Жизнь советских модников

В СССР середины 1960-х неформальная молодёжная мода развивалась под сильным влиянием внешнего вида группы «Битлз». Сначала советские поклонники квартета начали мастерить битловки — курточки без воротников, наподобие тех, в которых выступали и фотографировались их кумиры. Наши битломаны предпочитали носить эти пиджаки с широченными штанами. «Интересный момент: в СССР «Битлз» ассоциировались с клёшами, хотя большую часть своей карьеры они носили зауженные брюки, — удивляется композитор Владимир Матецкий. — Но в Союзе практически не было подростка, интересовавшегося музыкой, который бы не сшил себе брюки-клёш». Мода на такие «Bell-bottoms», как назывались клёши по-английски, возникла на западе лишь в 1967 году, то есть на пару лет позже, чем у нас. Возможно, ранний, по сравнению с остальным миром, расцвет клёшей в СССР связан с их флотским прототипом. Романтичных революционных моряков в колоколообразных штанах и матросов, перед дембелем вшивавших клинья в форменные брюки, объединял некий порыв к свободе, внешне выражавшийся в расширении брючин ниже колена по самое не могу. Советским битломанам, жаждавшим свободы самовыражения, такой зрительный образ был понятен и притягателен, поэтому вместе со строгими безворотными пиджаками они носили широкие клёши, свободно колыхавшиеся на каждом шагу. К 1969 году, когда на обложке «Abbey Road» битлы впервые появились в Bell-bottoms, большинство их советских поклонников уже носили широченные штаны.

Естественно, такими чуждыми советскому образу жизни предметами гардероба торговля обеспечить молодых модников не могла. «Мужская мода в нашей стране долгое время была в загоне, — утверждает историк моды Александр Васильев. — Отечественная легкая промышленность, как мне кажется, вообще не реагировала на запросы мужской части населения».

Джинсы-клёши: сшиты не по-русски широкие штаны

Молодым людям приходилось крутиться, чтоб их внешний вид соответствовал высокому званию битломана. Даже ателье по индивидуальному пошиву одежды мало могли помочь им в этом. Тамошний ассортимент фасонов и моделей был утверждён Министерством бытового обслуживания населения. Некоторых выручали знакомства в ателье или договорённости о доплате «сверху». Друзья свердловчанина Валерия Костюкова обшивались в одном месте: «В моду вошли клёши, или клеша с ударением на последнем слоге, как мы говорили. Модные портки тогда ваяли только в ателье. Стоило первому счастливцу получить этот атрибут одежды, как вопрос оклёшивания остальных в нашем дворе стал лишь делом времени. То, что прикрывало собой нижнюю часть тела прикинутого молодого человека середины шестидесятых в Свердловске, выглядело так: верхняя часть бёдер была затянута, насколько возможно, широким поясом, минимум, на трёх пуговицах, максимум, на скольких разрешат родители. В обтяжку было всё до колена, дальше шёл расклёш. В самом низу — чем шире, тем круче».

Среди московских битломанов славилось крохотное полуподвальное ателье в Грохольском переулке, где работал мастер по кличке Воробей. По воспоминаниям Александра Агеева, «он мог любой школьный пиджак привести в соответствие с модой. Да что там пиджак! За полтора часа — хоть время засекай! — он мог старые школьные штаны перекроить в самые модные и распрекрасные клёши! Он объяснял, какой материал надо подобрать для клиньев, и, когда ребята привозили требуемую ткань, вершил над штанами чудо. Постепенно к Воробью начали ходить десятки людей. Его мастерская, до того совершенно зачуханная, расцвела яркими красками народной популярности».

Будущий уральский модельер Лариса Селянина первые свои изделия сшила под влиянием любимой музыки: «Модный стиль мы могли увидеть только на обложках пластинок битлов. Где же еще? Наша семья жила скромно, мама подымала нас двоих, поэтому я в основном перешивала старые вещи. А вот клёши сшила себе сама, как и многие мои друзья. Нормальной джинсовой ткани в продаже не было. Покупали любую материю, лучше бязь, сами красили её, потом распарывали чьи-нибудь старые джинсы, перерисовывали выкройки и по ним шили собственные штаны. Я, чтобы новые клёши эффектнее смотрелись при ходьбе, намазала их клеем ПВА, и по ночам они стояли в углу».

Не стоит удивляться такому нестандартному портновскому материалу, как ПВА. Что только не использовали модники 1960-х, украшая самострок! Материя для клёшей использовалась любых расцветок и самого разного происхождения: от зелёного пожарного брезента и алого бархата, отрезанного от театрального занавеса до полосатой бязи для наматрасников и простой мешковины. Чтобы широченные штанины не бахромились, их подшивали половинками застёжек-молний или закрепляли по всему периметру согнутые трёхкопеечные монеты. В широкие складки от колена до низу прятали по нескольку электрических лампочек для фонариков, проводки от них тянулись внутри штанины к карманам, где прятались батарейки. Модник нажимал на контакт и лампочки загорались — на танцах смотрелось очень эффектно. Битломаны старшего школьного возраста пришивали внутри клёшей пуговки, застёгивание которых превращало модный предмет одежды в стандартную ученическую форму.

Те, кто не имел связи в ателье и не умел орудовать иглой, обращался к услугам подпольных мастеров. «Были специальные мальчики и девочки, к которым вся хипповая Система была записана в очередь, — вспоминал Андрей Макаревич. — Ты приходил со своим вельветом, и в течение полутора часов в присутствии заказчика изделие сшивалось и гордо на себе уносилось». Продвинутые таллинские щёголи конца 1960-х знали, что самую модную одежду может изваять портной-надомник Александр Дормидонтов: «Шить я начал со второго класса. У нас была большая семья, жили небогато, но зато имелась швейная машинка «Зингер» еще царских времен — как тут не шить! Когда подрос, я захотел выучиться на портного. На полном серьёзе пошёл в техникум. В приёмной комиссии мне сказали, что я буду единственным мальчиком на 2−3 сотни девочек, и, кроме того, мне надо подстричься. Я возмутился: «А девочкам почему не надо?!» Но комиссия отнеслась ко мне довольно мило, они позвонили на швейную фабрику и договорились, что там возьмут меня учеником.

С 1967 года я начал шить на заказ. Узнав об этом, ко мне повалили все знакомые. Люди приносили самый разный материал: технический, мебельный, приносили женскую ткань, потому что она наиболее яркая — то время было цветочное, хиппи они по жизни сами цветочные люди. В 1969 году заказов стало ещё больше. Я подумал: зачем же я ежедневно хожу в ателье, клиентов валом, и я могу заработать и так. Переехал жить на бабушкину дачу в лесу, поставил швейную машинку, большой стол, на котором кроил, парил, гладил…

Заграничная эстонская община в 1960-х годах стала навещать родину. Естественно, им заказывали пластинки, джинсы и многое другое. Я купил на черном рынке финские марки и попросил, чтобы мне привезли ножницы и портновский метр. Потом оказалось, что купил я сущую мелочь, но люди поняли, что парень просит не ерунду какую-то, а ножницы для дела. Добавили своих и привезли мне отличный инструмент. Вон они до сих пор у меня на столе лежат, за пятьдесят лет я их всего два раза точил.

Я сильно боялся контролирующих органов и сначала всё делал очень тайно, все тряпки и отрезы прятал по разным углам. Даже мел прятал, который в магазинах не продавался, я его утащил с работы. Но хватали за руку людей, которые наживали большие деньги, а я не имел никакого богатства, я коллекционировал пластинки и старые книги, которые в глазах других людей ничего не стоили. Пластинок у меня было море. Я мог себе позволить покупать диски по 50−60 рублей, двойники — даже по стольнику. Это были бешеные деньги. Уборщица зарабатывала 60 рублей в месяц, а я делал вдвое больше за одни сутки кропотливого труда. За двадцать лет я не помню дня, чтобы не было ни одного заказа, поэтому я вообще не знал проблем с деньгами».

Дормидонтов не только страстно любил современную музыку, но и был известным в Эстонии хиппи. Не удивительно, что его клиентура по большей части состояла из тех, кто желал одеться по-битловски: «Во второй половине 1960-х очень многие ходили в ярких битловках — красных, оранжевых, желтых курточках без воротничков. Мне самому впервые пришлось шить такую куртку году в 1968-м. Но битловок я мало шил — предпочитал всё-таки штаны: брюки-клёш и джинсы».

С грубыми рабочими штанами из плотной синей материи советские граждане познакомились еще в 1957 году, во время Международного фестиваля молодёжи и студентов, проходившего в Москве. Однако за следующее десятилетие массового распространения эта американская одёжка не получила. Писком моды джинсы сделались лишь в 1969 году, когда битломаны рассмотрели, что на обложке «Abbey Road» Джордж Харрисон вышагивает в широких штанах цвета индиго. Довольно быстро синие джинсы вытеснили разноцветные клёши, оставшиеся спецодеждой советских хиппарей. Остальная молодёжь, причём, не только битломанская, принялась мечтать, как бы обтянуть свои икры, бёдра и ягодицы джинсами.

Фирменные штаны для большинства были недосягаемы, и на помощь широким народным массам пришли портные-кустари, видным представителем которых был Саша Дормидонтов: «Моряки привозили мне рулонами джинсовую ткань, импортные нитки и пуговицы. Я оплачивал оптом целый рулон, а потом шил и продавал штаны по сто рублей. Настоящие фирменные джинсы у спекулянтов стоили на 20 рублей дороже. Люди, делая заказ, говорили, под какую фирму они хотят штаны. Заклепки и лейблы заказчики ставили сами, снимая их со старых штанов. Некоторые постоянные клиенты по нескольку раз перешивали на мои новые джинсы одни и те же этикетки. Сто рублей стоили ткань, импортные нитки и моя работа».

Несмотря на качество самострока, фирменные джинсы считались более престижными. Даже сами портные, если подворачивался случай, с готовностью изменяли собственному hand-made-товару с продукцией штатовских швейных фабрик. «Одна клиентка, получив из-за границы классные штаны, захотела, чтобы я ей их расшил, — рассказывает Дормидонтов. — Она была толщенная, и эти детские штанишки на неё явно не налезали. Они натягивались только на щиколотки. Стоит такая, и дальше поднять не может. Я понял, что помочь ей ничем не могу, и посоветовал штаны продать. Цену она знала — 120 рублей. Парень я был стройный и невысокий, поэтому эти джинсы мне подошли. Обычно я носил свои штаны, а тут два года ходил в фирменных».

Были, однако, на просторах СССР люди, для которых наличие в гардеробе джинсов производства США являлось не удачей, а единственно возможным правилом. Ничего удивительного, что большинство не признававших самострока модников проживали в Москве и Ленинграде. Наличие иностранных туристов позволяло столичным фарцовщикам бесперебойно снабжать местных щёголей импортными одеждой, обувью и аксессуарами, пускай иногда и с чужого плеча или ноги. «Фирменные вещи сначала стоили относительно недорого, но цена быстро росла по мере того, как мода внедрялась в молодежную среду, — вспоминает Владимир Матецкий. — Это походило на постепенное подорожание виниловых пластинок. Мода распространялась мгновенно, выделяя из толпы тех, кто ею интересовался. Мой школьный товарищ купил с рук сиреневую водолазку, белые джинсы «Levi's» и замшевые ботинки (их почему-то называли «Плейбой»). Можете себе представить, как смотрелся в московской толпе, где доминировали габардиновые пальто или даже ватники, молодой длинноволосый блондин в лавандового цвета водолазке, белых джинсах и песочных замшевых ботинках. Сильный номер!»

Модные аксессуары, пуговицы и количество дырочек на них

Матецкий и сам был записным франтом: «Я узнал про джинсы где-то в 1964−65 годах. Вообще-то это большая тема, о которой можно написать отдельную книгу. Не хочу хвалиться, но у меня уже в школе были штаны «Levi's». Интересно, что сначала все звали их «Левис», и только через несколько лет появилось правильное произношение «Ливайс». Ещё одним предметом одежды, на популярность которой повлияли «Битлз», была рубашка с пуговками на воротнике типа «button down collar shirt» или как её прозвали в то время, батник. Она являлась неким модным «обязаловом». Настоящий батник непременно должен был иметь две пуговки на воротнике, плюс сзади на воротнике ещё одна пуговица. Спереди — планка, а сзади должна была быть такая шлёфочка и вешалочка. Эти рубашки были как фирменными, привозными, так и сшитыми самостоятельно или на заказ. Понятное дело, что лучше было иметь фирменную».

Интересно, что для тех, кто сам шил батники, основной проблемой являлись пуговицы. Дело в том, что на импортных рубашках стояли пуговки с четырьмя дырочками, а в СССР были распространены двухдырые. Московских самострокарей спасал мастер Селиванов, живший в Сокольниках. Он придумал станочек, на котором за небольшую плату всем желающим просверливал в советских пуговицах по два дополнительных отверстия. На Урале, по словам Ларисы Селяниной, пошли другим путём: «В Свердловске в основном продавались пуговицы с ушком. Но кто-то обнаружил, что на банальных кальсонах пришиты заветные четырёхдырочковые застёжки…» Сколько подштанников требовалось испортить для изготовления одного батника и где уральские модники брали такое количество нижнего белья, — история умалчивает…

«Некоторые фирменные вещи очень трудно было достать, — вспоминает Матецкий. — Например, за очки a-la Леннон мы были готовы страну продать. Другой составляющей так называемого «look-а» модника являлась обувь. Чтобы твой «лук» был реально «клёвым», у тебя должна была быть фирменная «шузня». Достать её было непросто. У меня довольно рано появились настоящие битловские сапоги, то, что сейчас называется «Chelsea boots». У них были острые носы, скошенные каблуки и резинки с двух сторон». А вот Михаил Боярский лишь мечтал о такой обувке: «Я долго не мог приобрести ботинки, как у «Битлз» — на каблуке, с резиночками. У меня были похожие, но из других стран. Даже когда я в конце 1990-х приехал в Ливерпуль, не нашёл там «правильных» ботинок. Мне Колька Расторгуев долго объяснял, как пройти в обувной магазин в Альберт-доках, но я так его и не отыскал. Как потом выяснилось, мне надо было чуть правее свернуть, а я ходил, спрашивал, и не нашёл. Но зато сейчас у меня есть 5 или 6 пар битловских ботинок. Просто так я их не надеваю, но выступаю только в них».

Неповоротливая советская промышленность туго реагировала на извилины молодёжной моды. Джинсоподобные брюки «Ну, погоди!», появившиеся в 1971 году, не могли конкурировать даже с самостроками, не говоря уже о фирменных штанах. Изделия, производившиеся на государственных швейных предприятиях, использовались модниками 1960-х лишь в качестве полуфабрикатов. «Эстонская фабрика «Сангас» выпускала хорошие рубашки, — вспоминает Дормидонтов. — Их покупали, делали вытачки, ушивали сзади, ушивали рукава, меняли пуговицы на четырехдырочковые — получались батники»…

К началу 1980-х, когда «в джинсы облачились даже самые отсталые слои населения», синие американские штаны перестали быть знаками принадлежности к узкому кругу щёголей, а превратились в обыкновенную одежду. Да, стоили джинсы дорого, и достать их было не очень просто, но в этом они мало отличались от других предметов модного гардероба, вроде мохеровых шарфов или дублёнок…