Индейцы и кока: иезуиты против наркомании в испанских колониях

Пряник принудительного труда

Никто не хочет работать из-под палки. Но и платить за работу тоже никто не хочет. Так почему бы не совместить приятное с полезным? Вместо еды и воды испанцы, захватившие империю инков, стали выдавать индейцам, которых принудительно сгоняли в поместья-энкомьенды, коку. Пока индеец жевал коку, он работал как заведённый и забывал о своей участи, а заодно и о пище. Кока оказалась чертовски удобным «пряником».

Правда, индейцы дохли от такой работы как мухи. Но это не казалось проблемой — ведь индейцев было много. Испанская корона рассматривала их как удобный и массовый ресурс. Они строили дороги, содержали в порядке ирригационную систему, работали на шахтах и в поместьях конкистадоров.

В целом ряде поместий, включая и церковные владения, выращивали коку. Так, епископ Куско в 1590-х годах был крупнейшим кока-производителем в регионе. Листьями коки расплачивались с индейцами. Они стали аналогом валюты. Кока обеспечивала усердный бесплатный труд, и сундуки церкви и конкистадоров ломились от серебра.

От такой «трудовой политики» население империи инков стремительно сокращалось — но продолжало жевать коку. «Теперь индейцев скорее можно увидеть на серебряных рудниках, чем рядом с Куско», — писал испанский чиновник-аудитор испанскому вице-королю в конце 16 века.

Хотя колонизаторы выжимали все соки из индейцев, они не должны были помирать раньше времени. Это же огромная упущенная выгода!

Спасём их души и тела

Начиная с середины 16 века колониальные власти и церковь соревновались в спасении индейцев. Первый ход сделала церковь. В борьбе за индейские души Собрание епископов Лимы 1552 года постановило запретить «изобретение дьявола» — коку. Барталоме де ла Вега писал в 1562 году, что «кока — это основное подношение языческих идолов».

Потом подтянулась тяжёлая артиллерия в виде епископа Чиапаса Бартоломе де лас Касаса, и дело сдвинулось с мёртвой точки. В 1569 году испанский король Филипп II выпустил закон о коке. Хотя в преамбуле король вспомнил филиппики епископов — мол, это постоянный спутник ведовства и идолопоклонничества — запрещать её употребление он не стал. Против запрета выступали местные помещики и включённая в систему колониального управления инкская знать.

Ко времени принятия закона испанцы заработали сотни тысяч песо от выращивания и продажи коки индейцам — и хотели продолжать зарабатывать дальше. Лояльные колонизаторам инки старались не отставать от такого выгодного предприятия. К тому же сами индейцы стали воспринимать обряды с кокой и её жевание как «старые добрые» обычаи инкской старины.

К тому же чем больше был оборот коки, тем выше становились доходы у казны. Всевозможные налоги на оборот, на продажу, на растаможивание и за транспортировку коки между разными городами — испанская бюрократия была хитра и изворотлива. Деньги она выколачивала из всего, и кока была ничем не хуже сахара или вина.

Прибыль превыше всего

Позиция церкви резко отличалась. Её представители, в особенности иезуиты, отчаянно клеймили коку и её употребление. Коку объявили чуть ли не единственным препятствием между истинной верой в бога и гнусным индейским язычеством.

Иезуит Пабло Арриага, один из самых красноречивых сторонников уничтожения посевов коки, апеллировал к тому, что сами индейцы выращивают коку для языческих практик. «Индейцы охраняют эти поля… Они для них источник языческих подношений… Поэтому все эти поля должны быть сожжены». Однако не стоит думать, что падре Арриага был бездумным фанатиком. Наоборот, он дотошно и подробно описывал религиозную практику индейцев и призывал учитывать её во время проповеди. Уничтожение коки, как он убедительно доказывал, должно было облегчить работу миссионеров.

Однако действия иезуитов (а Арриага был не единственным критиком употребления коки среди индейцев) поначалу ни к чему не приводили.

Франсиско де Толедо, вице-король Перу в 1569–1581 годах, больше занимался претворением в жизнь разнообразных реформ Филиппа II. Смертность среди индейцев напрямую касалась благосостояния короны, так что дон Франсиско срочно занялся наведение порядка в этой области. Материальное положение индейцев резко улучшились. Не забыл он и о работниках кока‑плантаций.

Индейцам впервые установили твёрдую заработную плату. Запретили работать на плантациях женщинам и детям до 12 лет (штраф 200 песо). Индеец мог работать на плантации не более 24 дней в году (штраф 500 песо). Но самым большим потрясением стало обязательство снабжать работников едой, а не кокой, и работать не более восьми часов в день (работа прекращалась с началом вечерней мессы).

Плантаторы после того, как им стали прикрывать такую благодатную лавочку, завыли белугами. Рентабельность упала с тысячи процентов до 200!

В общем, стало не до спасения индейских душ — надо было спасать прибыли своих кока-предприятий. Так что к очередному антикоковому наступлению иезуиты, самые последовательные сторонники искоренения потребления коки среди индейцев, перешли в 17 веке.

Отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие

На этот раз иезуиты использовали аргументацию известного учёного-натуралиста 16 века Хосе де Акоста, который много сделал для развития образования в колониальной Америке. (В частности, открыл большое количество иезуитских колледжей: в Арекипа, Ла Пасе и Сукре). Коку, безусловно, следовало запретить, но в первую очередь бороться надо было не с употреблением, а с выращиванием, особенно индейцами.

Бейте по производителю, а не потребителю. С последними Акоста предлагал поступать довольно мягко — убеждать отказаться от коки и постоянной проповедью склонять индейцев к принятию христианства и отказу от «языческих обрядов» в целом.

Одновременно с этим Акоста осторожно соглашался с тем, что кока может быть полезна, что она хороший стимулятор и даже немного лекарство. Такая позиция была объяснима. Ни церкви, ни иезуитам не хотелось ссориться с местными помещиками и властями. И не только с ними: даже сам колледж Арекипа имел небольшую фазенду с коковой делянкой. Ну не обламывать же самих себя?

Из-за такой уклончивой позиции усилия по христианизации и искоренению коки в Андах оказались явно недостаточны. Франсиско Патино, миссионер в регионе Куско, писал обречённые письма архиепископу Лимы Педро де Виллагомесу: индейцы не были заинтересованы в принятии христианства — им всё заменила кока. И он был не один в своей печали. Все видели: индейцы в массе своей принимали христианство чисто номинально, явно увязывая его с доколумбовыми обрядами.

В середине 17 века Совет по делам Индий, озабоченный вялотекущим нытьём миссионеров и разочаровывающими докладами колониальных епископов, плюнул на всё и решил смириться с гнусной индейской привычкой. Да, индейцы склонны ко всяким суевериям — но как и испанцы, и ряд других подданных его католического величества. Да, с суеверием надо бороться, но в силу его размаха и заинтересованности короны в благополучии столь ценного ресурса, как индейцы, — надо действовать убеждением. А что касается наиболее рьяных инквизиторов (некоторым лишь бы жечь всех подряд!), то пусть берут пример с испанских собратьев — плетей ведьмам, штрафы оступившимся, и нечего голову засорять всяческой фигнёй.

И вот именно в тот момент, когда все сдались, потребление коки стало падать. В конце 17 века по вице-королевству Перу одна за другой прошли несколько эпидемий тифа, гриппа и ряда других заболеваний. Индейское население уменьшилось где в два, а где и в три раза. Меньше потребителей — меньше коки.

Однако только в Эквадоре удалось практически полностью вывести эту привычку.

Но был и тот, который не жевал

Ещё в 1541 году реку Кихос на северо-востоке Эквадора испанцы незамысловато называли «рекой коки». А в 1583 году испанский хронист Лопе де Атиенсо описывал территорию, лежащую ниже по течению реки, как «Кока-провинцию». В те времена практически все индейцы жевали коку.

В 1626–1627 годах инспекционная поездка инквизитора Хуана де Меноска выявила, что члены доминиканского и августинского орденов в Аудиенсии Куско непрерывно употребляют коку. Да что там доминиканцы — сами иезуиты, которые, как мы видели, были настроены резко против употребления и выращивания коки, растили её в своих поместьях и на местах были сплошным кока‑картелем.

Как и в Перу, позиции у церкви и государства оказались противоречивыми.

Вроде бы надо выполоть эту языческую заразу, но с другой стороны — она же денег приносит, и ещё каких!

Правда, собрания католических епископов Кито, в отличие от таких же собраний в Лиме, были последовательно запретительными. Что в 1570-м, что в 1628-м — епископы жёстко настаивали: сжечь эту богомерзкую коку и баста!

Однако господство коки подорвала простая демография.

Перед прибытием испанцев в 1524 году в Эквадоре проживало около 1,5 миллионов индейцев. Встреча колонизаторов и индейцев прошла в тяжёлой и кровавой атмосфере. Болезни и чудовищные условия труда на шахтах и плантациях за сто лет сократили число индейцев в семь раз — до 210-220 тысяч.

Чем меньше было индейцев, тем меньше становился рынок коки. Традиционное знахарство захирело, мелкие торговцы-миндала находили всё меньше покупателей на листья коки, а найм индейцев на шахты (для работы на которых требовалась кока) — резко сократился. В 1690-х годах очередные эпидемии сократили количество индейцев ещё в два раза. Спустя сто лет они так и не смогли восстановить свою численность.

Выращивать коку для индейцев стало просто невыгодно. Шахты в Эквадоре, одни из основных потребителей коки, были выработаны — это не Перу или Боливия, серебра там всегда было мало. Поместья церковных орденов, светских феодалов и местной торговой верхушки просто переключились на другую продукцию: от виноградарства и хлопка до оливковых деревьев и перца чили. Мелкий и дорогой рынок потребителей-креолов и заморских испанцев приносил больше прибыли, чем нищие индейцы.

Иезуитам не удалось побороть коку — это сделали болезни и экономика.