Александр Востоков, Владимир Даль и другие немцы - лидеры российских славянофилов

Александр-Вольдемар Остенек (Востоков)

Многие удивляются, узнав, что имени «Светлана» до девятнадцатого века не существовало, а до революции им не называли детей. Его не встретишь ни в одной летописи, надписи, берестяной грамоте, а всё потому, что его придумал по образцу болгарской Снежаны поэт-славянофил Александр Востоков.

Вообще славянофилам девятнадцатого века, несмотря порой на причудливость их идей, есть много за что сказать спасибо, в том числе — за то, что они внесли в научную среду интерес к дохристианской Руси, которая до них считалась недостойной особого внимания, ведь язычники — всё равно что животные. Однако многое из того, что научными методами девятнадцатого века изучить было невозможно, они додумывали от себя. Среди додумок бывали имена — хотя чаще славянофилы брали реальные чешские, от которых пахло языческими временами, вроде Людмилы или Светозара. Но Светлана — полностью искусственный конструкт.

Что касается автора имени, при рождении в его документах было записано «Александр-Вольдемар Остенек», поскольку он был этническим немцем. На «Востокова» поэт поменял фамилию чисто из славянофильских соображений. Кроме Светланы, Востоков практически подарил русской науке сравнительное славянское языкознание и другие филологические труды, в центре которых были русский и церковнославянский языки.

Стихи Востокова высоко ценил Кюхельбекер, который тоже был поклонником дохристианской Руси (как и его однокашник Пушкин) и который до шести лет совершенно не говорил по-русски (как и его однокашник Пушкин).

Владимир Даль

Строго говоря, фамилия «Даль» не немецкая — отцом знаменитого собирателя слов был датчанин (или датский еврей). Немкой была его мать, Мария Христофоровна Фрейтаг. Но современники Даля чуть не всех потомком протестантов автоматически записывали для себя в немцы — попал под распределение и Владимир Иванович.

Даль-старший владел восемью языками, помимо датского, Мария Христофоровна — пятью, помимо немецкого. Неудивительно, что их сын, военный врач, тоже интересовался языковым вопросом. Нельзя сказать, что при этом Владимира никак не занимала родина отца — он даже побывал в Дании и по пути туда сильно волновался, но на месте оказался сильно разочарован: не почувствовал с местными ничего общего и навсегда решил для себя, что он — русский. Тем не менее, он предпочёл учиться в Дерптском университете, где доминировала немецкая культура и немецкий язык, несмотря на то, что само заведение было российским.

Владимир Даль, естественно, попробовал себя в литературе и начал со стихов в журнал «Славянин». Однако славу он куда быстрее получил как медик, став буквально звездой Петербурга благодаря тончайшим и искуснейшим хирургическим операциям. А как любитель русской культуры, он собирал не только отдельные слова, но и сказки. Удивительно, на сборник русских сказок высшие чины посчитали неблагонадёжным и весь тираж уничтожили — хотя обвинение в неблагонадёжности потом всё же сняли.

Александр Гильфердинг

Как и в случае с Далем, Гильфердинга немцем считали условно: немкой была его мать, Амалия Витте, а сама фамилия Гильфердингов происходило из Венгрии, впрочем, и там изначально семья была немецкой. Прославился Гильфердинг своей работой, показавшей родство «славянского» языка с санскритом — на эту работу потом долго опирались те славянофилы, что были убеждены, что русский происходит непосредственно от санскрита или что санскрит можно считать древнедревнерусским.

Гильфердинг особенно интересовался славянами на берегу Балтийского моря, что касается России, то отстаивал общинный уклад и собирал былины Олонецкой губернии, полагая их исключительно славянскими по корню (в то время, как основным населением губернии были разного рода финно-угры, в том числе и обрусевшие).

Орест Миллер

С Миллером было всё просто — он родился в стопроцентно немецкой семье и был крещён под именем Оскар, но в три года осиротел, и его воспитала русская свойственница — так что Оскар вырос русским Орестом. В пятнадцать лет он сознательно перешёл в православие. Позже он так же сознательно выбрал славянофильство.

Хотя начал Миллер с пафосно-патриотической литературы, он, как и многие славянофилы, ушёл в фольклористику и стал изучать былинный эпос — притом, по моде своего времени, в каждой строке находил некий высокий символизм. Помимо этого, каждую былину он сводил к некоему нравственному уроку, как герцогиня у Льюиса Кэрролла. Однако Миллер очень быстро стал расходиться с основным костяком славянофилов России, поскольку больше тяготел к панславизму, чем к русофильству — и тем самым порождал сомнения в собственной патриотичности. Особенно возмущало единомышленников его отношение к польскому вопросу — Миллер поддерживал поляков! Это, впрочем, было неудивительно, потому что Миллер вырос в польском окружении.

Кстати, панславистом (и в этом отношении славянофилом) без русофильства был, как ни странно, западник Александр Герцен — тоже немец по происхождению, если быть точными — по матери.

Николай Ригельман

Николай Аркадьевич ходил в немцах в основном из-за деда, немца и знаменитого инженера — но вырос он в Киеве и немцем не видел себя совершенно, да и по происхождению был преимущественно украинцем. Как и многие славянофилы, Ригельман предпочёл получить высшее образование на немецком языке, в Вене. Во время обучения он посетил Прагу, познакомился с местными чешскими патриотами и проникся славянофильскими идеями.

Всю жизнь переходя с одной чиновной должности на другую, Ригельман, естественно, не чуждался и публикаций в журналах. Начал он со славянофильского «Москвитянин», но известность в движении ему дали эссе в «Московском сборнике», в которых он описывал жизнь и положении славян Австрии, которые были тогда ущемляемыми меньшинствами империи.

Несмотря на происхождение, Ригельман занимал русофильскую позицию и постоянно критиковал украинофилов — за, так сказать, мелочность и непонимание необходимости общности в империи. При этом австрийских чехофилов он вовсю поддерживал, несмотря на то, что взгляды их во всём совпадали с украинофилами, только касались чехов.