Какой была тайная полиция при Николае I

«У одного лавочника в Петербурге был прекрасный сибирской породы огромный кот. Хозяин и его соседи в коте души не чаяли, и даже сам городовой всякий раз подходил его погладить. Но вдруг кот этот пропал, и лавочник горько плакал о своей потере. Дня через два получает он радостное известие, что кота его видели в сквере и что он привязан там на ленточке и немецким шкипером за 25 рублей серебром продается в числе привезенных сюда из-за границы редких зверей. Лавочник бежит к шкиперу и объясняет ему дело, но тот ни о чем и слышать не хочет и в оправдание свое только и твердит: “Danzig, Danzig”, а лавочник говорит: “Какой тебе Данциг? – не Данциг, а это мой мурлышка, которого знает весь рынок”, но упрямый немец не отдает кота. Тогда взбешенный лавочник бежит на рынок и собирает несколько своих соседей и городового. Снова начинается в сквере жаркий спор, но наконец с помощью других немецких шкиперов, ложный владелец кота отдает его настоящему хозяину».

Сыщики на страже нравственности

Граф Александр Христофорович Бенкендорф, 1835, худ. Петр Соколов

Едва ли эта милая городская легенда имела шанс войти в исторические хроники, если бы не Третье отделение собственной Его императорского величества канцелярии, неусыпное государево око, силившееся окинуть взором жизнь всех своих подданных – от лавочника до князя. Агенты тайной полиции бережно собирали все городские сплетни, и потому документы ее – просто кладезь и энциклопедия русской жизни, вот только в памяти народа Третье отделение запечатлелось совсем иным.

14 декабря 1825 г. представители видных аристократических семей, впоследствии названные “декабристами”, попытались воспользоваться заминкой в процедуре престолонаследия, устроить военный мятеж и устранить будущего императора Николая I. Самые отчаянные головы и вовсе предлагали перебить всю императорскую семью, однако защитники престола взяли верх. Особую роль в разгроме крамолы сыграл герой войны с Наполеоном и личный друг императора генерал Александр Бенкендорф. В день восстания он командовал частью правительственных войск, а затем был членом Следственной комиссии по делу декабристов.

Вдохновленный опытом легендарного наполеоновского министра полиции Жозефа Фуше, Бенкендорф в 1826 году возглавил новый орган политического сыска – Третье отделение Собственной Е. И. В. канцелярии. Кроме того, Бенкендорф учредил должность шефа жандармов (и сам ее занял) и в 1827 году образовал Отдельный корпус жандармов. Таким образом, высшая полиция и жандармская часть соединялись под начальством одного лица.

Согласно замыслам рыцарственного Бенкендорфа, его детище должно было не только охранять трон, усмирять буйства и искоренять инакомыслие, но в первую очередь служить на пользу общества: изобличать казнокрадство, бороться с чиновничьими злоупотреблениями. «Довести глас страждущего человечества до престола царского, и беззащитного и безгласного гражданина немедленно поставить под высочайшую защиту государя императора» – такой цели призывал следовать своих подчиненных главный жандарм империи. Неспроста возникла и легенда о платке, якобы поданном Николаем I Бенкендорфу в качестве иллюстрации поставленных задач – утирать им слёзы несчастных.

Какая репутация была у Третьего отделения

Картина художника Александра Китаева "Пушкин и Бенкендорф"

Власть старалась привлечь на службу вчерашних вольнодумцев. Бенкендорф предложил поэту Александру Пушкину поступить в Третье отделение, а его брату Льву – в жандармский дивизион. Вот только аристократия не спешила откликаться на этот призыв, ведь пятеро декабристов были повешены, а их товарищи – также члены благородных семейств – оказались в заточении «во глубине сибирских руд». Уже одним этим репутация ведомства была отравлена, да и само полицейское ремесло в российском обществе глубоко презирали. Вот как отзывался современник о Бенкендорфе и его ближайшем коллеге Леонтии Дубельте: «Было время, когда всякое слово, сказанное в защиту этих двух лиц, могло только запятнать самого защитника, навлечь на него подозрения в раболепстве или в близости к Третьему отделению». Якобы адъютант самого Бенкендорфа отказался служить ему из опасения общественного порицания.

На первых порах в Третьем отделении служило меньше 20 человек, а к моменту ликвидации в 1880 г. – 72. Они вели наблюдение за иностранцами, революционерами, студентами, литераторами, сектантами и фальшивомонетчиками, занимались контрразведкой и цензурой, писали отчёты об общественных настроениях и всех значимых происшествиях на территории империи.

Была у тайной полиции и еще одна неожиданная, но важная роль: разрешение семейных конфликтов. Так, например, в 1870 г. жандармский подполковник Кноп и его руководитель, управляющий Третьим отделением граф Петр Шувалов встали на защиту жены знаменитого мариниста Юлии Айвазовской, которую муж колотил смертным боем. Их внушения оказалось достаточно, чтобы усмирить пыл строптивого художника и обеспечить безопасность несчастной супруги и ее дочерей.

Что в итоге стало с Третьим отделением

Покушение на жизнь Александра II

К концу 70-х гг. XIX в. Россию захлестнул революционный террор, совладать с которым Третьему отделению было уже не под силу. Об этом времени отрекшийся от своих убеждений бывший революционер Лев Тихомиров писал: «Третье отделение находилось в слабом и дезорганизованном состоянии, и трудно себе представить более дрянную политическую полицию, чем тогда. Собственно для заговорщиков следовало бы беречь такую полицию; при ней можно было бы, имея серьезный план переворота, натворить чудес…».

Императора-освободителя травили, как дикого зверя: на Александра II было совершено 11 покушений. В 1880 г., в самый разгар этой кровавой охоты, когда бессилие Третьего отделения стало уж совсем очевидно, его упразднили и заменили Департаментом полиции в структуре Министерства внутренних дел. Но принятые меры уже не могли спасти царя, и 1 марта 1881 г. он погиб от бомбы Игнатия Гриневицкого.

С годами революционный террор разгорался все с больше силой, да так, что порой редакции газет заблаговременно готовили некрологи для новоназначенных губернаторов, ну а занять пост министра внутренних дел иногда и вовсе значило подписать себе смертный приговор. Так что у преемников прекраснодушного Бенкендорфа, чинов Департамента полиции, уже не доставало ни времени, ни сил, ни желания описывать мелкие житейские передряги, вроде истории лавочника и его сибирского мурлыки.