте такого слива на Темзе случилась трагедия: пассажирский пароход «Принцесса Алиса» столкнулся с углевозом и затонул, более 600 человек погибли; подозревали, что выживших могло быть больше, если бы оказавшиеся в воде люди не задохнулись от нечистот. После этого случая постепенно построили сооружения для очистки сточных вод, предназначенных для сброса в реку. Тем временем атмосфера в городе постепенно начала улучшаться в буквальном смысле слова. В середине 1860-х в Темзе были замечены лососи, которых там не видели уже много лет. Тогда же Лондон не смог уберечься от очередной эпидемии холеры, но она унесла меньше жизней, чем любая из предыдущих трех. К 1875 году система канализации по плану Базалджетта в целом была достроена. Должное внимание уделили и санитарии ватерклозетов: стало обязательным использование гидрозатворов, изобретенных Александром Каммингом еще в 1775 году, но ранее недооцененных.

В 1892-м британское правительство всерьез обеспокоила вспышка холеры в немецком Гамбурге, крупном портовом городе, откуда инфекция могла легко попасть в Лондон на торговых судах. Но ожидаемой эпидемии в столице Туманного Альбиона не случилось — во многом благодаря усовершенствованной Базалджеттом канализации.

Корона оценила подвиги Джозефа Базалджетта: в 1874 году его посвятили в рыцари. По словам британского журналиста Джона Доксета, «этот талантливый и дальновидный инженер, возможно, сделал больше добра и спас больше жизней, чем любой из государственных чиновников Викторианской эпохи». Созданная Базалджеттом система служит основой городской канализации и в наши дни; лондонцы гуляют по спроектированным им набережным Темзы. На одной из них, набережной королевы Виктории, инженеру поставили памятник.