Роберт Фицрой: как потомок королей и адмиралов ходил в кругосветку и делал научные открытия (ч.2)

Роберт Фицрой: как потомок королей и адмиралов ходил в кругосветку и делал научные открытия (ч.1)

Подготовка второй гидрографической экспедиции. Появление штатного натуралиста.

Конечно же, цели экспедиции не ограничивались тем, чтобы доставить домой огнеземельцев. Более того, планы гидрографов были куда обширнее, чем в первый раз. Предполагалось, что «Бигль» проведёт около двух лет у берегов Америки в местах, которые не удалось досконально исследовать накануне, так как «современное состояние науки не только позволяет, но и требует довести дело до конца, и нельзя допустить, чтобы берега, постоянно посещаемые  английскими кораблями, представляли собой чересполосицу изученных и неизвестных участков». Затем следовало повернуть от западного побережья в Тихий океан и совершить кругосветное плавание, целью которого будет уточнение долгот ряда географических объектов. Для этого бриг был снабжён множеством хронометров. Главный гидрограф адмиралтейства лорд Бофорт писал о «Бигле», что «ни одно судно, не покидало нашу страну с таким большим набором хронометров на борту». Используя большоё количество хронометров, предполагалось получить среднее арифметическое их показаний и обеспечить максимальную точность измерений.

 В ходе подготовки к плаванию Фицрою пришла в голову мысль, что неплохо было бы иметь на борту квалифицированного натуралиста.

«Боясь упустить случай собрать ценные материалы и сведения во время экспедиции, — вспоминал он, — я попросил главного гидрографа найти учёного, который захотел бы разделить все трудности и неудобства нашего плавания ради возможности посетить отдалённые и почти неизученные страны».

Лорд Бофорт передал просьбу капитана кембриджским профессорам.  Те, посовещавшись немного, рекомендовали на должность штатного натуралиста «Бигля» Чарльза Дарвина, только что закончившего университет. Дарвин учился в Кембридже на богословском факультете, но и профессуре и студентам он был известен как знаток не гуманитарных, а естественнонаучных предметов, «многообещающий юноша, который очень увлекается геологией, как, впрочем, и всеми прочими отраслями естественной истории».

Позже Фицрой признавался: когда он увидел Дарвина, первой его мыслью было, что у человека с таким носом вряд ли хватит энергии и упорства, чтобы добиться успеха в экспедиции. Но в ходе беседы, предубеждение начало стремительно таять, собеседники прониклись живейшей симпатией друг к другу, Дарвин был утверждён на должности натуралиста и приглашён быть сотрапезником капитана на протяжении всего плавания. Возвратившись домой с этой встречи, будущий автор теории естественного отбора написал сестре:

«Капитан Фицрой в городе, и я виделся с ним; никакие слова не смогут выразить мой величайший восторг и восхищение. В одном я уверен — на свете нет более открытого и доброго человека. Он говорит, что ему будет крайне неприятно, если я стану чувствовать себя неудобно, поскольку на таком судёнышке, как «Бигль», мы невольно будем много времени проводить вместе; поэтому его долг изобразить всё в самом мрачном свете. В понедельник я вероятно поеду в Плимут, чтобы своими глазами увидеть корабль. Мне очень нравится его манера держаться и говорить без обиняков... Думаю, что трезво оценил капитана Фицроя. Если так, уверен — мы станем с ним друзьями. Сегодня я у него обедаю».

В 1831 г. натуралисту было 22, а капитану 26 лет.

Восторженное настроение не покидало Дарвина и в последующие дни, во время подготовки к плаванию. Он называет Фицроя Идеальным капитаном, и восхищается «Биглем»:

«Он необыкновенно красив, даже сухопутные крысы, вроде меня, приходят при виде его в восторг. Мы все считаем его лучшим кораблём, когда-либо покидавшим доки».

Здесь следует сказать, что перед второй экспедицией Фицрой тщательно отремонтировал и переоборудовал бриг, щедро приложив собственные средства к тем, которые выделило адмиралтейство. Все улучшения подробно перечисляются в одном из писем Идеального капитана:

«Бигль» был отдан в моё распоряжение четвёртого июля 1831 года и немедленно отведён в доки для тщательного осмотра и подготовки к длительному плаванию в чужих морях. Так как нужно было полностью переделать палубу и палубные надстройки, я испросил разрешения значительно поднять верхнюю палубу, это сильно пошло на пользу мореходным качествам судна, не говоря об удобстве для тех, кто собирался на нём плавать. Днище обшили двухдюймовыми еловыми досками, поверх которых была положена прокладка из войлока, а затем новая листовая медь.
Эта тройная обшивка увеличила водоизмещение «Бигля» и оно стало вместо двухсот тридцати пяти двести сорок две тонны. Руль был переделан по проекту капитана Лихау, ручная лебёдка заменена брашпилем последней модели, вместо обычной печки на камбуз была взята печь Фразера с духовкой, и на все мачты, бугшприт и даже на утлегарь были поставлены громоотводы системы Харриса
Всё оснащение, вся внутренняя и внешняя отделка корабля не оставляет желать лучшего. Паруса, рангоут, канаты были наивысшего качества. В довершение всего специально для нас по особым проектам было построено шесть превосходных баркасов (два — за счёт частных лиц), которые так искусно были размещены и укреплены на палубе, что им не грозил самый сильный шторм. Учитывая ограниченные размеры нашего судёнышка, просто удивительно, сколько книг и приборов мы ухитрились разместить в сухих и надёжных местах; в углу моей каюты сложены двадцать два хронометра.
Я должен упомянуть, что мы запаслись различными противоцинготными продуктами — солёными огурцами, сушёными яблоками, лимонным соком — всё самого высшего качества и в таком количестве, какое могли поместить в трюм.; кроме того, мы взяли много консервированных овощей, мяса и супа, а от медицинского ведомства получили большой запас антисептических средств и средств консервации образцов флоры и фауны».

Плавание с Дарвином

«Бигль» покинул родные берега в последние дни 1831 г., сразу после того, как команда отпраздновала Рождество. У двадцатишестилетнего капитана в Англии оставалась невеста, мисс Мэри О'Брайен, которая обещала ждать его возвращения. Забегая вперёд, скажем, что путешествие затянулось, гидрографическая съёмка американских берегов заняла на два года больше времени, чем планировалось, и Фицрой смог вернуться домой лишь через пять лет.

Это насыщенное событиями плавание подробнейшим образом описано в книге Чальза Дарвина «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль»», необыкновенно интересной, но очень толстой. Здесь удастся дать лишь самое общее представление об экспедиции.  Фицрой описывал её будни следующим образом:

«Первым делом мы старались найти безопасную гавань и стать на якорь. Затем определяли широту, время и брали истинный пеленг, проводили наблюдения за течениями и магнитными свойствами Земли. Мы наносили на карту береговые очертания бухты и окрестностей; делали тригонометрическую съёмку местности, включая все высоты и другие черты рельефа, которые можно было разглядеть с прилегавших к гавани гор». 

В эти дни Дарвин писал о Фицрое:

«Я ещё ни разу в жизни не встречал человека, который был бы способен так работать. Он всё время чем-то занят, а в редкие минуты отдыха о чём-то размышляет. Если он не убьёт себя работой, то за плавание просто горы свернёт».

На долю путешественников выпали не только трудности, уготованные природой, но и проблемы, связанные с политическими неурядицами. Когда «Бигль» вошёл в гавань Буэнос-Айреса, над ним просвистело пушечное ядро. В не столь давно освободившейся от власти испанцев Аргентине происходил очередной переворот. Капитан поспешил увести свой корабль в Монтевидео (с 1828 г. - столицу независимого Уругвая). Но и там не всё обстояло благополучно. Не успело гидрографическое судно бросить якорь, как на борт явились начальник городской полиции и начальник порта с просьбой оказать содействие в подавлении мятежа солдат-негров и установлении порядка в городе. Фицрой отправился на берег, чтобы разобраться, идёт ли речь лишь о правительственном перевороте, или беспорядки угрожают имуществу и жизни мирных граждан. Убедившись в последнем, он распорядился вооружить и отправить на берег большую часть команды (около пятидесяти человек), а корабль привести в полную боевую готовность. Он опасался, что мятежники захотят напасть на «Бигль», чтобы пополнить боеприпасы. Целые сутки английские моряки патрулировали улицы столицы Уругвая до подхода подкреплений. К счастью, демонстрации силы оказалось достаточно, и прямого столкновения с мятежниками не произошло. Принимавший участие в акции умиротворения Дарвин вспоминал:

«В то время как враждующие стороны пытались вести переговоры, мы на своём посту во дворе перед зданием муниципалитета развлекались тем, что жарили на костре бифштексы». 

В своём отчёте об экспедиции Фицрой писал об инциденте в Монтевидео:

«Команда «Бигля» пробыла на берегу более двадцати четырёх часов, и, хотя нам не пришлось воспользоваться оружием, люди, чья жизнь и имущество находились под угрозой, говорили мне потом, что наше присутствие несомненно предотвратило кровопролитие».

Только в январе 1832 г. экспедиция добралась до Огненной Земли. Тут Фицроя ожидал неприятный сюрприз. Проведшие почти три года в обществе англичан и усвоившие их нормы быта огнеземельцы пришли в ужас от вида своих диких соотечественников. «Обезьяны... грязные дураки, не люди!» - говорили они англичанам. Правда, такой откровенной нелестной характеристики удостоились не те племена, к которым принадлежали подопечные Фицроя. На первых порах прошедшие обучение в Англии индейцы пытались уверять моряков, что их соплеменники стоят неизмеримо выше, чем остальные обитатели Огненной Земли. Когда «Бигль» достиг родных мест Джемми Баттона, реакция была более сдержанной. Тем не менее, было очевидно, что между дикими и цивилизовавшимися огнеземельцами разверзлась пропасть. Последние за три года, проведённые вдали от родины, даже начали забывать родной язык.

 Тем не менее, англичане выбрали место для устройства христианской миссии. Они построили три бревенчатые хижины, в которых, как предполагалось, будут жить миссионер Ричард Метьюз, и огнеземельцы: Йорк, Джемми и Фуэнгия. Рядом разбили огород.  Затем «Бигль» отправился на гидрографическую съёмку окрестностей, с тем, чтобы вскоре проведать миссионера, и удостоверится, что дела его идут нормально.

Когда Фицрой возвратился, он застал большую часть огорода вытоптанной, а большую часть имущества миссии растащенной. Правда, и миссионер и трое его товарищей были живы и здоровы, но Метьюз жаловался на крайне неуважительное отношение туземцев. Они толкали его, корчили рожи, дёргали за бороду, отнимали вещи. К цивилизованным огнеземельцам отношение было несколько лучше, но большого влияния на соплеменников они не имели. «Мой народ — плохой, очень плохой, большой дурак!» - жаловался Джемми Баттон.

Было очевидно, что Метьюз не сможет жить среди туземцев. Трое его учеников, скрепя сердце, выразили желание остаться с родичами. По этому поводу в дневнике Дарвина имеется следующая запись:

«Было очень грустно оставлять наших огнеземельцев среди их диких земляков. Утешало нас лишь одно — сами они не опасаются за свою жизнь. В противовес распространённому мнению трёх лет оказалось достаточно, чтобы превратить дикарей в европейцев, во всяком случае, если говорить об их привычках. Я уверен, что Йорк, будучи взрослым человеком с сильной волей и твёрдым характером, станет, насколько ему позволят обстоятельства, жить как англичанин. У бедного Джемми был безутешный вид. Он, несомненно, предпочёл бы вернуться с нами. Каковы бы ни были другие результаты их поездки в Англию, боюсь, что счастья она им не принесла. Ум их достаточно развит, чтобы оценить преимущества цивилизованного образа жизни, и всё же я опасаюсь, что им придётся вернуться к обычаям своего племени».

Забрав Метьюза, «Бигль» вновь направился на гидрографическую съёмку, но неделю спустя  Фицрой навестил миссию на вельботе. То, что он там увидел, вселило в него некоторую надежду. Казалось бы бесповоротно вытоптанный огород всё же дал ростки. В хижинах, кроме трёх побывавших в Англии индейцев жили родственники Джемми Баттона и даже носили европейское платье.

«Они помогут другим огнеземельцам, - пишет Фицрой после посещения миссии, — понять и оценить те мотивы, которыми я руководствовался, увозя их в Англию, и это так их к нам расположит, что при следующем посещении здешних мест Метьюз сможет претворить в жизнь свой план, от которого он пока не отказался, хотя обстоятельства и вынудили временно отложить его осуществление».

Увы, этим надеждам не суждено было сбыться. Когда год спустя «Бигль» возвратился на Огненную Землю, миссия была разрушена и пустынна. Утешало лишь то, что судьба подопечных Фицроя оказалась не столь трагична, как можно было предположить. Капитану удалось разыскать Джемми Баттона. Тот женился и вернулся к образу жизни своих предков. Что касается Йорка и Фуэнгии, то они скрылись в неизвестном направлении, прихватив с собой большую часть подаренных англичанами вещей.

Затея с огнеземельцами была первой крупной неудачей в жизни Фицроя, и он тяжело её переживал. Позже, когда капитан имел случай беседовать с миссионерами Новой Зеландии, те убеждали его, что итог его цивилизаторской деятельности на Огненной Земле не провал, а лишь первая ступенька в деле приобщения туземцев к европейской культуре. Со временем его усилия непременно принесут свои плоды, хотя возможно самому капитану и не доведётся их увидеть. 

 Не стоит думать, что отношения Фицроя и Дарвина всегда складывались столь же идеально, как и в первые дни их знакомства, да так наверное и не бывает в жизни. В более поздних воспоминаниях Дарвин писал:

«Характер у Фицроя был своеобразный, нрав весьма тяжёлый... Особенно невыносим он бывал по утрам. Его зоркий взгляд обязательно замечал какое-нибудь мелкое упущение на корабле, и тогда не жди пощады. Младшие офицеры, сменяя тех, кто нёс вахту с ночи, обычно спрашивали, «много ли было утром подано горячего кофе», имея в виду настроение капитана... Он исключительно хорошо относился ко мне, но находиться с ним в близких отношениях — что было неизбежно, поскольку мы ели за одним столом в его каюте, - оказалось очень трудно. Несколько раз мы ссорились, так как стоило ему рассердиться, он совершенно переставал владеть собой. Жить в полном согласии с капитаном военного корабля трудно ещё и потому, что всякое противоречие ему воспринимается чуть ли не как бунт».

Тем не менее эти два незаурядных человека всегда относились с глубоким уважением друг к другу, и их ссоры были недолгими.  В письме главному гидрографу адмиралтейства лорду Бофорту Фицрой очень лестно отзывался о своём штатном натуралисте:

«Дарвин очень разумный и трудолюбивый юноша и очень приятный сотрапезник. Я ещё не видел, чтобы «сухопутный» человек так быстро и досконально освоил обычаи, принятые на море».

Один из проливов в архипелаге Огненная Земля носит имя Дарвина. Впервые увидев его на карте, кто-то, наверное, подумает, что таким образом решили увековечить память великого учёного, совершившего революцию в биологии. На самом деле имя проливу дал Фицрой в честь своего друга, в то время мало кому известного молодого натуралиста, делившего с командой «Бигля» все тяготы и опасности плавания.

Участники экспедиции не ограничивались лишь съёмкой береговой линии, иногда совершая длительные вылазки на сушу. Порой это было вызвано практической надобностью, например, поисками пресной воды. Одно из таких путешествий оказалось довольно драматичным. Отряд, в составе которого находились и Фицрой, и Дарвин, направился к видневшимся с холма озёрам, но выяснилось, что они покрыты коркой соли. Участники похода не брали с собой запаса воды, и у них едва хватило сил добраться обратно к кораблю. При этом Дарвин выказал большую физическую выносливость, чем его капитан.

Случались и исследовательские рейды вглубь континента. Так, весной 1834 г. хорошо вооружённая группа из двадцати пяти человек, отправилась вверх по течению реки Санта-Круз, надеясь достичь её истоков. В этой речной экспедиции также участвовали и Дарвин, и Фицрой. Они двигались через континент шестнадцать дней, часто баркасы приходилось тянуть бечевой, так как течение было слишком бурным. В конце концов пришлось повернуть назад, не дойдя, по расчётам гидрографов, 25 миль до подножия Анд и 60 до Тихого океана. Обратный путь по течению занял всего три дня, но был гораздо более опасным.

Доскональное гидрографическое исследование береговой линии Южной Америки и многочисленных прилежащих островов оказалось делом чрезвычайно трудоёмким.  Фицрой потратил на это четыре года, но всё же не выполнил свою задачу в полном объёме. Безусловно, в этом не было вины капитана. Проделанная им работа была колоссальна и получила высокую оценку коллег. На определённом этапе выяснилось, что для успешного проведения работ необходимо дополнительное судно. Не дождавшись финансовой помощи от адмиралтейства, Фицрой купил его на собственные деньги. Вообще, пагубная привычка решать служебные проблемы за счёт личных средств едва не довела руководителя гидрографической экспедиции до разорения.

 В феврале 1835 г. «Бигль» прибыл в маленький, но вполне цивилизованный порт Вальдивия на Тихоокеанском побережье (Чили). Мэр города явился на бриг в сопровождении стайки очаровательных сеньорит. В честь гостей был устроен приём, который запомнился всем своим беспечным весельем.   Казалось, стоянка в Вальдивии обещает стать прекрасным отдыхом, но тут разразилось землетрясение.

Вальдивия, большая часть домов которой была построены из дерева, пострадала не слишком сильно, но вскоре пришло известие, что лежащий севернее город Консепсьон почти полностью разрушен, а его портовые сооружения сметены приливной волной. Фицрой поспешил туда, чтобы предложить свою помощь.

 По прибытии в Консепсьон капитан «Бигля», чрезвычайно заинтересовался природой приливных волн, уничтоживших порт. Он предположил, что волны были вызваны резким изменением уровня морского дна в результате землетрясения. Чтобы подтвердить свою гипотезу, Фицрой занялся промером глубин вдоль побережья и вокруг островов, а также наблюдением, за местными течениями, которые должны были измениться в случае изменения глубин.

 Как раз в это время у Тихоокеанского побережья Южной Америки потерпело крушение английское судно «Челленджер», которым командовал Майкл Сеймур, старый друг Фицроя. «Челленджер» засел на прибрежных рифах, а команда добралась до берега, и оказалась довольно далеко от цивилизованных мест, в краях насёлённых индейцами, не всегда дружелюбно настроенными. Сеймур распорядился стать лагерем и снять с разбитого корабля всё что можно, пока его не разнесло в щепки прибоем. Тем временем несколько офицеров отправились за помощью. Они достигли Вальпараисо, когда там находился Фицрой.  

 Начальник порта высказал мнение, что к месту, где разбилось судно, практически невозможно подойти даже в хорошую погоду. Находившиеся в Вальпараисо британские морские офицеры были в растерянности. Фицрой, как знаток здешних мест, предложил свои услуги в качестве штурмана спасательной экспедиции, а пока она готовится, взялся добраться до лагеря Сеймура по суше. Он ехал верхом, чуть не загнал лошадей и достиг своей цели через двое с половиной суток, забрызганный грязью с головы до ног. Побывав на месте крушения, Фицрой удостоверился, что людей и имущество можно вывезти, зайдя на шлюпках в устье ближайшей реки, и спешно возвратился назад.

Имеются сведения, что отношения между Фицроем и командиром корабля, на который возложили спасательную миссию, были довольно натянутыми, и только благодаря энергии капитана «Бигля» все работы по вывозу потерпевших кораблекрушение выполнили вовремя. В письме домой Дарвин сообщает, что Фицрой пригрозил капитану спасательного судна военным судом за проволочку и «всем им на «Блонде» (название корабля) протёр глаза, чтобы они лучше видели, в чем состоит их долг».

 Команду «Челленджера» благополучно вывезли, но неприятности капитана Сеймура на этом не кончились. Ему грозил трибунал за потерю судна. И тут Фицрой вновь сумел оказать своему другу действенную помощь. Он дал Сеймуру письмо, в котором привёл полученные данные относительно изменений океанических течений в результате землетрясения. Как он полагал, именно эти изменения, стали причиной ошибки капитана, приведшей к кораблекрушению. Сеймур привёл эти данные на суде и в результате был полностью оправдан. Постановление трибунала гласило:

«Суд считает своим долгом, закончив слушание дела, выразить своё высокое мнение о поступках и действиях командира Майкла Сеймура, его офицеров и матросов как во время крушения, так и в течении семи недель, проведённых на диком и негостеприимном берегу, и подчеркнуть пользу и преимущество строгой дисциплины, благодаря которой британский флот пользуется доверием своей страны и благодаря которой в данном случае, как и во многих других, удалось сохранить команду, за печальным исключением двух человек, и обеспечить её возвращение на родину».

Вскоре после спасения команды «Челленджера» «Бигль», наконец покинул южноамериканский континент и взял курс на Галапагосские острова.   Пока Фицрой занимался гидрографической съёмкой архипелага, Дарвин изучал разновидности галапагосских вьюрков. Собранный им материал потом послужил одной из ступеней в создании теории происхождения видов.  Следующая стоянка была на Таити, потом в Новой Зеландии, где капитан много общался с миссионерами. Он рассказывал им о своёй попытке цивилизовать огнеземельцев, расспрашивал об их опыте. Миссионеры дали прогрессорскому эксперименту Фицроя утешительную оценку:

«Это был первый шаг, по результатам сходный с нашими первыми шагами здесь, в Новой Зеландии. У нас тоже сперва ничего не получалось. Но Господь Бог велел нам быть терпеливыми, и в конце концов, успех превзошёл все ожидания».

Огибая земной шар, «Бигль» побывал также в Австралии, Южной Африке, на Азорских островах, но нигде не задерживался слишком долго. Если плавание у берегов Америки затянулось на четыре года, то собственно кругосветное путешествие продлилось 13 месяцев. 28 октября 1836 г. «Бигль» пришёл в Гринвич, где в последний раз были сняты показания хронометров.

Продолжение: Роберт Фицрой: как потомок королей и адмиралов ходил в кругосветку и делал научные открытия (ч.3)