Кража в музее Изабеллы Стюарт Гарднер: как фальшивые копы ограбили музей в Бостоне на 500 миллионов и оставили в дураках ФБР

Про дальнейшие события в Netflix не так давно выпустил сериал «Это ограбление». Тру-крайм про одно из самых громких похищений предметов искусства показался нам слегка затянутым и перегруженным повторениями, поэтому мы решили рассказать историю в более сжатом формате.

День Святого Патрика в Бостоне — почти главный национальный праздник, учитывая мощнейшую ирландскую диаспору. Около часа ночи 18 марта 1990 года масштабные гулянки сворачивались. Люди расходились по домам. Столица штата Массачусетс затихла, на улицах царила пустота. Редким гулякам не было дела до происходящего вокруг. Идеальный момент для грандиозной аферы. 

Именно в такой обстановке безмятежного покоя машина без опознавательных знаков остановилась перед боковым входом в музей Гарднер. Из непримечательного хэтчбека вышли двое мужчин в полицейской форме. Один из них нажал кнопку интеркома и объяснил охраннику: по соседству сообщили о беспорядках – необходимо убедиться, что в здании все в порядке. Секьюрити Рик Эбэт увидел по камерам, что звонят действительно полицейские, и впустил офицеров внутрь, хотя правила строго запрещали доступ посторонним в ночное время. Парень запаниковал: вдруг в хранилище забрался надравшийся ирландец, и даже не один?

«Вы услышите от нас примерно через год». Грабители украли 13 шедевров, но проигнорировали самую дорогую картину в коллекции

Оказавшись в здании, полицейские строго потребовали второго охранника Рэнди Хэстенда вернуться на пост охраны, а Рика — выйти из-за стойки и показать документы. Первого повязали, когда он появился из-за угла, второго — как только он отошел от тревожной кнопки. За 10 минут обоих тщательно замотали – скотчем закрыли даже лица, предварительно проделав отверстия для дыхания. Чтобы охранники не отвлекали, мужчины в форме отвели их в подвал, а затем неторопливо принялись за работу. 

Ограбление длилось 81 минуту — на протяжении всего этого времени ни охранные службы, ни настоящие полицейские, ни случайные прохожие не догадывались, что в похожем на серую коробку здании с изящным внутренним двориком творится что-то незаконное. Преступники без спешки разбивали стеклянные защитные экраны и вырезали картины из рам. Их улов составили 11 полотен, церемониальная китайская чаша для вина и навершие наполеоновского знамени в виде французского имперского орла. 

Самым ценным похищенным шедевром считается «Концерт» нидерландского мастера XVII века Яна Вермеера, который стоит примерно 250 миллионов долларов. Кроме того, пропали единственный морской пейзаж Рембрандта «Христос во время шторма на море Галилейском» (1663 г.) и еще две картины того же автора, «У Тортони» Эдуарда Мане, «Пейзаж с обелиском» Говерта Флинка и пять набросков Эдгара Дега. Похитители рассчитывали выкрасть и один из ранних автопортретов Рембрандта, но не смогли выломать деревянную панель из тяжелой рамы — она так и осталась лежать на полу. 

Перед уходом преступники удалили записи с камер наблюдения, убедились, что связанным охранникам не больно, и даже рассказали им о планах: «Вы услышите о нас примерно через год». Через несколько часов музей заполонили люди: полицейские, агенты ФБР, криминалисты. Они еще не понимали, насколько странное дело расследуют, но уже осознавали масштабы: двое неизвестных действовали нагло и хладнокровно, а общая сумма награбленного по беглой оценке составила не меньше 300 миллионов. Позже шедевры оценили в 500 миллионов.

«Это как смерть близкого родственника, — сокрушалась Анна Холи, занимавшая пост директора музея в течение пяти месяцев перед происшествием. — Я никогда не оправилась от этой потери и не перестала скорбеть. Это трагедия не только для Бостона, но и для всего мира. Искусство существует, чтобы им наслаждались. Мысль о том, что оно будет потеряно навсегда, спрятано на каком-нибудь складе вдали от глаз, повергает в невероятную грусть».

Нам кажется, что великие ограбления подходят под одну из двух категорий: либо слишком рискованные и безрассудные, либо хитроумные, идеально спланированные и продуманные вплоть до каждой мелочи. Проникновение в музей Гарднер не соответствует ни одному из критериев: оно не было ни агрессивным, ни изощренным, прошло без кровопролития, но оставило много неясностей.

Во-первых, следователи не понимали, почему похитители проигнорировали главный экспонат музея и самую дорогую из представленных на выставке картин — «Похищение Европы» Тициана, но прошли через несколько залов и длинных коридоров, чтобы забрать пять относительно недорогих (не больше 100 тысяч долларов) зарисовок Дега.

Еще больше времени они потратили на попытки вырвать из постамента знамя Императорской гвардии Наполеона целиком. Когда не получилось, они довольствовались только декоративной верхушкой, также стоившей копейки по сравнению с Боттичелли и Рафаэлем, которых не тронули. Подобная тактика наводила на мысль о том, что грабители не очень разбирались в искусстве. Но тогда непонятно, зачем брать именно музей? К тому же, несколько шедевров сообщники все же определили.

Во-вторых, в тупик ставил мотив. Когда грабят банк, магазин или дом миллионера, выгода очевидна: преступники получают деньги или товары и драгоценности, которые легко продать. С картинами так не получатся — украденные полотна слишком уникальны, чтобы их можно было впарить первому попавшему ценителю. Уже на следующий день про ограбление узнал весь мир. Только связи с правильными людьми помогли бы сбыть товар коллекционерам, готовым нарушить закон ради возможности прикоснуться к великому.

Вероятнее всего, грабители вообще не собирались сбывать товар. Логичнее было бы потребовать выкуп за картины у музея, который вскоре после происшествия подключил меценатов и предложил за информацию о шедеврах награду в один миллион (в 1997-м предложение увеличили до пяти миллионов — беспрецедентный случай в истории искусства). Однако, несмотря на обещание выйти на связь, ни один участник ограбления до сих пор не объявился.

Если бы картины рано или поздно всплыли на черном рынке, сыщики обязательно узнали бы: кто-то обязательно сболтнет лишнее или выдаст информацию, чтобы уменьшить себе срок. Что если фальшивых полицейских вообще не интересовали деньги, и они ограбили музей ради азарта или любви к искусству? Или чисто бостонская версия: что если награбленное использовали в качестве залога в разборках ирландских мафиозных группировок? 

В первые годы после ограбления следователи проверили тысячи зацепок, но ни одна не привела к конкретным результатам – не удалось даже сократить количество версий. Убедились, что уволившийся незадолго до ограбления охранник имел свои причины уехать из города. Проверили двух сотрудников, которые выступили невольными соучастниками проникновения – оба оказались глуповаты и не очень профессиональны, но едва ли имели отношение к преступникам. 

«Это величайшая загадка, над которой я когда-либо работал, и самая разочаровывающая, — сокрушался возглавлявший расследование ФБР Том Кассано. — Мы и близко не подобрались к ответу».

Самая очевидная, но тупиковая версия — ирландский след

В 1990-х под подозрение попал гангстер, убийца и информатор ФБР Джеймс Балджер по прозвищу Уайти. Его банда Winter Hill терроризировала Бостон с конца 1970-х: отмывала и вымогала деньги, угоняла машины, поставляла оружие ирландским террористам и занималась букмекерством. Все это время органы закрывали глаза на преступления Балджера в обмен на сотрудничество с Бюро. Когда в 1998-м история раскрылась, разгорелся скандал: прикрывавший Уайти агент Джон Коннолли сел в тюрьму на 10 лет (а потом еще на 40 за убийство), 18 его коллег скомпрометировали себя участием в операции.

Балджер скрылся от правосудия тремя годами раньше. Тогда Коннолли предупредил гангстера о готовящемся аресте по обвинению в рэкете, и тому удалось сбежать. Уайти оставался очевидным кандидатом на роль заказчика в деле о краже картин: связи в полиции помогли бы достать настоящую форму, а контакты в ИРА — сбыть награбленное или обменять на более ходовой товар. Неудивительно, что расследование зашло в тупик, если ФБР изначально покрывало стукача.

Некоторые до сих пор уверены, что расследование изначально пустили по ложному следу из-за участия Балджера. Например, бывший инспектор Скотланд-Ярда и частный сыщик Чарльз Хилл предположил, что от Уайти награбленное перешло одной из военизированных ирландских группировок: «Картины оказались в руках преступников – это одни из самых жестких и крепких ребят, с которыми вы можете встретиться. У них есть полотна, но они не знают, что с ними делать. Нам нужно убедить их вернуть то, что им не принадлежит».

В пользу своей теории Хилл приводит косвенные аргументы. Во-первых, один из грабителей обращался к охраннику “mate” (приятель) — маловероятно, что уроженец Бостона или любого другого региона Америки использовал бы это слово, оно выдает британца или ирландца. Во-вторых, возможная связь с иностранцами объясняет внимание к эскизам Дега. Все они посвящены скачкам и лошадям, а конный спорт – одно из самых популярных занятий в Ирландии. Последняя зацепка выглядит немного надуманно: навершие наполеоновского знамени сыщик считает своеобразным трибьютом французским генералам, которые пытались заключить с ирландскими повстанцами союз против Англии.

«Это ужасная ситуация для ФБР, — рассуждал Хилл в 2005-м. — Когда картины всплывут где-то здесь, им будет очень стыдно. Это докажет, что Уайти провернул самое крупное ограбление музея в истории прямо у них под носом». Проблема в том, что к 2021-му новых улик не появилось, а 89-летний Балджер погиб в тюрьме в 2018-м. Даже если ему было что-то известно о пропавших Вермеере и Рембрандте, матерый гангстер унес этот секрет в могилу.  

Впрочем, теория Хилла основывается на догадках, а реальных связей между бандитом и музеем Гарднер не обнаружили. Ходили слухи, что Уайти, наоборот, возмутился, когда узнал, что кто-то провернул такую масштабную операцию на его территории. Некоторые другие теории спустя 31 год кажутся более реалистичными.

Главная версия: ограбление организовал стареющий гитарист, фанат карате и коллекционер самурайских мечей, а исполнил итальянский мафиози

В 1997-м внимание агентов привлек продавец антиквариата и мелкий мошенник Уильям Янгуорт. Шаркающий мужичок средних лет не тянул на гения преступного мира, а во время ограбления музея вообще сидел в тюрьме, но фбровцы не исключали, что ему известно что-то или о личности злоумышленников, или о местонахождении картин. Во время обыска дома у Янгуорта в пригороде Бостона нашли травку, три раритетных пистолета и украденный фургон, но никаких следов пропавших шедевров. 

Чтобы ему не выдвинули новых обвинений за нелегальное барахло, в качестве знака доброй воли Уильям помог агентам найти и вернуть королевскую печать XVII века, украденную несколькими годами раньше. Все это время Янгуорт настаивал, что не имеет отношения к бостонскому налету, но его тактика сработала против него. Следователи убедились, что у проходимца есть связи на черном рынке искусства, и потребовали информацию о Рембрандте, Вермеере и Дега. Возмущенный подозреваемый превратился в медийного злодея: газеты представили его как главное действующее лицо драмы с музеем Гарднер. 

Под давлением Янгуорт раскололся: теперь он утверждал, что имеет доступ к украденным картинам, но заключит сделку только на своих условиях. В обмен информатор требовал пять миллионов вознаграждения, иммунитет от судебных преследований и досрочное освобождение подельника Майлза Коннора. Последний в то время мотал 11-летний срок в Пенсильвании за вооруженное ограбление. Переговоры с Янгуортом шли долго и муторно: «Вдруг они захотели, чтобы я сначала выдал вещички, а потом они обсудили бы со мной награду. Я наотрез отказался. Я не собирался подставляться ради них». Однако упоминание Коннора заинтересовало федералов. Дурная слава обгоняла этого типа – как только на северо-востоке страны пропадали картины или скульптуры, копы первым делом проверяли алиби Майлза.  

55-летний Коннор выделялся среди прочих криминальных элементов Новой Англии еще и биографией. Перед тем как заняться грабежами, он выступал сессионным музыкантом на концертах Роя Орбисона и пел в составе собственной группы Myles and The Wild Ones. Страсть к краденном предметам искусства была далеко не самым экзотичным его хобби: вдобавок Майлз коллекционировал самурайские мечи и занимался карате. Эксцентричный и самоуверенный авантюрист походил на роль преступного стратега намного лучше, чем Янгуорт.

В 1974-м Коннора, молодого сынка полицейского, арестовали на полуострове Кейп-Код при попытке сбыть четыре картины на сумму 165 тысяч, которые за год до этого украли в Мэне. Девять месяцев спустя Коннору удалась удивительная афера: чтобы избежать тюремного срока, он из-за решетки организовал кражу картины Рембрандта, а потом рассказал, где она спрятана, в обмен на освобождение. Так он оказался единственным в своем роде грабителем, который с помощью одного преступления отмазался от другого. 

Во время ограбления музея Гарднер он, как и Янгуорт, сидел в тюрьме, но очевидно, что при наличии мотивации это не помешало бы отправить на дело сообщников. Коннор разоткровенничался настолько, что даже назвал имена исполнителей, с которыми якобы спланировал преступление еще до тюрьмы. Вот только следователи никак не могли проверить, говорит он правду или блефует. 

Один из предполагаемых похитителей Бобби Донати принадлежал к итальянской мафиозной семье Патриарка и погиб в сентябре 1991-го. Бюро давно оставило попытки раскрыть дело – очевидно, что бандит пал жертвой гангстерских разборок. Об этом говорил и способ убийства: жертву приложили головой об асфальт, 20 раз ударили ножом и перерезали горло.

Сразу после ограбления музея Гарднер федералы подозревали, что Донати мог ограбить музей ради босса Винсента Феррары, который тогда сидел в тюрьме. Картины можно было предложить либо ФБР в качестве выкупа, либо главарям конкурирующей группировки, чтобы Феррару не прикончили в камере. До выхода на сцену Коннора Донати казался остывшим следом, но появление свидетеля, пусть и такого ненадежного, вселяло надежду. Если бы Майлз и Янгуорт подтвердили показания реальными шедеврами, ограбление века можно было считать закрытым. 

Коннор и Донати подружились еще в 1970-х. Первый рассказывал, как они с приятелем часто заходили в музей и каждый раз обращали внимание на почти полное отсутствие охраны. Однажды Донати открутил простой замок на окне первого этажа – никакая сигнализация не сработала. В последующие визиты сообщники специально проверяли, что замок так и не починили – поломку, видимо, вообще не заметили.  

Другим сообщником Коннор назвал Дэвида Хоутона, который провернул больше сотни краж со взломом, а с середины 1960-х исполнял обязанности верного оруженосца Майлза: помогал сбывать антиквариат, ухаживал за машиной и даже ездил с группой в турне в качестве техника. Единственная проблема заключалась в том, что в 1992-м страдавший ожирением Хоутон скончался от коронарной недостаточности. Коннор утверждал, что, пока он сидел, именно Дэвид хранил награбленное, а после его смерти обязанности взял на себя Янгуорт. 

Теперь Коннор присоединился к переговорам о пропавших картинах, но его участие не приблизило стороны к соглашению. Агенты требовали от подельников сначала доказать, что у них есть доступ к картинам, а потом торговаться о деньгах и свободе. «Я относился к этой затее скептично с самого начала, но руководство музея отчаянно желало вернуть картины, а тут замаячила какая-то надежда, – вспомнил курировавший допросы прокурор Дональд Стерн. – Стоило попробовать».

Скользкий и менявший правила игры на ходу Янгуорт раскрыл карты по-своему: согласился показать картины, но только журналисту Boston Herald Тому Мэшбергу, который после серии статей о расследовании превратился в его доверенное лицо. Поздней ночью человек Янгуорта отвез расследователя на склад в промышленном районе Бостона. Обстановка показалась Мэшбергу настолько подозрительной, что он испугался за свою жизнь: «Было поздно, темно, и даже мой редактор не знал, куда я уехал». 

Водитель представил его женщине с дредами и еще одному мужчине. Парочка отвела журналиста к камере хранения, откуда они извлекли скрученное в рулон полотно. Ошарашенный Мэшберг уставился на картину – это был «Христос во время шторма на море Галилейском» Рембрандта.

По договоренности с Янгуортом автор придержал сенсационный материал на неделю – статья об открытии вышла 27 августа 1997-го под заголовком «Мы ее видели!» Конечно, к тому времени склад опустел – предполагаемого Рембрандта и другие картины перепрятали. 

Мэшберг утверждал, что сходство увиденного им морского пейзажа с описанием подлинника поражало – ему несомненно показали либо оригинал, либо гениальную подделку. В ФБР к его словам отнеслись с меньшим восторгом: все-таки журналист – не эксперт, а никаких реальных доказательств подлинности грабители так и не предоставили. Однако боссы музея Гарднер поверили Янгуорту – из специального фонда находящемуся под следствием аферисту выделили 10 тысяч, на которые тот обосновался в Нью-Йорке.

Единственная материальная зацепка – краска, происхождение которой так и не установили

Вскоре в редакцию Boston Herald поступила посылка как раз из Большого яблока: Янгуорт пошел на уступку федералам и прислал несколько миниатюрных ломтиков засохшей краски, которую, по его словам, соскоблили с Рембрандта. Приглашенный журналистами эксперт из Чикаго подтвердил стопроцентную подлинность фрагментов, но в ФБР решили провести собственные тесты. Пока дожидались результатов, Янгуорта приговорили к трем годам за владение угнанным транспортным средством. В ноябре того же года его жена скончалась от передозировки. Уильям страшно обиделся, что из-за приговора и тяжелых переговоров по сделке оказался далеко от супруги, и вообще отказался давать показания. 

Тем временем криминалисты и искусствоведы сравнили предоставленные ломтики со следами, которые предоставил Янгуорт. Они пришли к выводу, что образцы не совпадают – присланная из Нью-Йорка краска никак не могла иметь тот же состав, что краска, которой пользовался Рембрандт. 

Эту линию расследования можно было бы считать закрытой, если бы не неожиданное открытие, которое совершил также приглашенный исследовать ломтики краски специалист по нидерландской и фламандской живописи Герман Кун. В 1968-м он проводил анализ красок, использованных при создании «Концерта», и теперь утверждал, что Янгуорт все-таки предоставил подлинный образец – только с картины Вермеера, а не Рембрандта.

Уже в XXI веке к тому же выводу пришли авторитетный эксперт по консервации картин Метрополитен-музея Губерт фон Зонненбург и президент Общества научного анализа изобразительного искусства Дженнифер Масс. Оба утверждали, что присланный подозреваемым фрагмент почти наверняка принадлежал кисти великого мастера. «Смесь пигментов и структура слоев картины вместе образуют практически отпечаток пальца для конкретного полотна», – объясняла Масс. 

Оставалась вероятность, что Янгуорту все же известно, где спрятаны картины – если не Рембрандт, то Вермеер. Проблема заключалась в том, что преступник уже не мечтал о сделке. После отсидки он переехал в Спрингфилд и отказался от любых контактов с прессой или ФБР. 

Коннор оказался более разговорчив. В 2010-м пенсионер выпустил автобиографию «Искусство грабежа: признания мастера», в которой снова обвинил в похищении картин Хоутона и Донати. Первый якобы сам признался в преступлении во время одного из визитов в тюрьму и пообещал, что они с Донати используют картины, чтобы договориться о досрочном освобождении Коннора. 

Возможно, сообщники действительно хранили все или некоторые картины среди вещей Коннора, но в начале 1990-х они умерли, а имущество перешло к Янгуорту. После этого следы полотен затерялись – если кто-то и знает об их местонахождении сейчас, то это Янгуорт, а не Коннор. Впрочем, последний допускает, что показания приятеля – ложь, а фрагменты краски Вермеера – одна из фальшивок изощренного манипулятора. «Я не знаю, откуда Билли достал краску, но он очень предприимчивый парень», – сказал представлявший обоих преступников адвокат Мартин Леппо. 

Противоречивые показания Янгуорта и Коннора окончательно запутали дело. Половина следователей, журналистов и фанатов тру-крайма уверена, что аферисты вообще не знали, где картины, и врали, чтобы скостить срок. Другая половина считает, что или оба, или хотя бы один из них действительно имели непосредственное отношение к ограблению, но упустили картины или избавились от них. 

«Мы всегда думали, что Янгуорт просто соскреб краску со старой картины, которая у него уже была, – поделился отставной агент Том Кассано. – Он мошенник с богатым опытом. За это время ему удалось выдоить из музея кругленькую сумму. Подозреваю, это и была его единственная цель». 

В 2013-м ФБР объявило, что знает имена преступников, но не огласило их, поскольку оба уже мертвы. Заявление выглядело неудачной попыткой сохранить лицо. Даже если похитителей действительно идентифицировали, главная задача – обнаружение картин – по-прежнему оставалась нерешенной, хотя в надежде на новую информацию в начале 2010-х федералы исследовали другие версии.

Расследование в последние годы: еще больше подозреваемых, еще меньше улик

В 2014-м глава расследования спецагент Джефф Келли и нынешний глава безопасности музея Гарднер Энтони Эймор сформулировали новую теорию. Она основывалась на показаниях информатора, который в 1997-м заявил о связи с ограблением бандита средней руки и владельца автомастерской из города Куинси Кармелло Мерлино. 

По словам свидетеля, тот вел переговоры о продаже краденого за пять миллионов долларов: это смешные деньги с учетом подлинной стоимости картин, но реальные, если учитывать, что торговали ими нелегально. Год спустя федералы задержали Мерлино с сообщниками во время облавы на пути в гараж. При себе у бандитов нашли гранаты и другое оружие. 

Еще через несколько лет уже другой информатор привлек внимание Келли к двум сообщникам Мерлино: Джорджу Райсфельдеру и Леонардо Ди Музио. Оба умерли в 1991-м – первый от передозировки, второй в перестрелке. Косвенные улики делали их идеальными подозреваемыми на роль фальшивых полицейских: Райсфельдер владел красным «Доджем Дайтона» 1986 года выпуска (похожую машину незадолго до ограбления видели рядом с музеем), а Ди Музио прослыл талантливым взломщиком.

Наконец, двое дальних родственников Райсфельдера подтвердили, что видели похищенного Мане на стене его квартиры через три месяца после ограбления. Довершали версию составленные со слов охранников фотороботы фальшивых копов, которые имели некоторое сходство с двумя подельниками Мерлино. Много лет этой линии расследования не уделяли достаточно внимания из-за показаний Янгуорта и Коннора, а теперь она оказалась такой же тупиковой: Мерлино и его правая рука Роберт Гуаренте к тому времени скончались за решеткой. 

Вдова Гуаренте рассказала федералам, что в 2002-м ее муж на парковке в Портленде передал краденные предметы искусства другому бандиту – Роберту Джентайлу. В 2012-м агенты нагрянули домой к Джентайлу с обыском. Нашли пистолеты, патроны, глушители, поддельные полицейские кепки и значки, 20 тысяч наличными, но никаких картин. Следователи воспользовались находками, чтобы выдвинуть против 78-летнего подозреваемого обвинения. Надеялись, что под страхом заключения Бобби расколется и выведет на след шедевров, но этого не случилось.

В 2018 году судья приговорил Джентайла к 4,5 годам тюрьмы за продажу пистолета, который использовался для убийства. К тому момента старик почти три года провел в ожидании приговора с кислородным баллоном под мышкой, а передвигался только с помощью инвалидного кресла — и в 2019-м его освободили. Все это время Бобби настаивал, что ему ничего неизвестно про ограбление музея. 

Келли понимает, что Джентайл может быть последним живым человеком, знающим о местонахождении картин, но уверен, что и эта ниточка скоро оборвется. Как и другие подозреваемые, Бобби наверняка не поделится никакой конкретной информацией. Если бы он хотел это сделать, то уже давно заключил сделку.  

Несмотря на угнетающую ситуацию со свидетелями и уликами, ни Келли, ни бостонские меценаты не теряют надежды. В мае 2017-го музей увеличил предлагаемую награду вдвое – с пяти до 10 миллионов. Федералы искренне недоумевают, почему никто не выйдет на связь ради легких денег. Очевидное объяснение – картины уже уничтожены. Однако Келли отвергает такую возможность: «Миссис Гарднер хотела бы, чтобы мы до последнего пытались вернуть ее картины. К тому же подобное редко случается в мире краденного искусства. Обычно воры слишком предусмотрительны и знают, что такие ценные полотна могут стать тузом в рукаве».

В деле все еще появляются новые зацепки. Например, в прошлом году скрывающийся от уплаты налогов рецидивист Мартин Фоули по прозвищу Гадюка, построивший бизнес на ирландских беспорядках во второй половине XX века, заявил частному детективу Чарльзу Хиллу, что может договориться о покупке картин с бандой, которая заполучила награбленное еще 30 лет назад. Правда, вскоре после новостей о возможной сделке Фоули залег на дно. По слухам, бывшие подельники пригрозили убить Гадюку за сотрудничество с властями, и тот отказался от этой идеи.

Хилл, как и Келли, продолжает крестовый поход за шедеврами. «Если кто-то и сможет найти эти картины, так это Чарли Хилл, – заверил журналист BBC Джон Уилсон. – Он уверен, что они спрятаны где-то в Ирландии и что ему по силам организовать их возвращение». Бывший полицейский уже выполнял подобные миссии: именно он отыскал украденные в 1986-м из поместья Рассборо-хаус подлинники Вермеера и Гойи.

Однако это дело может оказаться слишком сложным даже для такого профи. За 31 год ограбление музея Гарднер превратилось в легенду: обросло подробностями и деталями, среди которых переплелись реальные события, домыслы газетчиков и вранье бостонских проходимцев. Все эти годы на месте пропавших картин посетителей встречают пустые рамки – они служат одновременно напоминанием о потере и символом надежды на то, что однажды украденное все-таки вернется на законное место.

До тех пор на месте творений Рембрандта и Вермеера зияет величественная и загадочная пустота.