«Водный мир» в реальности: что, если бы Земля была покрыта водой

Насколько это реально?

Карта: как будет выглядеть Земля, если растают полярные льды. Прощайте, Петербург и Флорида, но до «Водного мира» всё равно далеко

Воды на Земле достаточно, чтобы покрыть всю поверхность планеты слоем толщиной 2,7 километра. Могло ли её быть вдесятеро больше или вдесятеро меньше? Судя по тому, что известно науке, простор для произвола здесь не так уж велик.

С одной стороны, основная масса воды (от 94 до 99 процентов по разным подсчётам) в связанном состоянии заключена в раскалённой мантии планеты. Оттуда она поступает на поверхность в виде пара при извержениях. Благодаря вулканам за 4 миллиарда лет её запасы в океанах возросли в 700 раз. И будут увеличиваться дальше, до тех пор, пока недра сохраняют активность. С другой стороны, слишком интенсивный вулканизм приведёт к тому, что планета перегреется и быстро растеряет воду.

Мир дрейфующих островов

«Водный мир» — пожалуй, самый известный фильм о… собственно, водном мире. Люди здесь обитают на плавучих конструкциях

Мир без суши. Царство волн, бег которых ничем не ограничен. Утонувшая земля. Разумеется, человек не может быть аборигеном такого мира. Забросить сюда его способна только магия, космический корабль или авторский произвол. Никогда не появятся здесь и дельфины. Но в остальном это вполне дружелюбный мир. Солнце светит, водоросли перерабатывают углекислый газ в кислород, рыбы осуществляют обратную трансформацию. Гармония и благодать.

Тем не менее, безбрежное море не будет точной копией земного. Ведь условия хоть и близки, но не идентичны. Различие заключается в том, что здесь нет береговой линии. Дна, в определённом смысле, тоже. Во всяком случае, оно недосягаемо для существ, обитающих у поверхности.

Флора и фауна моря делится на свободно дрейфующий в толще воды планктон, «самоходный» нектон, и стремящийся прикрепиться ко дну бентос. Куда реже упоминается плейстон — животные и растения, плавающие по поверхности воды. В нашем мире они относительно редки: ведь рано или поздно прибоем их выбрасывает на сушу. Поэтому водоросли обзаводятся воздушными полостями, чтобы поднять слоевище к солнцу, но при этом цепляются корнями за грунт.

Только в одном месте в изобилии встречаются плавучие водоросли — это названное в их честь Саргассово море. Его ещё именуют «морем без берегов». Лишь далеко в океане чувствуют себя в безопасности дрейфующие пузыри колоний сифонофор. Это могут быть как достигающие 50 метров в длину португальские кораблики, так и парусники Velella размером с монету.

В водном мире не будет препятствий для развития плейстона. Выгода же такого образа жизни очевидна: растения максимально приближаются к Солнцу, а животным нет необходимости тратить силы, чтобы удержаться на нужной глубине. Поверхность моря покроют сплетения дрейфующих водорослей. Множество моллюсков и кишечнополостных вместо того, чтобы цепляться за камни, предпочтут обзавестись поплавками.

Крепясь друг к другу, панцири и полые скелеты образуют надёжные и непотопляемые коралловые острова — атоллы. Ведь каждый вид будет заинтересован в том, чтобы «наследие предков» послужило потомкам, а не утянуло на дно.

Плавучие атоллы, как и настоящие коралловые рифы, будут привлекать стаи рыб и создадут кое-какие условия для выхода жизни «на сушу». На их поверхности поселятся членистоногие, подобные пальмовому вору, а со временем, вероятно, вырастут и пальмы. Чтобы псевдокрабу было что воровать.

Жизнь на атоллах

Образ жизни населения на плавучих атоллах окажется фактически земноводным. Плавать их жители будут не хуже и не реже, чем ходить

Плавучие атоллы могут быть довольно густо населены. Добравшись в XVII–XVIII веках до Полинезии, европейцы даже нашли условия коралловых островов идиллическими: именно так в их представлениях выглядел рай. Нет ядовитых змей, хищников, докучливых насекомых, зато есть солнце и пальмы. Куда ни глянь — море, куда ни плюнь — пляж да симпатичные туземки.

На самом деле не всё на атоллах столь радужно. Например, там трудно развивать технологии. Даже в каменном веке без камня как-то тоскливо, а его на коралловых островах нет в наличии. Как, между прочим, и глины, чтобы изготовить посуду. А уж металлов — и вовсе не сыскать. В качестве ёмкостей приходится использовать раковины и скорлупу орехов. Для изготовления режущего инструмента необходимы акульи зубы, правда, акулы отдают их очень неохотно.

Но куда хуже другое: в водном мире плохо с водой — вот такой каламбур. Её вроде бы вокруг полно, да вся солёная. Не только на плавучих, но и на обычных коралловых островах не бывает родников и не получится выкопать колодец. Лишь изредка здесь можно встретить озерцо с пресной водой, наполняемое дождями.

Другая опасность в том, что небольшие атоллы часто возвышаются над морем всего на метр или два. Во время урагана волны идут через остров накатом, снося хижины, а люди привязывают себя к пальмам, чтобы переждать буйство стихии. Плавучий атолл и вовсе может не выдержать шторма и развалиться на части. Также он может затонуть, если болезнь или размножившиеся хищники уничтожат полипов, или по воле ветров и течений сдрейфовать к полюсу.

Слагающие риф существа наверняка будут готовы к такому повороту событий. Даже если остров вмёрзнет в лёд, через несколько лет или веков льдина отколется, поплывёт на юг и растает. Нужно лишь впасть в анабиоз и подождать. Людям в этом случае придётся труднее: ведь на атолле почти нет топлива, да и одежду шить не из чего.

Жители мира островов могли бы стать искуснейшими мореходами. На первый взгляд, условия к этому располагают. Но на второй… куда им, собственно, плавать? Расположение атоллов непостоянно, как и направление движения каждого из них. Тут не только чужой остров трудно найти, но и родной легко потерять. Можно предположить, что с целью торговли или колонизации будут посещать только атоллы в радиусе прямой видимости.

Подводная жизнь

Хоть и говорят, что дом моряку — море, человеку необходима твёрдая почва под ногами. Назвать своим домом океан, владеть им, как сушей, может лишь раса, предпочитающая плавать, а не ходить. Поэтому наша фантазия всегда населяла лазурные волны гибридными народами, сочетающими человеческие и рыбьи черты.

Русалочий хвост жителю вод пригодился бы — это точно. Впрочем, ласты также могли бы принести пользу. Обычно водных гуманоидов украшают ещё и жабрами, но это уже несколько странно: лёгкие эффективнее, потому даже рыбы иногда обзаводятся ими, а рептилии и млекопитающие, возвращаясь в море, и не думают от них отказываться.

Жабры дают возможность оставаться под водой постоянно, но так ли это важно русалкам, учитывая, что глубоко они не ныряют? В пучине моря темно, а им нужен свет. Во-первых, расы доброго мировоззрения вообще избегают мрака. А во-вторых, дельфиньим сонаром или огромными глазами кальмара растяпы-сказочники русалок снабдить не удосужились. Значит, что-то видеть под водой морской народ способен только днём и на небольшой глубине. Для процветания подводной цивилизации необходимо мелководье, чтоб и поверхность, и дно были «под рукой». Где мелко, много водорослей, красивых рыб, морских анемонов, каракатиц, губок, кораллов, жемчужниц, крабов. В глубинах же не найти ничего, кроме древних тайн, — а ими сыт не будешь.

Легка ли подводная жизнь? Добыча пищи, во всяком случае, не должна составить большой проблемы: прибрежные воды тёплых морей буквально кишат живностью. Другой вопрос, что есть пойманную рыбу придется сырой — огонь под водой не разведёшь. Но японцам, например, это даже нравится.

Опасности, разумеется, тоже будут. Животных, с которыми не стоит шутить, — масса. Шипы и яд в море в большом почёте. Но хищников, способных напасть на человека, не так уж много и встречаются они преимущественно в южных краях. Хотя даже там хороший пловец способен отбиться от акулы, если она не размером с лошадь: принцип «против лома нет приёма» в воде работает столь же безотказно, как и на суше.

Сложнее всего в море организовать производство: множество технологий здесь недоступно. Причём не только те, в которых используется огонь. Высокое сопротивление среды под водой делает, например, неэффективными резкие размашистые удары — камень придётся обрабатывать пилением, сверлением и шлифовкой.

Привычные материалы, даже обычное дерево, под водой не найти. Трудно будет и с костью, — рыбья годна только на то, чтобы ей подавиться. Придётся переходить на местное сырьё, часто весьма оригинальное. Так, двустворчатый моллюск пинна знаменит нитями биссуса — «ракушечным шёлком»; ещё в римское время изделия из него славились и ценились дороже золота.

Русалкам вроде бы полагается строить дворцы. Действительно, если они дышат лёгкими, то крыша над головой и герметичное пространство им не повредят. Хотя на самом дне непогоды и не случается, всплывать для вдоха в шторм — удовольствия мало. Поэтому подобные водолазному колоколу купола (инженерного или магического происхождения) окажутся очень кстати.

Колонизация

Планета Камино в «Звёздных войнах»

Колонизация водного мира технологически развитой цивилизацией едва ли целесообразна, но, конечно, возможна. Море даст пищу, а на дне найдётся много минеральных ресурсов. Правда, уголь там искать бессмысленно: его залежи образуются только на суше. Зато на нефть и газ это не распространяется.

Но добывать сырьё со дна немногим удобнее, чем «выцеживать» металлы прямо из морской воды. Только специализированные роботы и немногочисленные обитаемые станции смогут действовать на глубине в 10-12 километров. Заводы же и города расположатся на плавучих платформах, то включающих, то выключающих двигатели, но не затем, чтобы плыть в неведомую даль, а наоборот — чтоб оставаться на одном месте, компенсируя силы ветров и течений.

Глубоководье

Сахваджины из «Забытых королевств»

В пучине вод, где в вечной тьме простёрлись скрытые от мира горные цепи и ущелья, где нет чередования дня и ночи, и лишь причудливые рыбы возжигают свои бледные огни, — обитают твари, которых никто не видел. И не должен видеть. Это Глубинные — народ амфибий из мифов Лавкрафта, — а также их многочисленные «потомки»: мурлоки, акварии, мерроу, куо-тоа, сахваджины, локаты, моркоты.

Если существо, подобно акуле, дышит жабрами, но лишено плавательного пузыря, то давление не будет иметь для него принципиального значения. Вотчиной рыболюдей сможет стать всё морское дно — колоссальная, хотя и пустынная страна. Здесь они построят свои города, украсив и осветив их клетками с фосфоресцирующими осьминогами. Поскольку, хоть глаза Глубинных и велики, как плошки, но и они бесполезны в полной темноте.

Как почему-то считается, представители этой расы обязательно будут строить козни против жителей поверхности. Причём просто так, не преследуя никакой выгоды. Ведь и сами Глубинные, поднявшись к Солнцу, наверняка погибнут от декомпрессии, и на их территорию не смогут претендовать ни русалки, ни тем более люди. Но, возможно, истинное зло и должно быть выше мелочной корысти.

Вероятно также, что сахваджины и им подобные научатся добывать пропитание не охотой (охотиться среди безжизненных придонных скал и дюн практически не на кого), а чем-то средним между животноводством и земледелием. Источник жизни на дне — детрит — тонкий слой органических остатков и перерабатывающих их бактерий. Сгребая его в грядки, «засеивая» их червями, пропалывая «сорную» живность и защищая посадки от хищников, можно собирать урожай.

Море белого сна

Лёд — одновременно и вода, и суша. Океан, скованный многокилометровым кристаллическим панцирем, как на спутниках планет-гигантов, малоинтересен. Ведь какие бы тайны ни скрывались в его глубинах, до них не добраться. Другое дело — мир плавучего льда, где пронизанные извилистыми пещерами айсберги соседствуют с промоинами и трещинами.

В воде будет кипеть жизнь, а значит, найдётся для неё место и на льдинах. Недаром берега Антарктиды так плотно «засижены» рыбоядными птицами и тюленями. Другой вопрос, что человеку тут придётся довольно туго: на льду нет ничего, кроме снега. Даже если строить жилища из китовых костей и шкур, а топить жиром, потребуется ещё придумать, где найти камень, чтобы высечь искру.

Мир высокой волны

Самый очевидный вариант, при котором люди могут оказаться в водном мире, — это катастрофа. К примеру, наводнение планетарного масштаба. Но потоп, каким его представляли древние, невозможен: на него просто не хватит воды.

Даже тот Всемирный потоп, память о котором сохранилась в шумерской, а позже в библейской мифологии, 5700 лет назад накрыл волнами лишь несколько тысяч квадратных километров на юге Месопотамии. С точки зрения древних земледельцев, под водой действительно скрылся весь известный им мир, вполне вероятно, кто-то из них на самом деле с семьёй и скотом спасался на плоту. Но на современного человека, мыслящего широко и глобально, штормовой нагон высотой 8-10 метров большого впечатления не произведёт. Особенно если наблюдать за ним по телевизору.

Другое дело, если на волю вырвется безмерная мощь земных недр. Высота цунами при взрыве острова Санторин достигала по разным подсчётам от 30 до 100 метров. В 1958 году во время вызванного землетрясением оползня в заливе Литуя на Аляске вода ринулась на противоположный берег 600-метровой стеной. Это было зрелище, не предназначенное для глаз смертных! Собственно, никто из очевидцев и не выжил.

Но гигантское цунами — явление редкое. Можно сказать, «разовое». Чудовищная волна-убийца способна смести сухопутную цивилизацию, но при этом водный мир она не создаст. Для такого потребуется наводнение — если не постоянное, то регулярное. Как прилив.

У Земли есть довольно массивный спутник. Но если бы система Земля-Луна была подобна двойной карликовой планете Плутон-Харон, то ночное «светило» оказалось бы вдесятеро тяжелее и впятеро ближе. А это означает, что высота приливной волны составила бы добрую сотню метров. И если сейчас при отливе дно кое-где обнажается до горизонта, то тогда при «высокой воде» целые страны уходили бы на глубину, в царство тихого полумрака.

Это был бы экзотический мир. В нём неправдоподобно большая Луна, превращающая ясную ночь в подобие пасмурного дня, совершала бы оборот вокруг Земли не за 27 дней, а всего за 55 часов. Сколько бы при этом продолжались сутки — отдельный вопрос. Приливные силы разогревают недра и движут волны по океану, но энергию для этого они «вытягивают» из инерции вращения планеты. Суперлуна скоро «притормозила» бы Землю, так что вращение тел стало бы синхронным — спутник навсегда завис бы над одной точкой планеты. Соответственно, приливы прекратились бы вообще…

Но допустим, некие факторы воспрепятствовали суткам сравняться с месяцем. Что бы тогда ожидало мир? Конечно, остались бы суша и море, вполне традиционные, но разделённые простирающейся на десятки или сотни миль «нейтральной» полосой, по которой дважды в день прокатывается апокалипсическое цунами. Сотрясая землю, будут нестись ревущие потоки воды и бушевать водовороты в тысячи раз более мощные, чем затянувший «Наутилус» Мальстрём. Там не останется ничего, кроме вылизанных волнами базальтовых утёсов и постоянно меняющих форму песчаных дюн.

«Водным» мир высокой волны назвать, впрочем, можно лишь с большой натяжкой. В нём невозможна была бы даже обычная навигация, ведь дважды в день впадающая в море река то срывалась бы 100-метровым водопадом, то поворачивала бы вспять, наполняясь бурлящей морской водой. В приливной зоне постоянно буйствовали бы силы, не оставляющие шансов даже рыбам.

Зато какой фантастический вид открывался бы с прибрежных рифов… Придавленное тяжёлым серым небом неглубокое море, усеянное клыками чёрных скал, похожих на башни злых волшебников… и острыми башнями, похожими на скалы. Шпили, выступающие над серой гладью воды, поражают, давят. Ибо они инородны, враждебны своему окружению. Они пронзают море, и волны в ярости гложут их.

Мелкий океан по-своему интереснее, чем бездонный. Редкие скалы скрасят однообразие морского пейзажа. Каменные рифы, при высокой воде едва видимые с поверхности, но при отливах обнажающиеся, подобно всплывающим чудовищам, могут быть использованы как источник материалов для строительства.

Всемирная топь

Судд, одно из крупнейших в мире болот, Южный Судан

Когда и не вода, и не суша, а хуже, — это называется «болото». И если хозяйственная и эстетическая ценность трясины спорна, то её важность для приключений не вызывает сомнений. К примеру, во вселенной Planescape болотных миров столько же, сколько водных. Шесть: слой Минаврос на Бааторе, Шедаклах и Дурао в Бездне, Отрис на Карцери, туманный и опасный Белиерин на добром Элизиуме и ещё целый План Грязи сам по себе.

Конечно, мир, сплошь покрытый трясиной, — это перебор. Сколько-то вразумительного объяснения такие условия иметь не могут. Даже исполинское Васюганское болото, распростёршееся между Обью и Иртышом, имеет площадь всего 55 тысяч квадратных километров. В масштабе планеты — не так много.

Допустим, что при определённом стечении обстоятельств могла бы существовать топь в десять раз больше. Но и она была бы всего лишь размером с Францию — любителю фантастики этого, пожалуй, покажется мало.

А вот путешественнику — мало не покажется. Ведь по болоту нельзя ни идти, ни плыть. Вернее, передвигаться на лодках возможно лишь по извилистым протокам, а пешком только по островкам суши. Да и попробуй ещё найти дорогу через зыбкую и зловонную трясину, над которой парят призрачные огни и вьются тучи комаров, заглушающие своим писком урчание подкрадывающихся монстров.

И всё же мир болот «умеренно экстремален». Здесь сравнительно легко найти воду и пищу, на возвышенностях можно построить жильё. Даже железо в древности добывали именно из болотной грязи. Но если море соединяет берега и острова, то трясина их эффективно изолирует: каждый клочок сухой земли — одновременно и естественная крепость, и тюрьма для обитателей. Даже если цель видна, это не означает, что она доступна. Топь никогда не спит и не прощает ошибок, немедленно заглатывая всякого, кто сделает неверный шаг.

Словно в назидание неосторожным, болото тысячелетиями сохраняет свои «трофеи». Что может поднять некромант с обычного кладбища? Ветхие, рассыпающиеся костяшки. А из трясины, где нет кислорода и прекращается разложение, зомби попрут свежие и крепкие — загляденье.

* * *

Море всегда считалось воплощением хаоса. Оно ни секунды не остаётся в неподвижности, оно переменчиво: вода то сияет, как серебро, то черна, как сама ночь. Море порождает жизнь, оно же и убивает. И всегда скрывает тайны в своих глубинах. Но всё-таки океан не может быть чем-то целостным без берега на горизонте, ведь даже самый далёкий берег — это надежда.