Средневековые рыцари и куртуазные истории

Рыцари и любовные треугольники

Представления о куртуазном поведении корнями тянутся ещё к античной литературе, зрели в Средние века и, на беду свою, ударили прямо в голову прованскому поэту Кретьену де Труа, который стал автором чуть ли не самых популярных произведений в этом стиле. Впечатлительные жители Прованса поголовно заразились куртуазностью, а оттуда эта мода разошлась по всей Европе. Не по хижинам бедняков, разумеется; слово «куртуазный» происходит от слова «двор». Двенадцатый век стал расцветом поэзии трубадуров, прославлявших куртуазную любовь.

Как же выглядел куртуазный рыцарь? Этот образ трубадуры без зазрения совести похитили у Овидия: «Он дрожит от любви, не спит, он бледен, может умереть от неразделённости своего чувства».

Дрожать можно было в адрес определённой дамы, а можно — в адрес Девы Марии.

А в чём же, собственно, принцип куртуазности, кроме того, что при виде дамы надо бледнеть и даже можно умирать? Да в общем, во всём, что мы уже сказали: Прекрасная Дама обожествляется, наделяясь некими чертами Девы Марии; служение, верность и преданность ей — высшая радость рыцаря (сбегать от Дамы в Крестовые походы можно и даже весьма почитаемо, ведь там можно ее прославлять, а плотская любовь не главное). Да, плотская любовь в куртуазном контексте — не главное вообще; наоборот, куртуазный роман обычно посвящён определённой недоступности прекрасной дамы: например, она замужем. Трагические любовные треугольники были ужасно модными среди рыцарей.

Вопрос: Так что же, в XI-XIII веках все рыцари поголовно придерживались куртуазных традиций?

Ответ: Ну, если кто-то хотел прослыть немодным, то мог и не придерживаться! А ещё можно было возвышенно страдать по Даме и быть женатым на другой. Или, возвышенно страдая, невозвышенно спать с другими. Главное — тайно.

Вопрос: И кто был самым куртуазным, ну вот вообще‑вообще?

Отвечаем.

Бертран де Борн

Этот перигорский дворянин был хозяином замка Аутафорт и очень любил воевать и сочинять песни. История заклеймила его как подстрекателя. Дело в том, что жил Бертран на тех французских землях, которые временно принадлежали Англии, и его любимым хобби было стравливать между собой английского принца (тогда ещё графа Пуатье) Ричарда Львиное сердце с его старшим братом Генрихом и младшими Джеффри (он же Джоффруа) и Джоном на предмет владения этими землями.

Кроме того, Бертрану нравилось подстрекать Генриха к войне против его же отца, и так он развлекался, пока бедняга Генрих не умер от лихорадки. Впрочем, к войнам он подталкивал не только королей, но и сеньоров поменьше — таков уж был этот беспокойный де Борн.

Войны вдохновляли его на создание сирвент, а сирвенты растравляли междоусобные войны.

Например. Однажды Бертран выбрал себе даму сердца, дону Маэут де Монтаньяк — а принц Джоффруа, который дружил с де Борном, граф Раймон Тулузский и король Альфонс Арагонский тоже положили глаз на эту красавицу. Замужнюю, кстати. Что не мешало ей отдавать предпочтение Бертрану.

И вот де Борн написал стихи, где вроде бы и воспевал красоту и чистоту «доны Маэут», однако же и намекал на то, что видел её обнажённой. Все заинтересованные лица скрипнули зубами, а Бертран в своей сирвенте намекнул также на неких грубиянов, забывших о любви ради походов, — так он хотел столкнуть своего друга Джоффруа с виконтом Лиможским, которого Бертран не любил. Самое интересное — он добился цели! Более того, вся эта группа лиц, заинтересованных в доне Маэут, не пошла бить де Борна, а печально вздохнула и хором сказала: «Что делать, что делать… Завидовать будем». С королем Арагонским Бертран, правда, потом всё-таки поссорился.

Спустя какое-то время дона Маэут всё же бросила Бертрана — и не просто так, а приревновав. Нечего было стихи другой даме посвящать — а он взял да и посвятил некоей доне Гвискарде (потом клялся, что ничего не было, но поздно). Бертран очень огорчился, явился к другой даме и предложил ей свое куртуазное служение.

— Но как же, — удивилась дона Тибор де Монтозье, — вы же страдаете по доне Маэут.

— Страдаю, — потупился Бертран, — но мне же нужно кому-то посвящать сирвенты.

— Ладно, — великодушно согласилась дона Тибор, которой не особо был нужен Бертран. — Посвящайте их пока мне, а я постараюсь уговорить дону Маэут поскорее с вами помириться.

Видимо, ей не очень понравились сирвенты Бертрана, потому что вскорости дона Тибор убедила-таки дону Маэут вернуться.

Вот такие куртуазные отношения были у дона Бертрана. Хотя, конечно, в основном он занимался разнообразными войнами, пока не умер принц Генрих. После этого сам Бертран попал в плен к его отцу, расплакался, получил обратно свой замок, но вскорости ушёл в монастырь и там доживал последние дни своей бурной жизни.

Гийом де Кабестань

Его вообще смело можно было бы ставить на первое место как самого куртуазного из куртуазных, если бы не некоторая недоказанность истории — хоть она и очень красива.

Итак, Гийом был небогатым рыцарем из графства Руссильон. Сейчас это географически Франция, а тогда была Каталония. Находился замок Кабестань во владениях короля Альфонса Арагонского, который уже отметился в истории Бертрана де Борна. В конце станет ясно, почему это важно (спойлер: потому что Альфонс сам был исключительно верен заветам куртуазной любви).

Гийом слагал стихи, охотился, был представлен ко двору графа Раймонда Руссильонского и не нашёл лучшей кандидатуры в дамы сердца, чем жена собственного сеньора. В конце концов, он был поэт, хорош собой, а Соремонда (в другом варианте — Маргарита) Руссильонская была самой знатной и, возможно, самой красивой дамой в окрестностях. Гийом принёс Соремонде своё куртуазное служение, и начался у них роман — неизвестно, окрашенный плотской любовью или нет, но стихи Гийом сочинял очень радостные.

Вскоре граф Раймонд заметил, что худородный рыцарь из замка Кабестань часто ошивается у него при дворе с подозрительно мечтательным лицом и пишет стихи о счастливой любви. «А не мою ли жену он имеет в виду?» — догадался Раймонд. Добро б ещё писал о несчастном и неразделённом чувстве, а так неудобно как-то получается.

— А не ты ли с моей женой это… поэзией занимаешься? — бесхитростно поинтересовался Раймонд.

— Да нет, вы что, это я про её сестру Агнессу, — соврал Гийом.

— А, ну ладно тогда, — успокоился Раймонд и обрадованно хлопнул Гийома по плечу. Вечером он доверительно признался жене: «Представляешь, я думал, наш поэтишка про тебя сонеты пишет, а он, оказывается, про твою сестру! Агнессу! Ха-ха-ха!».

Соремонда побледнела и ревниво хлопнулась в обморок.

— Чего это она? — задумался Раймонд.

Однако спустя несколько дней Гийом сочинил новый сонет о ссоре и примирении. Тут до Раймонда дошло, что его обманули. Граф обиделся. Со своей свитой он подстерёг Гийома на охоте и заколол его.

Ну а дальше начинается самая куртуазная и несколько отдающая поздними литературными домыслами история. Раймонд приказал приготовить сердце несчастного трубадура и подать его на ужин супруге.

Дальше всё развивалось почти как в финале фильма «Даунхаус».

Узнав, что она съела, Соремонда по своему обычаю упала в обморок, а встав, заявила, что блюдо было столь прекрасным, что другого она есть не будет. После чего выбросилась из окна замка. Насмерть.

История эта широко разошлась по всей Каталонии. Дошла она и до короля Альфонса. Тот недолго думал — и приказал увековечить память влюблённых, а графа Раймонда пожизненно заключил в темницу.

Ульрих фон Лихтенштейн

«Дон Кихота» читали? В общем, тогда про Ульриха можно дальше не рассказывать. Однако всё-таки детализируем.

Итак, как и благородный идальго Алонсо Кехана, юный Ульрих начитался рыцарских романов Кретьена, помоги ему Господь, де Труа.

— Огонь, — решил Ульрих. — Ураган. То, что надо.

И немедленно влюбился в некую богатую и знатную даму — по косвенным признакам, жену австрийского герцога Леопольда. Дальнейшее нам известно по его книге «Служение дамам», где Ульрих в довольно корявых стихах надиктовал писцу свою биографию.

Начал он с того, что стал покупать воду, в которой Дама мыла руки, и пить её. Попутно выяснилось, что его тётушка — подруга Дамы, и через родственницу он стал присылать Даме стихи о любви. Стихи Даме нравились, идея с водой — вряд ли. Но в целом она хвалила его творчество и не отталкивала юношу, хотя и встретиться не соглашалась. Но вот однажды она сказала, что у Ульриха великовата верхняя губа.

Ульрих пошёл к лекарю, тот без всякой анестезии отрезал ему часть губы, и следующие полгода Ульрих залечивал последствия. Тут даме стало интересно, она согласилась на встречу, но бедняга так волновался, что не мог вымолвить ни слова. После этого Дама заявила, что он не рыцарь, а трус. Ульрих решил доказать обратное и пошёл сражаться на турнирах во славу Дамы, чьё имя открыть не мог. Так он вошёл в число лучших поединщиков страны, что, однако, не помогло смягчить сердце Дамы. Та, впрочем, продолжала с ним переписываться — в основном поругивая, высказывая сомнения в его любви и мотивируя Ульриха на всё более и более безумные приключения.

Так, например, Ульрих отрубил себе мизинец и послал его Даме в золотой шкатулке; удивительно, но, получив сей дар, Дама не пришла в восторг, а наконец прямо заявила: «Я никогда не думала, что разумный человек способен на такие глупости». Но до вразумления Ульриху было ещё далеко.

Следующей его эскападой стал поход в Венецию. Ульрих в женском платье ехал по Европе, а впереди бежали герольды и извещали, что благородный Ульрих фон Лихтенштейн собрался биться инкогнито во славу своей дамы. В женском платье, как сама богиня Венера. Ну и каждого встреченного рыцаря он вызывал на бой во имя Венеры, ни разу серьёзно не покалечившись. Триста семь копий сломал в таких поединках! Что характерно, все относились к нему с восторгом и уважением — кроме Прекрасной Дамы (видимо, слишком разумной).

На фоне этого его дальнейшее путешествие через всю Германию в костюме короля Артура (а свита при этом вырядилась в одеяния рыцарей Круглого стола) выглядит в целом довольно мило и почти не пахнет сумасшедшим домом. Всего за свою жизнь Ульрих поучаствовал в 171 поединке во имя Дамы.

Совершая все эти безумства, Ульрих успел жениться на Перхте фон Вайсенштейн, заделать четырёх детей, занять пост сенешаля, а позднее и маршала. Дама была всё так же недоступна. Наконец она написала ему письмо. Ульрих должен был переодеться в нищего и ждать среди толпы у её замка. В урочный час Дама обещала сбросить верёвку из простынь из своего окна.

Ульрих с трепетом ждал в толпе разнокалиберных нищих и прокажённых. Наконец заветные верёвки спустились, Ульрих полез наверх, и… да. Дама улыбнулась ему, похвалила за подвиги и попросила, чтобы доказать свою любовь, ещё повисеть на несчастной простыне, читая свои стихи.

Ульрих был счастлив, пока служанка, державшая простыню, её не отпустила.

В пятьдесят пять лет Ульрих фон Лихтенштейн наконец одумался. Тогда-то он и надиктовал свою знаменитую автобиографическую книгу, завершив её печальным, но запоздалым выводом: довольно глупо было всё это проделывать, учитывая, что на награду надеяться не приходилось.

Тем не менее, бедняга считал, что его произведение послужит уроком куртуазного поведения для грядущих поколений.

Вопрос: А все куртуазные рыцари были настолько сумасшедшие?

Ответ: Всё-таки нет. Но и безумцев было немало! К сожалению, история сохранила не все имена. Или к счастью?