Как лечить инакомыслящих: карательная психиатрия против диссидентов

Борьба с инакомыслием — вопрос медицины

Сажать или — тем более — расстреливать инакомыслящих во второй половине ХХ века стало постыдным делом. А вот объявить сумасшедшим — гораздо более удобный способ изолировать диссидента под благовидным предлогом: и судить можно негласно, и сломать психологически, и запугать его единомышленников (ну кто захочет оказаться в смирительной рубашке, обколотым непонятными препаратами и рядом с настоящими психами и убийцами…). Заодно карательная психиатрия позволяла истолковать несогласие с советским образом жизни и законами как проявление душевной болезни.

В России этот приём использовали ещё до революции, к примеру, душевнобольным в 1836 г. объявили Петра Яковлевича Чаадаева, автора нашумевших и крамольных «Философических писем» (мыслителю пришлось несколько месяцев ходить к полицейскому врачу, чтобы доказать, что он не сумасшедший, и прекратилось это только при условии, что больше он «не смеет ничего писать»; правда, Чаадаев писал, но не публиковал). На вооружение этот метод взяла и советская власть, и в отличие от самодержцев, которые прибегали к нему в исключительных случаях — использовала с размахом.

 Первой жертвой карательной психиатрии стала Мария Спиридонова, эсерка, которую в 1921 г. чекисты с диагнозом «истерический психоз» заточили в тюремную психиатрическую больницу. Применяли психиатрию и в 1930−50-е гг.: в психбольницах при тюрьмах (например, при Бутырской тюрьме) или обычных — но под управлением НКВД и следующих итераций госбезопасности. В таких учреждениях с решётками, колючей проволокой и прожекторами оказались в своё время политзаключённые Константин Пятс (первый президент Эстонии), который так и умер в дурдоме в 1956 г., родственник Молотова Дмитрий Вишнявский и адмирал Лев Михайлович Галлер. Последний также скончался в психбольнице в 1950 г., по данным А. Подрабинека, после «пыточного допроса»; реабилитирован в 1953 г.

На волне «оттепели» и развенчания культа личности Сталина власти косвенно признали и злоупотребления психиатрические, и многих политзаключённых признали психически здоровыми и выпустили. К примеру, в одной только Казанской психиатрической больнице в 1956 г. числилось 270 осуждённых по ст. 58 УК РСФСР, причём некоторые сидели там аж с 1939 г., когда эта больница появилась; 84 человека из этого числа освободили. Однако худшее время в истории советской психиатрии ещё было впереди.

Против коммунизма? Сумасшедший!

 В 1960—1980-е гг. практика карательной психиатрии распространилась особенно широко — она широко применялась в борьбе против движения диссидентов и вообще инакомыслящих. Н. С. Хрущёв ещё в 1959 году рассудил на страницах газеты «Правда» (24 мая 1959 г.): «Можно сказать, что и сейчас есть люди, которые борются с коммунизмом… но у таких людей, видимо, явно не в норме психическое состояние». Приписывают Хрущёву и более категоричную и лаконичную формулу: «Против социализма может выступать только сумасшедший». Так «антисоветская агитация» (и без того уголовное преступление по ст. 70 УК РСФСР 1960 г.) могла легко объясняться психическими расстройствами. При этом быстренько госпитализировать антисоветчика можно было и без всяких уголовных дел, речей и адвокатов — «по медицинским показаниям». Оказаться «сумасшедшим» можно было за участие в самиздате или распространение неугодных стихов, фотографий или листовок (как случилось со студенткой Валерией Новодворской и композитором Петром Старчиком). Учитель литературы и русского языка из Торжка Станислав Строганов попал на 4 года в психушку только за то, что написал письмо на радиостанцию «Голос Америки» (1971 — 1975 гг.).

Как правило, диссидентам ставили один из двух диагнозов: или паранойяльное развитие личности (бред, одним словом), или «вялотекущая шизофрения» — болезнь, которую открыли только психиатры СССР и особенность которой заключалась в том, что инакомыслие могло считаться единственным её проявлением вследствие «медленного развития патологического состояния». С такими симптомами в психушку можно запихнуть любого, кто посмел высказаться о власти критически. Отправить признанного невменяемым человека могли в обычную психбольницу или больницу тюремного типа — так называемую «специальную психбольницу» (СПБ). Врачи назначали пациентам седативные: аминазин, галоперидол, трифтазин и иные средства. При этом нередко противопоказания игнорировались, а список побочных эффектов от этих препаратов довольно внушительный: негативное влияние на почки и печень, сердечно-сосудистую и эндокринную системы, кожу, глаза, желудок и кишечник. Некоторые препараты, как тот же галоперидол, вызывали нестерпимые мучения. Сопротивляться было бесполезно — «агрессивного» санитары изобьют, привяжут и всё равно будут «лечить». Применялась и электрошоковая терапия.

В больницах пациенты оказывались в совершенно бесправном положении — в полной зависимости от врачей и охраны, прав меньше, чем у заключённых в колониях. Зверства, избиения, неоказание медицинской помощи, сексуальное насилие, доведение до самоубийства, даже убийства — всё это, по свидетельствам В. Буковского, М. И. Кукобака, Ю. Белова, П. Григоренко, В. Новодворской и других «сумасшедших», средний и младший персонал творил с одобрения или молчаливого согласия главврачей. Изредка встречались врачи, которые сочувствовали узникам. Во многих тюрьмах было лучше, чем в «психушках». Особенно же прославились Казанская и Ленинградская СПБ.

Иосиф Бродский и другие «пациенты»

 В начале 1960-х КГБ начал наступление на литераторов-нонконформистов в Ленинграде. В 1963 г. госбезопасность заметила рост популярности молодого поэта Иосифа Бродского среди молодёжи. Бродского лишили заказов на переводы стихов для издательства «Художественная литература», чтобы затем объявить тунеядцем и судить. Суд в начале 1964 г. даже не смог доказать, что Бродский жил на нетрудовые доходы, однако судья явно был настроен против поэта, так что его друзья и адвокат решились на весьма рискованную (и ошибочную) меру — попросили о медицинском освидетельствовании: мол, человек с небольшими психологическими проблемами, надо дать ему время встать на ноги, и всё. Так Бродский оказался в ленинградской психиатрической больнице № 2 «на Пряжке». То, что он там испытал, он потом назвал своим самым тяжёлым опытом в своей советской жизни. Три дня в палате для буйных запомнились особенно: Бродского будили по ночам, силой запихивали в ванну с холодной водой, плотно оборачивали мокрой простынёй и сажали рядом с радиаторами отопления (это называлось «укрутка» — высыхающие простыни сдавливают всё тело и причиняют сильную боль). Биограф Бродского Л. Лосев недоумевает, зачем это делалось — то ли его всерьёз так пытались лечить, то ли просто из садизма. Правда, выпустили поэта перед следующим заседанием суда с заключением, что он «психическим заболеванием не страдает». Суд закончился приговором к пятилетней ссылке.

 В сравнении со многими диссидентами (к которым Бродский себя, кстати, не причислял), ему ещё повезло. Иным пришлось годами томиться в дурдоме, где в отличие от тюрьмы никто не знал даже, когда выпустят. Филолог Виктор Файнберг — один из семи человек, что вышли на Красную площадь в 1968 г., провёл в Ленинградской СПБ 4 года. Пережил и издевательства персонала, и голодовки. После освобождения эмигрировал. С ним же на ту знаменитую демонстрацию вышла переводчица Наталья Горбаневская — сначала её, кормящую мать, не тронули, но затем ей всё-таки поставили удивительный диагноз «не исключена вялотекущая шизофрения». Так Горбаневская попала на два месяца в Казанскую СПБ, в палату с агрессивными душевнобольными, в том числе убийцами. В 1975 г. также эмигрировала. Пётр Григоренко, генерал-майор и ветеран войны, с 1961 г. открыто критиковал партию и её политику. Когда уговоры в КГБ не помогли, последовала психиатрическая экспертиза — и в Ленинградскую СПБ (ведь только сумасшедший в СССР откажется от генеральских номенклатурных привилегий за какую-то «правду»!). На несколько лет в психиатрических больницах оказался и писатель Владимир Буковский — за изготовление фотокопий запрещённых книг и организацию демонстрации в Москве.

 Кто ещё только не побыл в сумасшедших домах — биолог Жорес Медведев, переводчик Пётр Патрушев, математик Александр Есенин-Вольпин (сын Сергея Есенина), писатели Михаил Нарица, Саша Соколов и Валентин Овечкин, художник Виктор Кузнецов, инженер и переводчик Натан Щаранский (он потом руководил различными министерствами Израиля), физик Лев Убожко… Общий счёт лишь знаменитостей идёт на десятки людей.

***

 Масштабное применение карательной психиатрии закончилось только в годы Перестройки. В 1988 г. психиатрические больницы из-под контроля МВД перешли в ведение Минздрава.