Никита Хрущев: история свержения

 Об отстранении от власти, которое для князей домонгольской Руси было обычным делом, позднее и помыслить стало трудно. В русской истории Нового и Новейшего времени отказались от власти без кровопролития всего несколько правителей: глава Семибоярщины Фёдор Мстиславский (в 1613 году), Николай II и его брат Михаил Александрович, Никита Сергеевич Хрущёв да Борис Николаевич Ельцин. Хрущёв в этом ряду выделяется: он ещё не был тяжело болен, как Ельцин или Ленин в конце жизни (тоже фактически отстранённый от реальной власти), у него в отличие от Мстиславского хватало «царских» амбиций, и у его виска не маячили дула винтовок, как в случаях с Николаем II и его братом Михаилом: тех революция поставила перед по-настоящему страшным выбором, и всё равно оба погибли в 1918 году. Хрущёв же спокойно вышел на пенсию, жил на даче. Мог бы ещё побороться, и без крови бы не обошлось, но не стал.

«Любимый ученик товарища Сталина», как называли Хрущёва в 1930-е, обладал и политическими инстинктами, и жёстким характером — иначе не выжил бы во времена Иосифа Виссарионовича (когда нужно было подписывать смертные приговоры и жить под дамокловым мечом) и не одолел бы Маленкова, Берию, Молотова и Кагановича в «войне диадохов» после смерти вождя в 1953 г. Хрущёв возглавил Советский Союз: занял место первого секретаря ЦК КПСС, а затем и кресло премьер-министра. Семь лет его единоличного правления выдались очень насыщенными: несколько раз СССР чуть не ввязался в новую мировую войну, шли бурные реформы — одни вызывали восторг, другие — всенародное раздражение и хохот; с одной стороны, советский человек впервые полетел в космос, с другой — сажал кукурузу в холодной Ленинградской области. К 1963 г. раздражение «перевесило».

Плетутся нити заговора

Заговор зрел около года. Больше всего высшее партийное руководство беспокоил характер первого секретаря, его непредсказуемость и вспыльчивость. За семь лет Хрущёв исключил из Президиума ЦК КПСС десять человек (а их там не было и двух десятков), в том числе близких товарищей. Он легко срывался, публично грубил подчинённым и устраивал им «разносы». Он стал опасностью для карьерного положения слишком многих — одним грозил «ротацией кадров», на других мог спихнуть неудачи. Вдобавок ко всему недавние события в Новочеркасске и донесения КГБ свидетельствовали, что в народе Хрущёв уже не пользуется популярностью и это отражается и на партии в целом.

Во главе заговора стояли секретарь ЦК и Председатель Президиума Верховного совета Леонид Ильич Брежнев (практически второй человек в государстве) и первый секретарь ЦК КП Украины Николай Подгорный — оба амбициозные, оба во многом не отвечали ожиданиям Хрущёва, который любил решительных, твёрдых трудоголиков, а не осторожных партийцев. Участник заговора Пётр Шелест вспоминал: «Главным интриганом и карьеристом выступал Брежнев. Нельзя сказать, что он сам это делал, но хитро привлёк разными посулами на свою сторону немало руководящих работников. Но мотив был один: сместить Хрущёва, которого он смертельно боялся и перед которым подобострастно заигрывал».

Брежнев начала 1960-х гг. — ещё совсем не та развалина, над которой потешались в начале 1980-х. Он умел быть обаятельным, располагать к себе и играть на чувствах своего окружения. Очень многие в партаппарате обязаны были ему своим продвижением, как он — Хрущёву. Чем-то Брежнев напоминает главного героя сериала «Карточный домик». Он вёл в своей книжке список ключевых людей, которых привлекал на свою сторону — в основном это члены Президиума и кандидаты в члены Президиума. Рядом с фамилиями Брежнев ставил отметки — минусы и плюсы, которые обозначали тех, кто, как говорили заговорщики, в «деле», а кто нет. Постепенно плюсов становилось всё больше.

Брежнев и Подгорный в частных встречах в кабинетах и на охоте обрабатывали членов Президиума: Воронова, Шелепина, Кириленко, Косыгина, Козлова, Полянского, Суслова, Шверника… К каждому нашёлся свой подход. На одних подыскали компромат, другим обещали карьерный взлёт, третьи боялись Хрущёва. К примеру, Полянский, который отвечал за сельское хозяйство, попал под удар летом 1964 г., Никита Сергеевич грубо критиковал его на заседаниях Совета министров — было ясно, что скоро дело кончится для Полянского плохо. Неважно складывались и отношения Хрущёва и Косыгина. Сравнительно легко поддался обработке карьерист Суслов — но в последний момент (тот всегда принимал сторону сильного). Другие, как Кириленко, хотя и были соратниками Хрущёва, но с Брежневым поддерживали более тёплые отношения и тоже к нему примкнули. В конце концов, в группу заговорщиков вошли и министр обороны Родион Малиновский, и председатель КГБ Владимир Семичастный.

Летом 1964 г. ситуация обострилась. Хрущёв сместил Брежнева с поста председателя Президиума Верховного Совета и притом поиздевался над ним (когда этому решению «товарищи» по партии аплодировали, сказал: «Это люди радуются, что тебя освободили»). В то время Хрущёв стал особенно несдержан. «Человек в футляре», «краснобай», «кривляка» — это ещё самые невинные ругательства, которыми он осыпал «товарищей». Бранить он умел самыми скверными словами, по-крестьянски. Кандидат в члены Президиума Ефремов вспоминал, как в 1964 г. «на одном из заседаний Президиума ЦК КПСС, когда кто-то (…) попробовал возразить ему [Хрущёву] по поводу очередного его предложения, он вышел из себя, обрушился с недостойной бранью на человека. Это произвело на всех очень тяжёлое впечатление». Таких начальников никто не любит.

Хрущёв улетает в отпуск и возвращается

К осени Хрущёв оказался в изоляции. Реальных сторонников в высшем руководстве у него практически не осталось. Но так как дело было крайне рискованное, заговорщики медлили. Пётр Шелест вспоминал: «Все мы, кто знал и был посвящен в некоторые подробности подготовки «дела», ходили по острию лезвия. (…) Н. С. Хрущёв был первым секретарём ЦК КПСС, Председателем Совмина СССР. В наших условиях это не ограниченная ничем власть, и, по существу, свобода действий. Его команда, одно слово — и многие из нас были бы «обезврежены», изолированы и даже уничтожены».

Так как для успеха «дела» пришлось вовлечь в него много людей, «утечка» была неизбежна, всегда найдутся те, кто поведёт двойную игру. В сентябре до Хрущёва стали доходить слухи, что в Президиуме что-то замышляют. Но первый секретарь большого значения им не придал: во-первых, интригуют против друг друга, мало ли…; во-вторых, если уж в своё время разделался с Берией и Молотовым, то свои же выдвиженцы, и то довольно бестолковые — не угроза; и в-третьих, Хрущёв стал самонадеян. Перед отъездом в отпуск в Пицунду он сказал на заседании Президиума: «Что-то вы, друзья, против меня затеваете. Смотрите, в случае чего разбросаю, как щенят». Последовали лживые заверения в преданности, и Никита Сергеевич успокоился.

1 октября Хрущёв улетел в Пицунду. Для заговорщиков настал решающий момент. Нервы Брежнева чуть не сдали. Он плакал и думал, что их расстреляют. Но отступать было уже поздно. Смещать Хрущёва решили «демократическим» путём — решением Президиума и пленума ЦК КПСС. До этого рассматривались и другие варианты, но их отмели. Брежнев предлагал Семичастному убить Хрущёва — устроить автоаварию, отравить или просто арестовать. Но главу государства охраняли чекисты 9-го управления КГБ, многие лично ему верные. В случае неудачи всем бы грозила смертная казнь за измену, так что от идеи убийства пришлось отказаться.

Пока Хрущёв отдыхал и охотился в компании с Анастасом Микояном, заговорщики делали последние приготовления — заменили руководителей ТАСС, Гостелерадио, «Известий» и «Правды». 12 октября они провели заседание Президиума ЦК КПСС и вызвали Хрущёва в Москву для срочного рассмотрения «неясностей принципиального характера». В тот день Никита Сергеевич наконец понял, что слухи о заговоре — не просто слухи. По воспоминаниям его сына Сергея, он сказал Микояну «Я бороться не стану» и «Ну, если они все против меня, я бороться не буду». То же подтверждал позднее Микоян: «Потому что как бороться, если большинство против него? Силу применять? Арестовывать? Не то время, не та атмосфера, да и вообще такие методы уже не годились. Выхода не было».

13 октября Хрущёв и Микоян сели в самолёт. С собою первый секретарь взял только пятерых охранников.

Кульминация и развязка

Вечером в Москве состоялось заседание Президиума, которое стало для Хрущёва судилищем. Один за одним «товарищи» выдвигали обвинения: в насаждении своего культа личности, в конфликтности, оскорблениях, властолюбии, провалах экономического планирования, разладе в сельском хозяйстве, неразберихе в административной системе, авантюрной внешней политике, попытке разогнать Академию наук… Многое из сказанного было справедливо. Говорили по очереди, включая Брежнева, а Хрущёв отбивался. Робко попытался защитить обвиняемого Микоян, но его быстро оборвали — «товарищ ведёт себя неправильно». Затем Фрол Козлов предложил Хрущёву выйти на пенсию.

Уже затемно заседание прервалось — собравшиеся решили продолжить завтра. По воспоминаниям Сергея Хрущёва, отец его приехал домой и позвонил Микояну: «Я уже стар и устал. Пусть теперь справляются сами. Главное я сделал. (…) Разве кому-нибудь могло пригрезиться, что мы можем сказать Сталину, что он нас не устраивает, и предложить ему уйти в отставку? От нас бы мокрого места не осталось. Теперь всё иначе. Исчез страх, и разговор идёт на равных. В этом моя заслуга. А бороться я не буду».

Утром 14 октября заседание возобновилось. Высказались все, кто не успел накануне. Подытоживал Полянский, которые заявил Хрущёву: «Заболели манией величия. (…) Вывод: уйти вам со всех постов в отставку». Тот не стал ни угрожать, ни скандалить: «Не прошу милости — вопрос решён. Я сказал т. Микояну — бороться не буду (…). И радуюсь — наконец партия выросла и может контролировать любого человека. Собрались — и мажете говном, а я не могу возразить. Чувствовал, что я не справляюсь, а жизнь цепкая, зазнайство порождало. Выражаю с просьбой об освобождении. Если надо — как надо поступить, я так и поступлю. (…) Спасибо за работу, за критику». После этого Хрущёв подписал заявление об отставке, которое заговорщики уже для него подготовили.

Вечером — чётко по сценарию — состоялся внеочередной пленум ЦК КПСС. Вёл его Брежнев. В Кремле собрались министры, члены Президиума и кандидаты, секретари обкомов, в общем, партийная элита, всего около трёхсот человек. Многие уже знали, о чём пойдёт речь, другие догадывались. Повестка дня: «О сложившемся ненормальном положении в Президиуме ЦК КПСС в связи с действиями тов. Н. С. Хрущёва». После обвинительного доклада Суслова пленум утвердил решение об отставке Хрущёва и предложение Подгорного — назначить Брежнева первым секретарём ЦК, а Косыгина председателем Совета министров. Без прений. Всё закончилось за несколько часов и выглядело как будто бы благопристойно, демократично. Партия человека на пост назначила, партия его и сняла. Хрущёв не выступал и после уехал, ни с кем не прощаясь. 16 октября газеты объявили народу о его отставке «в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья».

Позднее Ф. М. Бурлацкий, работник аппарата ЦК, так высказался о пленуме: «Историческая драма внешне выглядела фарсом. Сплошное лицемерие. (…) Лицемерная апелляция к якобы добровольному уходу Хрущёва со своего поста. Лицемерное решение о Брежневе, которого никто не полагал тогда человеком действительно способным возглавить великую страну. Мне редко приходилось видеть такое сборище тартюфов». Очень скоро немалое число этих «тартюфов» поняло цену своим интригам. Брежнев поспешил отстранить от власти Шелепина, Семичастного, Полянского и других энергичных помощников в «деле». Начались «застойные» годы.

***

На вопрос, почему Хрущёв не стал бороться за власть, можно ответить по-разному. Сын его говорил, что отец устал от многолетней работы и считал, что всё самое важное он и так уже сделал. Микоян утверждал другое — что Хрущёв не мог защитить свою власть. О бесполезности борьбы высказывался и Бурлацкий: «Аппарат ЦК, КГБ и даже армия, которую возглавлял друг Хрущёва Малиновский, больше не подчинялись ему. И ещё ближайший соратник — Микоян — по-настоящему побоялся включиться в борьбу. Делать было нечего. Надо было подставлять непокорную прежде лобастую голову под неизбежный удар судьбы». Деморализовало Хрущёва и единство близких соратников, его же выдвиженцев, которые неожиданно выступили против него.

С другой стороны, на месте Хрущёва немало авторитарных политиков попыталось бы расправиться с врагами силой, а он даже не обратился к своему другу, командующему Киевским военным округом Петру Кошевому. В конце концов, объяви он себя жертвой измены — нашлись бы те, кто в личных интересах его поддержал, и тогда кто знает… Неслучайно заговорщики опасались этого. Но Хрущёв на подобное не пошёл, и это делает ему честь. Инициатор «оттепели» искренне считал, что политические нравы и методы недавнего прошлого — это зло. А. А. Александр-Агентов, партийный деятель того времени, совершенно верно сказал: «За одно по крайней мере Хрущёву надо низко поклониться — со сталинским террором он покончил решительно и навсегда, а своих противников и конкурентов физически не уничтожал». Тот факт, что Хрущёва спустя всего 11 лет после смерти Сталина не отравили и не застрелили в подвалах на Лубянке, а сослали на пенсию голосованием, уже говорит о многом.