Как Сергей Витте с попом Гапоном «дружил»

На некоторые обстоя­тельства, связывав­шие Витте и Гапо­на, проливает свет хранящееся в фондах Российского государственного исто­рического архива письмо Георгия Гапона председателю Совета мини­стров Сергею Витте, датированное 17 марта 1906 года. Особую значи­мость этому документу придаёт то обстоятельство, что спустя всего 11 дней автор письма нашёл свою трагическую гибель на одной из дач в пригороде Санкт-Петербурга — Озерках, куда его заманил другой «друг» — Пётр Рутенберг.

Текст письма заслуживает того, чтобы привести его полностью:

Его сиятельству графу Сергею Юлье­вичу Витте.

От бывшего священника Георгия Гапона.

ЗАЯВЛЕНИЕ.

Осенью прошлого года я получил пред­ложение от имени Вашего Сиятельства вступить с Вами в переговоры по поводу рабочих организаций и их материального состояния. Мне было объявлено, что воз­никновение рабочих организаций возмож­но, и мне было разрешено полулегальное пребывание в Петербурге впредь до окон­чания возбуждённых переговоров. Я со­гласился, не видя ничего дурного в этом разрешении. Но как скоро пребывание моё в столице обнаружилось, на меня обру­шились мои политические враги и начали распространять в печати и в обществе ложные, позорные слухи о моих тайных служебных отношениях к правительству в целях борьбы с освободительным дви­жением и даже прямо в виде полицейской агентуры.

«Левые партии», идя во след газетам охранного направления, с особым ожесто­чением открыли против меня кампанию в печати и в рабочей среде, но вместо того, чтобы бороться со мною честным оружием, они, как и охранители, пред­почли путь гнусных инсинуаций по моему адресу, не стесняясь опозорить в глазах общества даже мою частную и семейную жизнь. Положение моё при полулегаль­ном существовании невыносимо, так как я лишён законного права каждого гражда­нина открыто и свободно защищать свою честь и доброе имя.

Обращаюсь поэтому к Вам, милости­ вый государь, с настоятельной просьбой: если в прошлых моих действиях прави­тельство уже не видит преступления, то оно должно амнистировать меня, как всех остальных, причастных к движению 9 января. Если, наоборот, в моих прошлых действиях правительство видит пре­ступление, ещё не получившее своей кары, то судите меня, как беглого преступни­ка, наравне с другими.

Я не хочу никаких даров от правитель­ства, ибо позади этих даров скрываются данайцы, и прошу меня либо легализиро­вать с правом жить в Петербурге, либо привлечь меня к уголовной ответствен­ности в суде. Дайте мне возможность от­ крыто и свободно защищать свою честь.

Георгий Гапон. 17 марта 1906 г.

Чтобы стала более понятна подо­плёка событий, о которых идёт речь в письме, придётся вернуться более чем на год назад. В канун «Кроваво­го воскресенья», поздним вечером 8 января 1905 года, в «Белый дом», как неформально называли особняк Вит­те на Каменноостровском проспекте, явилась делегация интеллигенции и общественных деятелей, стремив­шихся предотвратить кровопролитие (в её состав входили, в частности, писатель Максим Горький, историк Николай Кареев, трудовик Алексей Пешехонов). Сергей Юльевич любез­но принял делегацию и выслушал их взволнованные речи, однако заявил, что «он бессилен что-нибудь сделать в желаемом вами направлении».

Правда, он попытался позвонить министру внутренних дел Петру Святополк-Мирскому, но тот отказал­ся принять делегатов. Объективности ради отметим, что Витте действительно едва ли мог реально сделать что-либо, так как занимаемый им пост не давал для этого никаких полномочий.

Именно тогда, очевидно, и врезалось в его память имя Георгия Гапона, священника, создавшего при содей­ствии властей и полиции массовую проправительственную рабочую организацию под названием «Со­брание русских фабрично-заводских рабочих города Санкт-Петербурга».

Хотя накануне 9 января Витте и попытался «умыть руки», но уже после кровавых событий ему всё же пришлось заниматься «рабочим вопросом»: по указанию Николая II Сергею Юльевичу было поручено подготовить специальный импера­торский манифест по данной пробле­ме. Проект документа он составил, но манифест так и не был подписан императором.

Гапон же, оказавшись за грани­цей в ореоле «героя 9 января», занял предельно радикальную позицию. Написанные им воззвания носили кровожадный характер, призывали бороться с царским режимом и его слугами всеми доступными спосо­бами, включая террор и вооружённое восстание. Он последовательно пытался сблизиться почти со всеми левыми партиями, не брезговал даже японскими деньгами, но особого успеха как революционный лидер так и не добился.

Разочаровавшись в революцион­ном экстремизме, Гапон вернулся в Россию уже после Манифеста 17 октября 1905 года, провозгласивше­го политические свободы и возмож­ность создания легальных политиче­ских партий и профсоюзов. Его цель заключалась теперь в стремлении во что бы то ни стало воссоздать свою организацию, которая была запреще­на после событий 9 января.

Руководители прежнего «Собра­ния» настойчиво требовали от вла­стей снять арест с имущества организации, разрешить её деятельность и отдельным пунктом — «возвра­тить», то есть реабилитировать «отца Гапона». На состоявшемся в Соляном городке 21 ноября 1905 года учредительном собрании присутствова­ло свыше четырёх тысяч человек, каждый из которых представлял или, во всяком случае, утверждал, что представлял, пять рабочих.

Таким образом, численность воз­рождённой организации составляла 20 тысяч человек. Вновь созданная ор­ганизация подчёркивала свою мир­ную направленность и сознательно дистанцировалась от левых партий.

Как свидетельствует близко знавший Гапона публицист Николай Насакин, писавший под псевдонимом Н. Сим­бирский, «невидимая рука Гапона вырвала из рук партии социал-демо­кратов целую армию организован­ных и сознательных рабочих…».

Именно это обстоятельство не­ожиданно сблизило «героя 9 января» с графом Витте, который занял пост председателя Совета министров в конце октября 1905 года и отчаян­но нуждался в союзниках, хотя бы и временных, для укрепления своих позиций и более успешной борьбы с нарастающим революционным движением.

Переговоры, которые в ноябре — декабре 1905 года вёл Витте с Гапоном при посредничестве различных дове­ренных лиц, среди коих находились, в частности, известные авантюристы князь Михаил Андроников и Иван Манасевич-Мануйлов, завершились соглашением, согласно которому Витте обещал восстановить отделы «Собрания» и возместить его убытки, а Гапон — агитировать в поддержку Манифеста 17 октября и против во­оружённого восстания.

Вот как описывает некоторые де­тали сделки Н. Симбирский в книге «Правда о Гапоне и 9 января»: «Когда мы остались с Гапоном на­едине, он сообщил мне следующее: — Он приехал сюда (в Петербург. — А. К.) конспиративно, под опасением ареста. Но ему теперь предлагает граф Витте следующую комбина­цию: при условии немедленного его отъезда заграницу… ему гарантирует правительство: 1) восстановление и открытие всех закрытых и раз­громленных 11 отделов русских фабрично-заводских рабочих, 2) пол­ную амнистию ему, Гапону, через семь недель… — И, наконец, относительно третьего пункта, — сказал Гапон нерешительным тоном, — граф Витте предлагает 1000 руб. — Кому?! — Не мне… Это будет в счёт возме­щения тех убытков, которые пра­вительство нанесло рабочим орга­низациям 9 января… Конечно, все 1000 рублей до одной копейки будут тут же немедленно переданы уполно­моченным рабочих…»

Витте действительно опасался, что пребывание Гапона в столице в той напряжённой обстановке может ещё более революционизировать ситуацию. Поначалу всё действи­тельно шло довольно гладко. Гапон, вновь оказавшись за границей, стал активно пропагандировать свои новые «мирные» взгляды и рекламировать деятельность правительства Витте и его самого. Правда, ему всё время приходилось изворачиваться, когда речь заходила непосредственно о его взаимоотношениях с властями и связях с Витте, а такие вопросы ему задавали постоянно представители и эмигрантской среды, и левой зарубежной печати. Поэтому в пись­ме в газету «Юманите» от 3 декабря 1905 года Гапон, с одной стороны, назвал Витте «человеком с лисьим хвостом», а с другой — тут же отметил его полезность для дела револю­ции: «Может быть, скоро наступит время, когда все лагери, не исключая и придворного, не раз почешут свои затылки, что не могли вовремя ис­пользовать г. Витте…»

Когда журналист Евгений Семё­нов в неофициальной обстановке прямо спросил Гапона про его дела с Витте, тот уверенно заявил: «Мне что Витте, что Дурново (П. Н. Дурно­ во — министр внутренних дел и главный антагонист Витте в составе правитель­ства. — А. К.) — всё едино, но я го­ворю, что при Витте писать и гово­рить можно, а при Дурново будет хуже. Интерес наш, чтобы у власти был Витте, а не Дурново. Вот и всё. А мои сношения с Витте — вздор. Я хочу, чтобы нашим рабочим ор­ганизациям вернули взятые деньги и имущество, и в этом направлении мы начали через третье лицо хлопо­ты…»

Со своей стороны, глава прави­тельства вроде также выполнял свою часть соглашения. Представителей рабочих любезно принял министр торговли и промышленности Васи­лий Тимирязев и пообещал вернуть конфискованные средства, величина которых была почему-то определена ими в 30 тысяч рублей. Эта сумма сыграла затем в судьбе Гапона роко­вую роль из-за аналогии с 30 сребрениками Иуды.

А стала она достоянием гласности в связи с разразившимся скандалом. Уполномоченный Гапоном полу­чить деньги журналист Александр Матюшенский передал рабочим лишь шесть тысяч (с тысячей, по­лученной ранее от Витте, — семь), а с остальными 23 тысячами рублей, выплаченными Тимирязевым, скрылся в неизвестном направле­нии. Лишь тогда, в начале января 1906 года, Гапон, вернувшийся к тому времени в Россию, и вынужден был рассказать всю правду членам Цен­трального комитета «Собрания», что вызвало у присутствующих настоя­щий шок. И хотя скрывшегося Матюшенского удалось найти в Саратове и вернуть большую часть средств, но полностью замять эту историю не удалось, и первые сведения о ней попали в печать.

Но настоящий гром грянул, когда один из ранее наиболее близких к Гапону людей, председатель 7-го, Невского отдела «Собрания», рабочий Николай Петров опубликовал в га­зете «Русь» письмо под названием «Долой маску и неизвестность», в ко­тором прямо обвинил его в измене собственным убеждениям и финан­совой сделке с правительством: «…моя честь и совесть не может спо­койно выносить эту мерзость тёмных дел Гапона. Я решил открыть эту загадочную личность для рабочих и всего русского народа».

Заявление Петрова произвело эффект разорвавшейся бомбы. Теперь газеты почти всех направлений ежедневно соревновались в публи­кации всё новых и новых разобла­чительных материалов. Скандал из-за «денег Витте» окончательно погубил в глазах общественности репутацию Гапона как бескорыстно­го борца за интересы рабочих, хотя с формальной стороны он не был виновен в каких-либо махинациях с присвоением пресловутых 30 тысяч рублей. Поэтому несколько наигран­ным представляется возмущение Пе­трова, который патетически воскли­цал: «Я к русскому народу обращаюсь и прошу посмотреть, на что наше правительство бросает деньги».

Сам император Николай II, оз­накомившись с газетными публи­кациями о связях Гапона и Витте, потребовал от министра внутренних дел Петра Дурново представить ему доклад по существу дела, который тот с тайной радостью и подготовил, чтобы в очередной раз подставить ножку своему шефу.

Для главы правительства такая «слава» оказалась совсем некстати, поэтому он официально отверг своё участие в сделке с одиозным свя­щенником: якобы предложение тому «было сделано без моего ведома», а узнал он обо всём чуть ли не из га­зет. По поводу пресловутых 30 тысяч Витте в мемуарах утверждал, что речь шла о сумме лишь в шесть-семь тысяч для возобновления работы «библиотек и читален», и постарался свалить всё остальное на министра Тимирязева, что стало одной из при­чин отставки последнего. Однако сам факт контактов с Гапоном, а также то, что он дал ему 500 рублей «из лич­ных средств» для немедленного отъезда из Петербурга, Витте всё же пришлось признать. 27 марта 1906 года Гапон посещает председателя Санкт-Петербургского окружного суда, которому он ранее написал письмо, близкое по содер­жанию с письмом, направленным Витте. От него он впервые узнаёт, что был реабилитирован ещё 21 октя­бря прошлого года и, следовательно, почти полгода его просто водили за нос, чтобы держать на крючке.

Какова оказалась реакция Гапона, неизвестно, но в любом случае было уже поздно. На следующий день он уехал в Озерки на встречу с Гу­тенбергом, которого пытался «соблаз­нить» на сотрудничество с охранкой, и был убит. Почти месяц спустя Витте получил отставку с поста премьера и фактически навсегда ушёл с политической арены.

История «дружбы» Витте с Гапо­ном имела и драматическое продол­жение. В июле 1906 года в Германии при загадочных обстоятельствах скончался известный адвокат Сергей Марголин, якобы имевший при себе документы Гапона, которые он вёз для публикации в Лондоне и Париже.

По слухам, они касались сношений бывшего священника с Витте. После смерти Марголина документы эти канули в Лету, и все последующие попытки обнаружить их оказались безуспешными.