Как рисунок Михаила Врубеля едва не стал причиной дуэли между художником Валентином Серовым и фабрикантом Матвеем Кузнецовым

Яблоко раздора

Дом Кузнецовых на 1-й Мещанской улице.

Вечером в марте 1900 года Михаил Врубель пришёл в дом Матвея Кузнецова и обвинил последнего в бесчестном отношении к его рисунку. Промышленник едва удержался от того, чтобы тут же указать Михаилу Врубелю на дверь. Художник, волнуясь и запинаясь, попробовал объяснить причину, вызвавшую его глубочайшую обиду.

Когда король фарфорово-фаянсовой империи предложил Врубелю сотрудничество, тот охотно согласился. Художник давно увлекался живописью в керамике, а фарфор он считал едва ли не высшим искусством. Он с удовольствием создавал эскизы для росписи, но отношение к одной из последних работ возмутило художника.

Летом 1899 года Михаил Врубель создал рисунок по мотивам новгородских былин. На нём был изображён Садко, который играл на гуслях для Морского царя и нежных морских русалок. Уже через несколько месяцев Дулевский фарфоровый завод выпустил совершенно изумительное декоративное блюдо.

Впоследствии Кузнецов решил растиражировать рисунок Врубеля. На его заводе был изготовлен специальный штамп, а наносить его стали не только на блюда, но ещё и на вазы. Однако изображение на вазе моментально теряло всю свою прелесть и композицию. По замыслу художника играющий на гуслях Садко смотрит на русалок. На вазе же гусляр оказывался к русалкам спиной. Фактически, рисунок оказывался разорванным, так как невозможно было сразу охватить взглядом всю картину.

Матвей Кузнецов сухо сообщил Врубелю о том, что он купил рисунок, соответственно, может делать с ним всё что угодно, и наносить на любые виды изделий. Его до глубины души оскорбила попытка художника диктовать свои условия использования эскиза. Михаил Врубель покинул дом промышленника совершенно расстроенный.

Внезапный визит

Матвей Кузнецов.

Всего через пару дней все в тот же дом на 1-й Мещанской улице пришёл ещё один господин. Он даже не стал дожидаться, пока горничная доложит о его визите, а стремительно прошёл в гостиную, где находился Кузнецов. Матвей Сидорович сразу узнал в посетителе Валентина Серова, известнейшего художника.

Вся знать хотела иметь написанные ним портреты, но господа часто опасались позировать художнику. Причиной тому была особая прозорливость Серова: на портрете представал человек, каким он был на самом деле, словно художник писал внутренний мир того, кто ему позировал.

К Матвею Кузнецову Валентин Александрович прибыл требовать извинений в адрес Михаила Врубеля. Художники дружили ещё со времён обучения в Академии Художеств, а обида Михаила Врубеля отзывалась болью в душе Серова.

Серов пытался объяснить: тиражирование произведения искусства великого мастера полностью обесценивает творение, а перенос на непредназначенные для этого изделия превращает шедевр в уродство. Кузнецов был непреклонен. По его мнению, сам факт покупки эскиза делает его единоличным владельцем рисунка и даёт право распоряжаться им по своему усмотрению.

Все слова художника о самобытном таланте Врубеля и ревностном его отношении к своим произведениям натыкались на холодное непонимание со стороны Кузнецова. В конце концов Матвей Сидорович пояснил Серову: на своих фабриках он будет делать только то, что сам считает нужным.

Валентин Серов, поняв, что мирным путём решить вопрос не удаётся, вызвал Кузнецова на дуэль, надеясь таким способом отстоять честь друга.

Мучительный путь к примирению

Михаил Врубель. Автопортрет.

Поначалу Матвей Кузнецов решил: Валентин Серов шутит. Но тот уверил фабриканта в серьёзности своих намерений и удалился. Вскоре Кузнецов получил письменный вызов, где очень подробно оговаривались все условия предстоящего поединка.

Дни текли за днями, а Матвей Сидорович ходил мрачнее тучи: никак он не мог понять, что ему делать с этой дуэлью. Стрелять он не умел, но и отступаться от своих слов ему казалось крайне унизительным. Его сомнения разрешил Иван Морозов, директор Тверской мануфактуры бумажных изделий.

Узнав о предстоящей дуэли, Морозов посоветовал всё же попробовать избежать стрельбы. Уверил он Кузнецова и в том, что принесённые Врубелю извинения ни в коем случае не станут предметом насмешек, ибо Серов не станет распространять слухи по Москве.

Поняв, как ему действовать, фабрикант не стал откладывать дело в долгий ящик, а уже на следующий день отправился к Серову. Выходил он от художника уже в прекраснейшем расположении духа.