Как раньше в Северной Америке индейцы ухаживали за девушками

Требования к девушкам у североамериканских индейцев были строги. От неё требовались девственность и молчаливость. Даже поднять лишний раз глаза на юношу считалось для девушки предосудительным. Так что согласие или несогласие принять ухаживание девушки часто показывали коротким знаком. Но при этом редки были насильные браки: молодые люди обычно сами выбирали друг друга. Правда, это касалось только отношений внутри племени. Выкрасть и сделать насильно женой девушку из другого племени не считалось чем-то дурным.

Когда девочка становилась девушкой, которую можно взять в жёны, это часто можно было заметить по её костюму. Например, популярным знаком было добавление в вышивку на одежде красного цвета. У сиу также существовал целый обряд представления девочки, который совершался после её первых регул: её родственницы устраивали пир, на который созывалось всё племя. На пиру девочка красовалась новенькими взрослыми одеждой и причёской, так что и пропустившие пир знали, что она теперь может выйти замуж.

Обычно на таком пиру девочка сидела среди уважаемых членов племени, принимая подарки и комплименты, и один из старейшин произносил для неё специальную речь. В общем, это было похоже на индивидуальный выпускной. На пиру юноши могли как следует разглядеть возможную невесту — ведь до того они смотрели на неё теми же глазами, что на любого другого ребёнка. Чтобы девушка, в свою очередь, посмотрела на юношей взрослыми глазами, на пиру устраивались танцы: молодёжь плясала вокруг огня под барабаны.

У многих североамериканских индейцев главным атрибутом ухаживания была флейта. Неженатый юноша играл на флейте прилюдно, встав неподалёку от жилища девушки; мужчина, который хотел увести чужую жену, тихонько играл на флейте ночью, пока сердце его возлюбленной не истомится нежными звуками и она не выйдет, чтобы уйти с ним. У индейцев за измены страшно наказывали, но открытые разводы в большинстве племён совершались легко и непринуждённо, так что воин или охотник, опасающийся, что кто-нибудь соблазнит его жену, ночью крепко её обнимал, а утром расчёсывал ей волосы — это считалось верным средством привязать сердце женщины. Юноша, прилюдно играющий для девушки на флейте, обязательно одевался в самую красивую одежду.

У сиу и некоторых других индейцев в ходу были также одеяла. Завернувшись в одеяло, юноши, иногда по несколько, поджидали девушку возле типи. Если она куда-то шла, каждый старался подскочить к ней и укутать их двоих одеялом, чтобы поговорить наедине, произнести самые горячие слова. Это было по сути единственной возможностью для подростков уединиться без того, чтобы над ними насмехались: никто не видел, с кем шепчется девушка, чтобы попрекнуть её этим, но все видели, что двое стоят, а не лежат.

Если девушка никуда не выходила одна, чтобы избежать назойливых ухаживаний, юноши по одному приближались к порогу жилища, где она сидела с вышивкой (ведь в типи не было окон, а для рукоделия требовался свет), и, завёрнутые в одеяла с ног до головы, чтобы никто не высмеял их за нескромность, шептали признания и комплименты. Скромница с вышивкой даже не поднимала глаз, да и зачем? Ведь она рассматривала мокасины, по которым потом могла бы узнать молодого воина.

У лесных индейцев в ходу было поджидание на тропе к ручью. Юноша выпрыгивал перед девушкой, которая ему нравилась. Если она останавливалась, это означало согласие выйти замуж; тогда юноша быстро говорил, когда придёт со свадебными дарами. Если девушка невозмутимо проходила мимо, это означало, что предложение отклонено.

В ходу было также ухаживание под названием «захват одежды». Возле ручья или водопоя юноша хватал рукой платье девушки, чтобы она послушала его признания. Если девушка была против, она вырывалась и шла дальше по своим делам. Если ей было приятно слушать, она только делала вид, что пытается вытянуть платье из пальцев воина, чтобы подольше его послушать и постоять рядом с ним.

Иногда ухаживание ограничивалось тем, что парень в лучшей одежде, на лошади с богато украшенной упряжью разъезжал туда и сюда перед типи красавицы, надеясь привлечь её внимание и, главное, впечатлить своей добычливостью её семью.

Порой дело доходило до добрачной связи, и, если любовь юноши была некрепка, он мог бросить «не удержавшую чести» девушку и ославить её в песне, вложив туда все ласковые слова, что она ему сказала. До насилия внутри племени не доходило: за это могли убить. Но только если девушка сама не нарушила какой-нибудь из суровых законов, не отправилась бродить зря одна по лесу, например.

Период ухаживаний после того, как девушка признавалась повзрослевшей, длился несколько лет. В среднем девушки выходили замуж в пятнадцать, их женихам было около двадцати: юноша, ни разу не проявивший себя в военном походе или особенно крупной охоте, не имел права флиртовать с девушками.

Несмотря на запрет, девушки иногда обменивались словечком-другим с юношей, чаще всего — у ручья, где набирали воду и где любили играть дети. Но горе ей, если потом она предпочла другого: из её слов оскорблённый юноша сложит песню, и все будут знать, что в племени есть обманщица. Хотя по недавней свадьбе и так можно было вычислить ветреную девушку, отвергнутый воин мог усилить её унижение, назвав в песне имя (к чему, конечно, большинство не прибегали, потому что это роняло лицо и парня тоже).

Со временем с той же целью, что одеяло, стал использоваться заимствованный у европейских народов зонтик: стоящие под ним вместе могли разговаривать. Зонтики ценились большие, за которыми можно как следует укрыться. Их украшали перьями, мехом, бисером, лентами и даже колокольчиками, могли разрисовать с внутренней или наружней стороны. У колокольчиков на зонтике было своё назначение: никто не мог подслушать, не отвечает ли девушка юноше.

Иногда девушка была так влюблена, что тайно дарила юноше подарок, чаще всего — вышитые мокасины. Это очень порицалось, считалось, что так она покупает его любовь. А вот такой же подарок от сестёр или матери девушки считался почётным: его дарили в знак того, что сватовство семья воспримет благосклонно.

Сватовство проходило довольно просто. Юноша приносил дары к жилищу девушки. Если семья их не принимала сразу, он мог добавить в течение дня ещё что-нибудь. Но если с закатом ничего не менялось, это означало отказ. Если же семья была рада видеть юношу отцом своих внуков (у индейцев дети принадлежали семье матери), то она забирала дары и, в свою очередь, одаривала жениха. После обмена подарками устраивалась свадьба.

Не всегда юноша отказывался от возлюбленной, если его сватовство отклоняли. Он мог договориться с ней о побеге. Сбегая с девушкой верхом, молодой воин обязательно снимал с неё и откидывал мокасины: так поступали с похищенными против воли, чтобы они не сбежали. Таким образом юноша оберегал честь девушки, перекладывая всю вину на себя: мол, не побег, а кража. Беглецы искали приюта у родственников на других стоянках.

Как правило, такие сложности были только с первым сватовством. Из-за малой продолжительности жизни большинства мужчин у индейцев было относительно распространено многожёнство. Второй женой индеец брал родную или двоюродную сестру жены, исходя из того, с кем жена договорится о совместном владении мужчиной. В конце концов, мужчине по большему счёту всё равно, а женщине приятно. Главным условием для обзаведения второй или третьей женой была способность кормить и её, и детей. Часто также воин брал во вторые жёны невестку, если его брат умирал — это считалось в некотором роде обязанностью; если же умирала жена, воин старался в следующий раз жениться на одной из её сестёр, чтобы все его дети принадлежали одному роду и чтобы новая жена относилась к ним ласково: не чужие ведь.

Просто проходило и сватовство вдовца ко вдовице. Он мог зайти к ней в гости и завести речь о том, что в его типи не хватает хозяйских рук, а мать его стара; к тому же они с матерью не съедают всё то мясо, что он приносит с охоты и он не прочь кормить кого-то ещё. Если женщина была согласна, она отвечала, что не прочь, чтобы мужчина охотился ради неё; после этого они съезжались и считались мужем и женой.

У индейцев Центральной и Южной Америки о браках чаще договаривались родители, так что флирт между молодыми людьми был более скрытным и менее ритуализированным, чем у североамериканских индейцев. Но среди бедных семей довольно распространены были побеги влюблённых, которые вынуждали родственников играть свадьбу по факту начала супружеской жизни. Богатых девушек, конечно же, сурово стерегли. За тем, чтобы знатная девочка не взглянула на мужчину, следили так строго, что девочек сурово наказывали даже за то, что она просто подняла взгляд от земли или работы в своих руках.

Если у ацтеков многожёнство было в ходу, то у майя семейная ячейка обычно состояла из одной жены и одного мужа, и жёны майя славились своей ревнивостью. Брачный возраст майя сильно снизился после завоевания испанцами, стали нормой невесты двенадцати-тринадцати лет, но до того он держался, как и у всех индейцев северного американского континента, а также кечуа (инков) на уровне пятнадцати-шестнадцати. В остальном к девушке относились так же строго, и она не могла поднять глаз на юношу или мужчину без того, чтобы её ославили бесстыжей. Флиртовали молодые люди только шёпотом, и браки заключали их родители по своему выбору.

У кечуа браки порой заключали даже не по желанию родителей, а по решению общины: мол, возраст подошёл, давайте, создавайте ячейку общества. Но инки были вообще очень тоталитарным, хотя и социально ориентированным, государством. Что касается их соседей из джунглей, отношения между юношами и девушками варьировались от племени к племени от полной свободы в добрачных связях до строгости ацтеков и майя.