Эжен Франсуа Видок: история знаменитого преступника, ставшего еще более знаменитым сыщиком

Эжен Франсуа Видок любил рассказывать, что родился он в ночь жуткой бури, донельзя напугавшей все мирное население Арраса, и обе повитухи в один голос сказали, что новорожденный просто обречен наделать в жизни громких дел, раз уж его прибытие в этот мир сопровождается таким грохотом. (Шел 1775 год, настоящие бури над Францией разразятся лишь через полтора десятка лет.)

Он был пятым сыном булочника. А это совсем не то же самое, что третий сын царя, сами понимаете. Поэтому бедному ребенку пришлось стать самому себе сказочной феей и добрым волшебником, благо силенок хватало. Эжен был очень крупным мальчиком, в семье его не то чтобы ласково прозвали Кабаном, и этот Кабан умел заставить себя уважать. В десять лет он уже прослыл не только грозой всей местной детворы, но и опытным вором.

Эжен таскал у родителей деньги и вещи, выбивал из детей на улице деньги и сладости, и соседи в один голос пророчили развитому дитяте, что он окончит свои дни в петле, причем слишком долго этого события ждать не придется. В 14 лет он украл из дома все столовое серебро. Терпение родителей лопнуло, и они сдали сына в тюрьму для маловозрастных преступников. Через две недели трепания пеньки и регулярных порок Эжен на свидании с родителями плакал так горько, так молил о прощении и так клялся стать хорошим, что те дрогнули и забрали сыночка из страшного места.

Начало пути. Первая попытка

Как думаете, долго Эжену удалось продержаться в амплуа положительного героя? Тот, кто ответил «мало», – мудрый человек! Через год мы можем видеть нашего героя, который в ночном мраке крадется из родительского дома, прижимая к груди узелок со всеми ценностями, какие только смог найти.

Отцовская касса, семейные сбережения, побрякушки матери – не бог весть какое богатство, но до Америки добраться хватит. А уж в Америке молодым, сильным и дерзким есть где развернуться, это вам не аррасская булочная! Шел 1791 год, революции всего мира ласково открывали объятия юным героям. А мамаша небось и без своих серег за прилавком постоит. Впрочем, щедрый Эжен полагал, что спустя пару лет сможет прислать старушке пригоршню-другую бриллиантов в возмещение убытков.

Увы, Америка случилась куда ближе, чем рассчитывал Видок. В ближайшем портовом городишке он напился, проигрался, познакомился с парой веселых девиц… В общем, многолетние семейные накопления куда-то сгинули всего за пару плохо запомнившихся ночей. Домой возвращаться не хотелось, и Эжен попытался как-нибудь без особых усилий встроиться в социум.

Какое-то время он проработал в цирке, изображая дикого человека. Могучий торс начинающего дикаря намазали темным маслом, парень сидел в клетке, корчил зевакам рожи и вызывал в них священный ужас, пожирая сырое мясо и некрупные булыжники.

Но даже богатырское здоровье недолго продержалось на такой диете: спустя пару недель запор и кишечное кровотечение вынудили Видока вернуться в лоно цивилизации. Он, правда, почти было нашел свою судьбу, пристроившись в театр марионеток, но, к несчастью, у кукольника была красивая жена. Застав своего нового работника при попытке соблазнить супругу, хозяин разочаровался в перспективах дальнейшего сотрудничества с Эженом. Пришлось тащиться домой, сдаваться родителям. Родители, как водится, простили сына.

Начало пути. Попытка вторая

Но даже и у родительского терпения есть пусть нечеткие, но границы. Очень скоро почтенная чета Видок поняла, что очень трудно жить в одном доме с шумным гигантским типом, который пьет как свинья, бегает за всеми юбками как кот и крадет все, что блестит, как сорока. Воздействовать на сынка они могли одним-единственным способом – круглосуточно проедать ему плешь, читая нотации и умоляя исправиться. Эта нехитрая мера возымела дейст­вие: вскоре Эжену стало так невмоготу под родной крышей, что он записался в армию.

Его приняли в гренадеры, где ценили высоких силачей, и целый год Эжен провел в блаженстве: за казенные деньги ему выдали красивый мундир, жалованья хватало на кабаки и потаскушек, а регулярные дуэли поддерживали неизбывный интерес к жизни.

За пятнадцать поединков ему удалось убить четверых человек и еще троих ранить. Видока стали побаиваться, и нельзя сказать, что ему это не нравилось. Потом бурбон­ский полк приступил к боевым действиям, и это тоже было здорово. Правда, военная дисциплина доставляла немало хлопот: почти половину времени своей службы Видок проводил под арестом за разные грехи типа драк, мародер­ства и неподчинения приказам.

Его даже три раза приговаривали военным трибуналом к расстрелу с отсрочкой приговора. Но приговоры снимались лихим поведением гренадера на полях сражений: Франция прощала своим славным сынам любые грехи. За исключением одного — предатель­ства. А его Видок как раз и совершил, перейдя в 1792 году под австрийские знамена вместе с генералом Дю­морье. За дезертир­ство полагалась смерт­ная казнь без всяких отсрочек, и, казалось бы, путь на родину для Эжена должен закрыться надолго. Ничего подобного. Спустя полгода, утомившись обществом авст­рийцев и вкусом штруделя, Видок вернулся домой, в Аррас.

Революция — очень удобная вещь, когда нужно путать следы, подделывать документы и лжесвидетельствовать. Бюрократия и администрация в панике следят за тем, как горят архивы, как важнейшие документы пишутся чуть ли не на оберточной бумаге кем ни попадя, как разрушается и трещит система. И людишки вокруг, как назло, вносят сумятицу: разрешили им менять свои имена и фамилии — теперь только успевай регистрировать консьержам имена графов, а графам — фамилии аптекарей. Одни прячутся, другие стремятся выпятиться — чехарда, одним словом.

Видок, подделав кое-какие документы, взял фамилию Руссо, решив, что военным судам потребуется много лет, чтобы решить этот ребус хитрого дезертира. И оказался прав. Приговоренный к смерти за измену Родине спокойно жил у себя дома, ни от кого не прячась. И было ему тогда 18 лет.

Большие приключения

Жизнь была, в общем, неплоха, но пришлось жениться. Одна из девиц, на которых Видок вел охоту по Аррасу, объявила о том, что беременна, и грозила пойти в суд. Суд же ему был совершенно ни к чему: меньше всего Эжену хотелось привлекать к себе внимание правосудия в любых формах.

Так что в назначенный день он мрачно потащился к алтарю. И, естественно, выяснилось, что мерзавка Мари-Анна Шевалье все наврала. Не было у нее в животе никакого ребенка — одна бабская подлость. (Кстати, как выяснится спустя пару десятков лет, и быть ничего не могло, так как Эжен оказался безнадежно бесплоден. Видимо, создав столь совершенный образчик мужской красоты и здоровья, природа разумно решила, что подобные произведения ее искусства должны существовать в одном экземпляре.)

Разъяренный молодожен сообщил супруге все, что про нее думает, и ушел из дома, прихватив по доброй традиции все деньги и украшения Мари-Анны.

Ушел из дома Видок на этот раз далеко, аж в Брюссель, захваченный тогда французскими войсками. Там он уст­роился неплохо: притворялся тяжко раненным ветераном, носил приобретенный у перекупщика мундир, потихоньку промышлял контрабандой, подделкой ценных бумаг и шулерством.

Вершиной же этой разнообразной деятельности стал роман с настоящей баронессой. Видок не был в баронессу влюблен (все-таки она была старше его на тридцать лет), но ему были очень симпатичны ее деньги. Наконец, получив доступ в постель и сейф красавицы, он похитил у дамы 15 тысяч золотых дукатов и смылся из Бельгии. Баронесса не побоялась позора (на что Видок все же рассчитывал) и обратилась к француз­ским властям с просьбой о помощи.

На Видока-Руссо началась охота, пусть вялая, но тем не менее. Отныне ему терять было нечего, и парень словно сорвался с цепи.

Он подделывал все новые и новые документы. Менял имена и обличья как перчатки. Невзирая на приметный рост и лицо, он умел так мастерски владеть своим телом, что ему удавались самые невероятные метаморфозы. С утра он мог в виде молодого и холеного немецкого промышленника присутствовать на дегустации шоколада в париж­ском кафе, а вечером в седом парике и вонючих отрепьях встречаться с подельниками в грязной трущобе, разрабатывая планы грабежей. В стране стоял хаос, революционный террор принялся лить на мостовые реки крови и возводить пирамиды из отрубленных голов — и мошенники всех видов во главе с Видоком чувствовали себя в этом кровавом болоте прекрасно.

Страх парализовал людей, и они становились легкими жертвами шантажа, разбоя, насилия в любой форме. Власти же охотились на дворян, на монахов, на либералов и смотрели сквозь пальцы на воров. Именно в то время и создалось то крепкое и страшное во­ров­ское братство, которое долгие годы было бичом Франции, расползлось далеко за ее пределы и стало прародителем того, что сейчас принято называть «преступный мир».

Король параллельного мира

А это был именно мир. Со своими расами, классами, видами и породами. Он зарождался в сточной канаве близ Сены среди покрытых струпьями пьяных нищих, плодился по грязным кабакам и дешевым публичным домам, добирался щупальцами шантажа и рэкета до почтенных буржуа, через ростовщиков, дам полусвета, проигравшихся вельмож проникал в мир аристократии и власти.

И при этом он был структурен, связан, управляем. Тут не было одиночек: любой человек, переступивший через тонкую черту закона, становился частью этого мира, естественной частью его организма, пешкой или королем.

Эжен Франсуа Видок стал королем. Не абсолютным монархом, но одной из ключевых фигур. Сам он не нападал с ножом на запоздавших прохожих, не прикасался к кровавым сорочкам, отмокавшим в бочках у скупщика краденого, но он был одним из тех, кто планировал эти преступления и потом получал свою долю чистых, не пахнувших ничем неприятным денег. Сейчас бы его профессию назвали «логист».

Это было почти безопасно. В тюрьму до 1797 года Видок попал лишь однажды, по собственной глупо­сти: отлупил ухажера своей любовницы. Из тюрьмы он бежал: во время допроса ухитрился извернуться, запереть охранников в своей же камере и, накинув плащ и надев шляпу одного из них, спокойно пройти мимо караула.

ЖАНЫ-БЕЛОРУЧКИ

Когда кто-то распустил слух, что работники «Сюртэ» под видом патрулирования занимаются привычным делом – шарят по карманам, Видок приказал всем своим людям надеть плотные белые перчатки. Такие, которые заметны издалека и в которых самыми ловкими пальцами в карман не залезешь. Жандармы «Сюртэ» носят их до сих пор — в знак чистоты своих намерений. Выражение «работать в белых перчатках» — оттуда же.

В осаде

Тем не менее петелька вокруг Видока затягивалась все туже. Эпоха террора закончилась, стражи порядка начали пытаться за этим порядком хоть как-то следить, и Эжен стал слишком бросаться в глаза, невзирая на любые маскировки. Выправить себе настоящие документы он не мог, подделки же были небезопасны.

Рано или поздно он с ними попадался, его помещали под арест до «выяснения обстоятельств», он всеми правдами и неправдами ухитрялся бежать. Все равно он мог позволить установить свою личность. Оба более-менее безопасных имени он потратил: на Видоке висел приговор за дезертирство, на Руссо болталась безутешная баронесса.

Наконец его все же сумели схватить достаточно крепко и осудить. Тут Видок, конечно, подставился сам. Сидя в очередной кутузке «вплоть до выяснения обстоятельств», Видок вызвался помочь бежать богатому крестьянину, попавшемуся на краже скота у соседа. Взамен крестьянин обещал щедрую мзду. Видок сумел связаться с коллегами на свободе, и те составили почти как настоящий приказ о помиловании, который поддельный курьер доставил в тюрьму.

Увы, начальник тюрьмы оказался слишком въедливым и внимательным: чем-то приказ ему не понравился (возможно, шестью содержавшимися в нем грубыми грамматическими ошибками). Курьера схватили, стали трясти крестьянина, тот принялся поспешно каяться, и в результате Видока осудили на восемь лет за подделку документов. Отправили его в Тулонский острог, знаменитый своими жесткими порядками.

Целых полгода он не мог выбраться из этой мрачной крысоловки, но в конце концов все устроилось удачно. Натирая едкой штукатуркой ногу под кандалами, Эжен устроил себе загноение, и его отправили в тюремный лазарет. В лазарете же Видок сумел соблазнить монахиню, которая ходила за больными, переоделся в ее платье и так сбежал.

Виват, Наполеон!

Увы, теперь его внешность была хорошо известна всем жандармам. На «бегунков» по всей стране рассылались детальные словесные портреты, маскировка уже не помогала, и жизнь на свободе превратилась в сплошные гонки с преследованием.

Все больше приходилось Видоку прятаться по норам, квартировать безвылазно в сомнительных пансионатах, не смея выйти на улицу в солнечный день. Он по-прежнему руководил многими мошенническими и воровскими операциями, но встречаться с подельниками было все труднее. Порой они приводили за собой хвост, и приходилось заниматься всякой ерундой: бегать по крышам, нырять в реки, отлеживаться в канавах, а потом снова искать себе логово.

Но тут Видоку опять повезло. Пришедший к власти Наполеон принялся вербовать солдат, а вербовщики — это единственные официальные лица, которые не любят проверять подлинность бумаг гражданина. Так в 1800 году он под сто пятым чужим именем оказался во флоте.

На войне Видоку было хорошо. Он попал на корабль знаменитого капитана-капера Жана Барта, проявил себя, как обычно, смельчаком, дослужился до офицерских чинов и стал получать часть добычи с отловленных и ограбленных английских судов. Состояния этим он сделать себе не мог, но на жизнь хватало.

Увы, с суши тем временем приходили неприятные сведения. Встречаясь во время стоянок в портах со своими «коллегами», Видок узнавал, что за его голову назначена награда, что жандармы продолжают нюхать землю в поисках следов и нарыли много интересного из его прошлой жизни, что теперь ему светит пожизненная каторга и что, пожалуй, не стоило бы сходить на берег.

Спустя несколько лет война пошла на убыль, и Видок стал задумываться о будущем. И чем больше он задумывался, тем меньше это самое будущее ему нравилось. По всему выходило, что прятаться ему теперь придется до седых волос. А тридцать три года — это не восемнадцать. В этом возрасте хочется чуть меньше приключений и чуть больше надежности.

Покаяние или предательство?

И вот в 1809 году к шефу парижской полиции по уголовным делам явился очень интересный человек. Огромный, все еще красивый, с пронзительными небольшими зелеными глазами, на первый взгляд неуклюжий, как все большие люди, на самом же деле пластичный как кошка. И начал этот человек рассказывать шефу Анри очень интересные истории. Про клан парижских убийц, в который принимают краденых детей начиная с трех лет и воспитывают из них диких зверей, одержимых страстью убивать. Про тайный язык фальшивомонетчиков. Про разделение участков города между различными группами карманников…

А потом гость рассказал заслушавшемуся господину Анри всю правду о себе (ну почти всю) и предложил: вы освобождаете меня от груза всех скопившихся приговоров, я же взамен освобожу вам Париж от нечисти, которую вы тут понаплодили и у которой я в больших друзьях. И вот спустя несколько месяцев после этого разговора Эжена Франсуа Видока ловят и торжественно сажают в тюрьму. Там его с почетом встречает местная братва, спешащая поделиться с «королем риска» последними деловыми новостями. А потом вдруг начинаются облавы, странные задержания в надежных местах.

В назначенных для ограбления ювелирных лавках опытных медвежатников встречают не драгоценности, а сидящие в засаде жандармы… Король же риска, вместо того чтобы уехать на острова с наполовину выбритой головой и при кандалах, вдруг оказывается на свободе. Ходит по трактирам, болтает с народом… А народу становится все меньше и меньше: кто на каторге, а чью отрубленную голову месье Пари уже кинул в плетеную корзину…

Два года Видок проработал тайным осведомителем, после чего перестал таиться и возглавил специально созданный под него отдел сыскной полиции, получивший название «Сюртэ» – «Безопасность». Да-да, это та самая «Сюртэ», которая до сих пор является примером для уголовной полиции любой страны.

Впрочем, кому еще создавать идеальную полицию, как не преступнику? Нанял же туда Эжен Франсуа Видок воров, грабителей и мошенников, которые отныне следили за бывшими своими собратьями профессионально, до тонкостей зная все нюансы воровского дела. Кроме официальных сотрудников Видок работал и с тайными осведомителями: он сумел создать настоящую сеть поставщиков информации, плотно окутавшую парижский криминалитет. Парижская публика сначала была в шоке. Но результаты не заставили себя ждать: преступность в столице резко пошла вниз. За годы своей работы Видок отправил на гильотину более восьмисот человек, несколько тысяч были осуждены на каторгу.

Противники новых порядков

Логично предположить, что парижские злодеи ненавидели Видока, но на самом деле они панически боялись его. Жан Вильен, один из сотрудников «Сюртэ» той эпохи, свидетельствует: «Имя „Видок“ они боятся произносить больше, чем монахиня  – помянуть Сатану. О нем ходят страшные легенды. Говорят, он обладает невероятными, дьявольскими способностями». Вместо того чтобы организовать его убийство, преступники не решались называть его имени.

Ненавидели же Видока как раз люди большей частью порядочные. Они считали, что с его появлением честь парижской жандармерии растоптана, что служить закону могут только чистые люди и что методы Видока исключительно подлые. Сперва он через агентов сам планирует преступление, сам набирает исполнителей, а потом просто присылает за ними стражу, которая арестовывает растерянных грабителей на месте несостоявшегося преступления. Да, честные люди на грабеж не пойдут, но такими методами работать нельзя! «Можно, — отвечал Видок. — Мы делаем воздух Парижа чище».

Свое дело

Из «Сюртэ» Видока сумели выжить только спустя 17 лет. Возможно, противникам удалось бы сделать это раньше, но ему симпатизировал пришедший к власти после падения Наполеона Людовик XVIII, который целиком одобрял методы Видока.

В те годы Видок стал любимцем светской публики: он охотно посещал салоны, рассказывал знатной публике интересные истории из жизни парижского дна. Иногда приносил с собой любопытные артефакты — типа локона отравившейся юной детоубийцы. Он помогал аристократам решать некоторые сложные дела интимного характера, по большей части связанные с шантажом, и бдительно следил за мошенниками, которые могли бы попытаться прокрасться в эту охраняемую им оранжерею.

Все же в 1827 году бесконечные доносы врагов утомили Эжена, и в 52 года он подал в отставку. Но вовсе не для того, чтобы уйти со сцены, нет. После отставки он создал свое частное детективное бюро, превратившееся в богатую и знаменитую компанию. Написал несколько книг про преступный мир – те стали бестселлерами и были переведены на десятки языков.

Женился на красавице тридцатью годами моложе себя и умудрился жить с ней вполне счастливо. Умер Эжен Франсуа Видок в 82 года, окруженный почтительными учениками, сотрудниками и членами семьи.

Соседи про петлю не угадали, а вот повитухи сумели все верно предсказать.