Эмиль Золя и дело Дрейфуса: сначала обвинял, потом предстал

Дело Дрейфуса в конце XIX века раскололо общество, причем не только во Франции, где непосредственно имело место, но и во многих других странах. Капитана Альфреда Дрейфуса судили по подозрениям в шпионаже в пользу Германии, быстро вынесли приговор (виновен), разжаловали и отправили в пожизненную ссылку. И дело было бы забыто, если бы за Дрейфуса не продолжали бороться несколько человек. В их числе — брат Матье Дрейфус, полковник Жорж Пикар, адвокат Бернар Лазар и писатель Эмиль Золя. Последний опубликовал в газете статью под названием «Я обвиняю», в которой резко высказался в отношении высших военных чинов, судов, военного ведомства в целом, а также подверг критике следствие по делу Дрейфуса. Через несколько недель самого Эмиля Золя уже ждала скамья подсудимых.

Дело Дрейфуса

Попробуем изложить суть дела Дрейфуса коротко, хотя это и непросто. В 1894 году в Генеральном штабе Франции обнаружилась пропажа некоторых секретных документов. Вскоре военная разведка Франции, и в частности майор Юбер Анри, получили от своих информаторов в аппарате германского военного агента полковника Шварцкоппена так называемый бордеро — препроводительный документ. В нем кто-то сообщал, что направляет немцам секретные французские бумаги. Графологи опознали почерк капитана Альфреда Дрейфуса — выпускника Военной и Высшей политехнической школы, который был приписан к Генштабу Франции в 1893 году.

Дрейфуса быстро, уже в декабре 1894 года, предали военному суду, заседания которого были закрытыми. Улик против обвиняемого явно не хватало, но внезапно суд получил дополнительные документы — записку, изобличавшую Дрейфуса. Капитан был осужден за шпионаж, приговорен к разжалованию и пожизненной ссылке на Чертов остров, который находится в нескольких километрах от побережья Гвианы.

Казалось бы, подобные дела бывают в любой стране, особенно в такой обстановке, какая сложилась в Европе накануне Первой мировой. Однако о том, каковы были настроения во Франции, стоит сказать особо.

Франция для французов, или Национальный ренессанс

После поражения во франко-прусской войне общественное настроение во Франции можно охарактеризовать достаточно однозначно: подавленность и поиски виноватых. Историк Сюзан Цитрон, которая занималась изучением особенностей национального мифа, проанализировала содержание французских учебников истории со времен Третьей республики и пришла к выводу: «Учебники проникнуты мифом о незапамятной и неизменной Франции, уникальной, объединенной и превосходной, которой суждено вывести человечество из темноты и распространять цивилизацию: Франция — это догма и легенда. Святая кровь старых королей была преобразована в мифическую галльскую кровь французов, подтвердив расовую и культурную национальную однородность». А всех, кто выходил за пределы этой однородности, общество не принимало.

Традиционно «народный гнев» пал на евреев. Публицист Шарль Моррас, член Французской академии, яркий представитель националистов, писал, что французы должны сражаться против космополитизма: ведь именно он привел к тому, что его соотечественников теперь учат «варвары, евреи и протестанты».

Политик Эдуард Дрюмон, одно время заседавший Палате депутатов Франции, основал газету La Libre Parole, которая позволяла себе следующие высказывания: «Среди евреев существуют ростовщики, доводящие до разорения офицеров, влезших в долги; поставщики, наживающиеся на солдатских желудках; шпионы, торгующие без зазрения совести секретными документами национальной обороны» (офицеры-евреи не оставили эти слова без внимания, и Дрюмон получил вызов на дуэль от французского военачальника Андрэ Кремье. Дуэль состоялась, оба противника остались целы и невредимы).

Надо ли говорить, что еврея Дрейфуса с удовольствием сочли как раз таким офицером, выдавшим немцам национальные секреты. Плюс к тому он родился в Эльзасе, куда часто наведывался к родственникам (а эта территория после войны отошла Германии), он не был потомственным военным и не очень вписывался в эту среду, сослуживцы относились к нему настороженно. С любой точки зрения самая подходящая кандидатура для того, чтобы объявить его шпионом.

Альфред Дрейфус: за и против

Виновность Дрейфуса была сомнительна, следствие и суд — слишком быстрыми, чтобы общество оставило процесс без внимания. Известный журналист Теодор Герцль, будущий основатель Всемирной сионистской организации, присутствовал на публичной церемонии разжалования Дрейфуса и вспоминал потом, что толпа кричала: «Долой евреев». Но были и те, кто встал на сторону осужденного капитана, и их тоже было немало.

Как писал уже упомянутый Дрюмон: «Почему снобы, немцы, англичане, итальянцы, иностранцы, метисы за Дрейфуса? Почему все те, кто против Франции, или имеющие какие-то пятна, язвы, умственные аномалии, моральные уродства, почему все они за Дрейфуса?». Характеристика однозначная, но, конечно, не точная. Например, на сторону Дрейфуса, а вернее, на сторону справедливости встал полковник Жорж Пикар. Когда-то он был преподавателем Дрейфуса в Высшей военной школе, но занялся этим делом не «по старой памяти», а будучи начальником военной контрразведки. Его подозрения пали на майора Фердинанда Эстерхази — его почерк был очень похож на почерк бордеро. Были и другие свидетельства, указывавшие на возможную причастность Эстерхази к шпионажу. Пикар настаивал на том, что дело Дрейфуса нужно пересмотреть, и тогда полковника перевели в Тунис. Вернувшись из Африки, он с участием Матео Дрейфуса все-таки добился суда над Эстерхази в 1898 году, но майор был полностью оправдан.

Через два дня после этого суда в газете L’Aurore («Аврора»), главным редактором которой был будущий премьер-министр Жорж Клемансо, появилось открытое письмо Эмиля Золя J’accuse — «Я обвиняю». «На днях военный суд, понуждаемый приказом, дерзнул оправдать пресловутого Эстерхази, нагло поправ истину и правосудие. Этого нельзя перечеркнуть — отныне на лице Франции горит след позорной пощёчины, и в книгу времени будет записано, что сие мерзейшее общественное преступление свершилось в годы Вашего правления.

Но раз посмели они, смею и я».

В письме Золя подробно изложил все подробности расследования и суда, а в конце выступил с прямыми обвинениями в адрес подполковника Дюпати де Клама (вел предварительное следствие по делу Дрейфуса), генерала Мерсье (военный министр), генерала Бийо (член Высшего военного совета), генерала де Буадефра (начальник Генштаба), генерала Гонза (помощник де Буадефра), генерала де Пелье, майора Равари (вели следствие по делу Эстерхази), экспертов-графологов, Военного ведомства и военного суда первого и второго созыва.

В заключительных словах Золя отмечал, что прекрасно понимает — в отношении него могут быть применены статьи Уложения о печати, предусматривающие судебное преследование за ложь и клевету. Писатель заявлял о своей готовности предстать перед судом, но только при условии, что это будет суд присяжных, а заседание — открытым.

Эмиль Золя обвиняет, военные начинают суд

Военный министр Бийо не хотел начинать процесс против Эмиля Золя — дело было бы слишком громким. Но газета с его письмом разошлась невероятным для тех времен тиражом — 300 тысяч экземпляров. Общественное мнение всколыхнулось, и вот уже люди делятся не только на сторонников и противников Дрейфуса, но и на сторонников и противников Золя, которому тут же припомнили его итальянское происхождение.

7 февраля 1898 года начался процесс против писателя. Как и было указано в его письме, процесс проходил с участием присяжных. На скамье подсудимых были сам Эмиль Золя и выпускающий редактор газеты «Аврора» Перрен. У Золя как главного обвиняемого было несколько адвокатов во главе с известным Фернаном Гюставом Гастоном Лабори (впоследствии он будет адвокатом Дрейфуса).

Основное обвинение, предъявленное писателю, — это безосновательность утверждений. Так как Золя обвинял военных в предвзятом отношении и покрытии незаконного решения, суд потребовал доказательств. Их не было, но адвокаты выстроили защиту на том, что функция писателя, авторитет которого в обществе высок, — это привлекать общественное мнение к явному нарушению законности и порядка. Например, к тому, что расследование по делу Дрейфуса было проведено недостаточно тщательно. Для этого Золя использовал те средства, которые были ему доступны — газетную трибуну. Защита настаивала, что к таким случаям, как выступление Эмиля Золя, нельзя подходить с формальными требованиями.

Суд вызвал огромное количество свидетелей: показания давали высокопоставленные военные, в том числе действующий и предыдущий военные министры, начальник и офицеры Генерального штаба — все, кто имели отношение к делу Дрейфуса. Их выступления сводились к одному простому тезису — честь армии превыше всего и уж точно выше любых обвинений, предъявленных Золя.

В качестве свидетеля вызвали и майора Эстерхази. Он явился в суд, но не ответил ни на один вопрос, хотя ему задали их около ста. Офицеры, присутствовавшие в зале, встретили такое поведение овациями, а жандармы вынесли Эстерхази из зала на руках.

На присяжных оказывалось беспрецедентное давление. В частности, генерал Буадефр, начальник Генерального штаба, заявил, что при принятии решения в пользу Золя весь Генштаб и Военное министерство выйдут в отставку. Суд оставил это заявление свидетеля без внимания, не прервав заседание и не проведя с присяжными никакой разъяснительной работы.

Выступление на суде Эмиля Золя было очень эмоциональным. Он не защищался, а говорил о том, что его задачей было привлечь внимание к несправедливости. В итоге суд приговорил его к одному году заключения и штрафу в 3 000 франков. Приговор Перрену был мягче — четыре месяца тюрьмы и также штраф. Лабори подал кассацию, но приговор был оставлен без изменения.

Не желая оказаться в тюрьме, Золя бежал в Англию. Во Францию он вернулся только в 1899 году после самоубийства Юбера Анри и бегства Эстерхази из Франции.

P. S. Дело Дейфуса не было закончено. Вскрылся обман: Юбер Анри признался, что письмо, подтверждавшее виновность Дрейфуса, которое было представлено суду в последний момент, было фальшивым. После этого признания он покончил с собой. Это стало толчком к возобновлению дела. В 1899 году Дрейфус был вновь признан виновным, но пожизненную ссылку заменили на 10 лет, а в 1906 году все обвинения с него были сняты.