Путь Агвана Доржиева: буддистский святой или русский шпион?

Буддизм в России: школа Гелуг и все, все, все

В 18 веке в Российскую империю вошли территории, на которых массово проживали исповедующие буддизм народы — калмыки и буряты. Они находились под влиянием преимущественно одной из тибетских школ — Гелуг, которая прославилась своим строгим подходом к нравственности и аскезой, а также развитой системой монастырского образования.

Российская империя признала буддийское «вероисповедание» ориентировочно в 1741 году (указ, по сведениям историка Цыремпилова, был издан в период регентства Анны Леопольдовны). В 1764-м Екатерина II учредила титул Пандидо-хамбо-ламы — главы бурятских и некоторых других сибирских буддийских общин. По переписи 1897 года, буддисты составили около 0,3% населения империи.

Бурятские буддистские общины поддерживали контакты с тибетскими и монгольскими монастырями: происходил обмен богослужебными книгами; развивалось паломничество, несмотря на огромные трудности, с которыми сталкивались путешественники; разворачивались философские споры.

Во второй половине 19 века буддизм (да и «восточная мудрость» вообще) набирает популярность в кругах европейской и российской интеллектуальной прослойки. Связано это с развитием востоковедения, открытиями европейских и русских путешественников, колониальными захватами. В России (которая к 1870-ым годам утверждается в Средней Азии, то есть на границе буддийского мира) появляются первые новообращенные буддисты из числа русских дворянских родов.

Паломник и репетитор его святейшества Далай-ламы XIII

Агван Доржиев, будущий просветитель, родился в 1853 году в улусе Хара-Шибирь. Его мать была из одного бурятского клана, а отец — из другого. Юный Агван был отдан на воспитание в Шулутский дацан (монастырь по-бурятски), так как мальчик с детства интересовался религией. В 14 лет он побывал в Урге (совр. Улан-Батор), где уже принял на себя буддистские обеты. При этом будущий буддийский просветитель и дипломат мог вполне стать заурядным российским чиновником: до 18 лет он был секретарем в местной думе.

В 19 лет он избирает духовный путь и отправляется в паломничество в Монголию и далее в Тибет. По пути Доржиеву удалось выучить тибетский язык. Несмотря на то, что Тибет был практически закрыт для иностранцев, Агвана Доржиева там все-таки приняли. Он поступил на обучение в монастырь Дрепунг («Брайбун» в монгольском произношении), который был одним из ведущих центров буддийского образования. Там он учится около 12 лет и в итоге получил степень доктора буддистской философии (лхарамба).

Бурятский муж оказался замечательным учеником: помимо того, что он постиг все основы учения и в присутствии трех тибетских наставников получил свою ученую степень, он также изучил шесть языков. Доржиев стал одним из редких иностранцев, который не просто был принят в Тибете, но и сумел сделать там карьеру: он получил звание Цаннид-Хамбо, то есть знатока философии. При дворе Далай-Ламы XIII он был назначен одним из семи учителей его святейшества. Обязанности Доржиева заключались в том, чтобы выступать официальным «спарринг-партнером» будущего тибетского лидера в философских спорах. Активность, обаяние и обширные знания в буддийской философии позволили выходцу из Российской империи стать до конца дней его святейшества одним из близких к нему людей.

Агван Доржиев — русский шпион

Доржиев остался в истории в том числе и как сторонник присоединения Тибета к Российской империи. Тибет к началу XX в. оказался достаточно сильным, чтобы вырваться из лап уже дряхлого китайского «тигра». В этом он получил поддержку со стороны англичан, которые подступали к горам с юга — из Индии. Английские посланники (разведчики) активно проводили зондаж обстановки в Тибете и стремились к тому, чтобы ввести этот регион в зону своего влияния.

Доржиева англичане принимали за «русского агента влияния» (что было отчасти правдой), который способствовал сближению Тибета и России для давления на Британскую Индию. После Британского вторжения в Тибет в 1903—1904 гг. бурятский лама вынужден уехать в Монголию. Существует версия, что Доржиев лично участвовал в организации тибетского сопротивления англичанам, однако это маловероятно.

Он много путешествовал, чтобы найти союзников в противостоянии британцам. В качестве подобных могли выступить Франция, которая явно через некоторых официальных лиц проявляла интерес к тибетской проблеме, а также Российская империя.

В 1897 году Доржиев посетил Францию. В музее восточных искусств в Париже он отслужил молебен в присутствии бомонда и некоторых русских гостей. В частности, там присутствовали будущий президент Франции, приведший ее к победе в Первой Мировой, Жорж Клемансо и поэт Иннокентий Анненский. Последний по этому случаю напишет стихотворение «Буддийская месса в Париже».

Но Франция оказалась слишком далека от тибетских интересов. Тогда Доржиев решает обратиться за помощью к России. При содействии князя Э. Э. Ухтомского — одного из новообращенных буддистов, — он добился аудиенции у Николая II в 1898 году. Император на определенных условиях согласился поддержать идею о протекторате. В Тибете появилось русское консульство.

Агван Доржиев участвовал в подписании тибетско-монгольского договора о взаимном признании (29 декабря 1912 г.) и декларации независимости Тибета, провозглашенной 23 января 1913 г. Посланник России в Улан-Баторе И. Я. Коростовец указывал, что он не был против соглашения Тибета и Монголии, но против сближения России с Тибетом. Поэтому далеко идущие планы бурятского ламы по установлению Российской империей протектората над Тибетом и Монголией не могли быть осуществлены.

Дацан Гунзэчойнэй — храм Будды в Северной столице

Хотя непосредственные контакты России и Тибета так и не стали обширными, хамбо-лама не унывал. В 1905 году после издания Манифеста 17 октября и изменения законов империи о вероисповедании буддизм получил значительно больше свободы в России, чем когда-либо ранее. Агван Доржиев отправляет многочисленные просьбы в различные ведомства о разрешении строительства буддийского храма в Петербурге. В этом его поддерживают как местные диаспоры бурят и калмыков, так и новообращенные в буддизм русские дворяне и ученые-востоковеды.

Строительство было, наконец, разрешено министром внутренних дел Петром Столыпиным, и к 1909-му началось. Было выбрано место вдалеке от центра, в Старой Деревне. Ультраконсервативные круги восприняли появление храма в штыки.

Доржиев так писал об этом:
«Согласно давнему прошению, строительство буддийского сумэ
Было теперь разрешено высочайшим повелением.
Но когда вскоре началась его постройка
Все эти длинноволосые чудаки
Стали раз за разом взывать к царю:
«Если на нашей земле будет построен этот поганый храм
Наша вера придет в упадок.
Необходимо поэтому издать строжайший указ
О запрещении и уничтожении его»».

Тем не менее Доржиеву удается собрать комитет по строительству, куда вошли ученые-санскритологи, монголоведы и буддологи. Возникла заминка с деньгами: часть суммы на строительство выделил сам Далай-лама, но в течение нескольких лет эти деньги не могли прийти. Бурятскому ламе пришлось просить о пожертвованиях у знатных калмыцких и бурятских фамилий.

Храм открылся в 1913 году, приняв первое богослужение 21 февраля. Оно совпало с неофициальным празднованием своеобразного «дня независимости» Монголии и Тибета. Именно подарки из этих государств составили значительную часть убранства дацана. Впоследствии старание Доржиева храм стал важным центром дипломатических связей. Помимо очевидных связей с Монголией и Тибетом, храм также принял у себя членов сиамской монархической фамилии.

Помимо храма в столице Доржиев основал в Калмыкии училище, которому он подарил 300 томов тибетских канонов. В Петербурге основано буддийское издательство. К 1905 году он разработал новый алфавит для бурятского языка на основе старомонгольского письма — вагиндру.

Религия в СССР: буддизм, контрреволюция и дипломатия

С началом Первой мировой войны Доржиев организовывает при храме сбор пожертвований на нужды армии. Среди жертвующих были сын знаменитого ювелира Карла Фаберже, Агафон и эстляндский барон Р. Ф. Унгерн фон Штенберг, впоследствии одиозный белый генерал.

Буряты и калмыки как инородцы были в основном освобождены от призыва в армию, но к 1915 году их стали привлекать на тыловые работы. Паства храма из-за этого сильно поредела.

Февральская революция дала толчок к развитию национального строительства в среде инородцев. Доржиев стал членом комитета по национально-культурному строительству в Калмыкии и Бурятии, как человек одинаково уважаемый и духовными буддийскими кругами, и научной интеллигенцией. Для этого он ездил на малую родину, где общался с главой бурятских буддистов Даши-Доржо Итигэловым — будущим нетленным ламой.

После Октябрьской революции 1917 года большевистское правительство, в отличие от Временного, постепенно начало наступление на религиозные организации. Летом 1918 года Доржиев был арестован ЧК, когда направлялся в Калмыкию, и оказался в Бутырской тюрьме в Москве. Его обвинили в попытке вывезти ценности за пределы России. Ламе грозил смертный приговор, но ему удалось связаться с некоторыми знакомыми учеными: академиком С. Ф. Ольденбургом, В. Л. Котвичем и Ф. И. Щербатским. Помогло также вмешательство наркома иностранных дел Г. И. Чичерина. Доржиев был освобожден.

Постепенно отношения Доржиева и советской власти улучшились. Доржиев в 1919 году получил мандат на ведение агитации среди верующих для «разъяснения им основ советской власти». Он активно просил средства на восстановление разграбленного в 1919-м петербургского дацана. Хамбо-лама принял участие в первом съезде народов Востока в Баку в 1920 году.

Буддизм поначалу рассматривался как религия «угнетенного меньшинства», поэтому советская власть отчасти даже поддерживала его. Во всяком случае, создавала такую видимость. При этом буддийское духовенство было объявлено «классовым врагом», «угнетателем» народов Калмыкии и Бурятии.

Доржиев регулярно выступал с заявлениями о необходимости реформ в общине. Это настраивало против него и консервативные круги, и советскую власть. Не прекращались диспуты по вопросам антирелигиозной пропаганды и национализации религиозного имущества.

Тибетскоподданный Агван Доржиев

Авторитет и связи Доржиева было решено использовать в целях советской внешней политики. По задумке Г. В. Чичериным, хамбо-лама должен быть заняться продвижением «мировой революции» на Востоке.

Став официальным лицом советской дипломатии, Доржиев использовал свое положение для помощи единоверцам в Советской России. Но уже с 1925 года в Бурят-Монгольской СССР, а затем и в Ленинграде поднимается вопрос о принадлежности буддийских храмов. Начинается их постепенная национализация. Ленинградский храм Доржиеву какое-то время удается защитить с помощью хитрой уловки: он указал Чичерину, что дацан является важным элементом в сохранении дружественных советско-тибетских отношений, и передал его в собственность наркомата иностранных дел. Но Чичерина в 1929 году сменил М. Литвинов, которому не было дела до буддизма и Тибета.

После убийства Кирова начались и репрессии: были арестованы почти все ламы, проживавшие в Ленинграде, а вместе с ними как некоторые сочувствующие, так и рядовые верующие и ученые-востоковеды.

Сам Доржиев был арестован в 1937 году в Бурятии. К тому времени в республике развернулось политическое дело, которое связывало руководство региона и местной компартии с буддийскими руководителями и японской разведкой. Доржиев умер в улан-удэнской тюрьме 29 января 1938 года.

Есть легенда, что еще в 1920 году Пандидо-Хамбо-Лама Даши-Доржо Итигэлов встретился с возвращающимся из Монголии Доржиевым, очевидно вскоре после монгольской революции 1921 года. Якобы Итигэлов сказал Доржиеву: «Зря вы сюда вернулись. Лучше бы вы остались за границей. Скоро начнутся аресты лам. Попадете к ним в руки — в живых они вас не оставят». Агван Доржиев в ответ спросил: «Почему не уезжаете сами?» Итигэлов ответил: «Меня они не успеют взять».