Век презрения
XIV век Европы был страшен.
Его первые десятилетия совпали с резким похолоданием — начинался Малый ледниковый период. Климат изменился стремительно. Тёплая, в меру солнечная и в меру дождливая эпоха высокого Средневековья закончилась. Ей на смену пришли Холод и Голод, достигшие пика в 1315-17 годах.
Пока европейцы не перестроили сельское хозяйство на гораздо более «северные» культуры, умерли миллионы. Ужас отсутствия еды и обыденности каннибализма впечатался в историческую память добрыми сказками с болезненным желанием всех персонажей употребить кого-нибудь — от подвернувшейся ведьмы до собственных детей (с остатками бобов и кьянти).
Как только Европа более-менее оправилась от климатической катастрофы и научилась жить и вести хозяйство по-новому, случился всеевропейский коллапс банковской системы. Гордые монархи взяли слишком много кредитов для династических войн, но отдавать их «всяким там банкиришкам» не собирались.
По мнению современников, последствия банкротства в 1340-х годах домов Барди и Петруцци (Барди и Петруцци — два старинных рода банкиров. — Прим.ред.) вызвали цепную реакцию и превзошли по разрушительности любые войны прошлого.
А чтобы было ещё веселее, из крымской Кафы пришла Чёрная смерть. И без малейшего почтения к титулам и банковским счетам выкосила ещё больше, чем Великий голод.
Европа погрузилась в ужас, мрак и тлен безысходности. Казалось, конец близок.
И лишь одна страна чувствовала себя как рыба в воде. Потому что сама в известной степени была реликтом, чудом сохранившимся со времён великого переселения народов и падения Рима. Велоцираптором посреди тучных копытных стад и недоумевающих медведей с волками. Имя ей — Литва.
Немыслимая история
Чем больше вчитываешься в историю возвышения Литвы в XIV веке, тем больше недоумеваешь от того, что всё это случилось в реальности. Ведь у неё не было и не могло быть никаких шансов.
От падения Рима и крещения франков история Европы представляла собой христианский Drang nach Osten und Norden.
Языческие племена и народы сражались яростно и отважно, но оказывались сломлены единым натиском железных легионов христианских властителей. Перед язычниками стоял выбор: крещение — либо порабощение и смерть.
Были разбиты воинственные саксы, пали сильные полабские славяне и их твердыня на Рюгене. Покорились гордые пруссы. И даже свирепые викинги с их Одином и Тором преклонили колено перед крестом. Последний очаг язычества, Прибалтика, оказался под ударом пришедших на Север крестоносцев и принявших крещение скандинавских монархов. Эсты, ливы, земгалы и латгалы не смогли остановить мерную стальную поступь легионов нового Рима. Последнее, что им оставалось — яростные восстания, которые с немецкой методичностью подавлялись огнём и мечом.
На карте Европы остался лишь один «медвежий угол» живого язычества — Литва. Земли балтских племён жемайтов и аукшайтов, зажатые между прусскими и ливонскими оплотами крестоносцев.
Профессиональным и фанатичным воинам в лучших доспехах, передовому отряду европейской католической цивилизации противостояли отсталые лесные и болотные племена. Подобных им уже без счёта пало и склонилось перед белыми знамёнами с чёрными крестами и алыми мечами.
Казалось бы, последний удар — и вера Христова воссияет над землёй мрачных лесных капищ, окроплённых жертвенной кровью. Но что-то пошло не так. Последние язычники Европы чудом — невероятным, невозможным усилием — встали насмерть.
Им было… пофиг. Они просто брали и со всем прилежанием лупили соседей. Всех — от крестоносцев и поляков до русских и соплеменных балтов, предков латышей.
Опиши нечто подобное какой-нибудь автор фэнтези или альтернативной истории, и умудрённые читатели хором осмеяли бы его за откровенное подыгрывание симпатичной стороне и безбожный мэрисьюизм. Другое дело — гномы с эльфами и прочие орки, но это уж совсем явный бред! Не бывает такого в реальности.
Отсталые племена могут встать насмерть перед настолько превосходящей силой лишь для того, чтобы погибнуть в славной битве и исчезнуть со страниц истории. Оставшись лишь в песнях и легендах, подобно пиктам с их вересковым мёдом из баллады Стивенсона.
А литовцы устояли.
Весь XIII век языческие литовские племена отчаянно держали свои границы, отбивали вторжения крестоносцев и врывались на земли «крыжаков», сея пламя и смерть в ответ. И это при том, что аукшайты и жемайты находились в сложных отношениях и не особенно стремились друг другу помогать.
А с середины века литовцы, продолжая стойко отбиваться от крестоносцев, обрушились набегами на русские земли.
Так не бывает. Но так было.
Огнём и мечом
За набегами последовали завоевания. Один за другим древние русские города оказывались под властью языческих литовских князей-кунигасов. Пусть и ослабленные раздробленностью и монгольским игом, но лёгкой добычей русские земли не были. Особенно у литовских пределов, куда монгольское вторжение и разорение практически не дошло.
Первыми пали приграничные земли Гродненщины. Основанный Ярославом Мудрым Новогрудок стал Наугардукасом — первой столицей литовских земель. К 1315 году под властью литовцев оказались Берестье — ныне известное как Брест — и старинный центр западных кривичей, Полоцк — родина Рогнеды Рогволодовны, жены Владмира Великого и праматери всех русских князей того времени.
А затем, на пике Великого голода, во главе Литвы встал Гедимин, принявшийся выковывать из племён литовское государство. При нём экспансия на восток ускорилась. До гибели от пули крестоносца в 1341 году он покорил широкую полосу русских земель от Витебска на севере до Кременца в Галиции на юге. Амбиции его простирались ещё шире: он успевал (параллельно со сдерживанием крестоносцев и экспансией на востоке) бороться с начавшей возвышение Москвой за влияние на Новгородскую и Псковскую республики. И даже однажды взял Киев.
Две твердыни
После смерти Гедимина к власти пришли его сыновья — Ольгерд и Кейстут. Они разделили земли и обязанности. Ольгерд из своей резиденции в замке Вильнюса предметно занялся расширением земель дальше на восток и юг. Кейстут в Тракайском замке сосредоточился на отражении натиска крестоносцев. Оба брата не только преуспели в своих начинаниях, но и раздали по шапкам прочим соседям: от поляков и венгров, до золотоордынцев.
Кейстут, последний великий языческий правитель Европы, удержал позиции на западном фронте. А Ольгерд окончательно превратил недавний союз отсталых племён в гигантскую империю. К 1380 году пределы Великого княжества Литовского включали более половины земель былой Древней Руси. На юге они упёрлись в Дикое поле, на востоке включили Курск и Брянск. На севере вклинились в новгородские земли севернее Великих Лук. В орбиту влияния Вильнюса входили Смоленское, Тверское и Рязанское княжества. Значительными были пролитовские фракции в Новгородской и Псковской республиках. Армии Ольгерда дважды стояли под стенами Москвы — которая тогда и помыслить не могла об ответной любезности.
Литовцев не остановило ничто: ни Малый ледниковый период, ни Великая чума. Ну а финансовая катастрофа этим реликтам эпохи Тёмных веков в принципе была глубочайше безразлична. Там, где вся Европа применяла изощрённую дипломатию и золото, литовские кунигасы раз за разом делали ставку на хладное железо. И в их руках оно действительно властвовало над всем. Из них и их языческих воинов действительно можно было делать гвозди — и вряд ли в тогдашнем мире нашлись бы гвозди прочнее.
Казалось, всеевропейская катастрофа лишь пошла им на пользу.
Вот только окончание эпохи бедствий подвело черту и под триумфальной экспансией Литвы. Ворвавшееся на историческую сцену последнее языческое государство Европы, раскинувшееся от Балтики до Чёрного моря и от отрогов Карпат до валдайских болот, не менее стремительно стало лишь собственной тенью и ареной большой игры трёх миров — русского, польского и немецкого. И лишь в ХХ веке независимое государство литовского народа снова появилось на политической карте мира — примерно в тех же самых границах, в которых началась его история восемь веков тому назад.Великая зима, Великий голод, Великая чума и Великая Литва стали четырьмя всадниками апокалипсиса XIV века.