Антонио Сальери: оклеветанный маэстро

Читатель при имени Сальери сразу вспоминает «Маленькие трагедии», театралы – героя пьесы Петера Шеффера, а кинолюбители – злодея из гениального фильма Милоша Формана «Амадей».
Сюжет повторяется, всюду одно и то же: снедаемый завистью посредственный делец от музыки травит гениального Моцарта. У Пушкина и Формана это звучит столь убедительно, что не возникает ни малейших сомнений в правдивости этого «исторического» сюжета.
Между тем, эта клевета еще при жизни добила Сальери, спровоцировав нервный срыв. На самом деле он не то что никого не травил, но был добрейшим и благороднейшим человеком, который много помогал своему приятелю Моцарту. И не ему одному, причем совершенно бескорыстно, обучая музыке Шуберта и Листа, Майербера и Бетховена. Но дело даже не в этом или не только в этом: его вклад в музыкальную культуру невозможно переоценить, о чем профессионалы, историки музыки и музыковеды, прекрасно осведомлены.

Сын колбасника

Антонио Сальери родился 18 августа 1750 года в захолустном итальянском городишке Леньяго, недалеко от Вероны. Ничем не примечательный дом, где он появился на свет, сохранился и поныне.
Сальери был на шесть лет старше Моцарта – и это вроде бы незначительное обстоятельство важно для нашего повествования. Отец Сальери, в отличие от Леопольда Моцарта, отца Вольфганга, не был ни композитором, ни педагогом, а был, о ужас, торговцем колбасой. Что, однако, не помешало ему отдать старшего сына Франческо в обучение скрипачу-виртуозу Джузеппе Тартини. Неизвестно, стал ли он впоследствии профессиональным музыкантом, зато успел преподать музыкальные азы младшему брату Антонио.
Италия во все времена располагала к музыке: в каждой провинции здесь непременно обнаружится местный виртуоз, а уж в крупных городах, где жили настоящие гении, и подавно. Маленький Антонио довольно быстро освоил клавесин с органом – с самого детства он подавал большие надежды. Еще совсем ребенком он мог работать не покладая рук, занимаясь с утра до вечера, успевая еще и петь в церковном хоре. Кроме явных способностей к музыке, главным его качеством было необычайное упорство – качество, которое Сальери сохранил на всю жизнь.

Тем временем дела у его отца шли неважно. В конце концов он разорился и умер. Через год друзья отца увезли четырнадцатилетнего Антонио в Венецию, где им заинтересовался представитель одной из самых знатных венецианских фамилий – Джованни Мочениго. Клан Мочениго был не только очень богатым, но еще и чрезвычайно влиятельным (глава семьи - дож Венецианской республики), покровительствовал искусству и музыкальному образованию. Юному Сальери повезло – он смог продолжить свои штудии уже в Венеции: пел в хоре собора Сан-Марко, обучался у вице-капельмейстера собора, композитора Пешетти, учился пению у тенора Пачини и прилежно изучал основные музыкальные дисциплины. Трудился он как заведённый – до тех пор, пока его не представили Флориану Леопольду Гассману, придворному композитору императора Иосифа II.
Гассман был приглашен в Венецию для постановки одной из своих опер, что красноречиво говорит о его даровании: далеко не каждому иностранцу была позволена постановка собственной оперы в такой музыкальной стране как Италия. Так вот, этот самый Гассман настолько проникся судьбой талантливого паренька, что взял его с собой в Вену.

Культурная столица

Итак, Вена. Центр Европы и европейского музыкального мира. Культурная столица, лучшее место для обучения музыке. Гассман нанимает для Антонио учителей не только музыкальных дисциплин, его обучают еще и латыни, немецкому и французскому. То есть сын колбасника, причем во времена сословной сегрегации, волею судеб получает не только блестящее музыкальное образование, но и прекрасное общегуманитарное: вскоре он уже говорит на нескольких языках, досконально знает европейскую литературу и приобретает тонкие манеры.
Впитывал он как губка, ему было всё интересно, а уж работать умел и любил как никто. Ко всему прочему, Антонио был обаятельным, располагающим к себе человеком. Весёлый и непосредственный, он подружился не только с лучшими венскими музыкантами, но и с литераторами – например, с придворным поэтом Пьетро Метастазио, мастером оперных либретто. Кроме того, Гассман ввел его в круг венских интеллектуалов, и даже познакомил ни с кем иным, как с самим императором Иосифом II, который любил музицировать в неформальной обстановке. Император был неплохим музыкантом и по достоинству оценил талантливого юношу, у них даже установились дружеские отношения.
Вот как описывали молодого Сальери современники: «Он был невелик ростом, ни толстый, ни тонкий, смуглый, с ярко-черными глазами и волосами. Одевался он модно, но избегал излишеств, очень любил конфеты и варенье, но при этом не любил вино и пил только воду. Он был щедр со всеми, религиозен и очень весел. Его хобби составляли литература и долгие прогулки в одиночестве».

Придворный композитор

По протекции Гассмана его представят настоящему мэтру, композитору Кристофу Виллибальду Глюку.
Помните, как в «Маленьких трагедиях» пушкинский Сальери рассуждает:

«…Когда великий Глюк
Явился и открыл нам новы тайны
(Глубокие, пленительные тайны),
Не бросил ли я всё, что прежде знал,
Что так любил, чему так жарко верил,
И не пошел ли бодро вслед за ним».

О каких таких тайнах идёт речь? Что именно открыл Глюк юному Сальери?
Так вот, глубокие, пленительные тайны, что поведал Глюк юноше – это полная реформация традиционной оперы – оперы-сериа. Там, где персонажи античных драм пели барочные арии, перемежая их клавирными речитативами, появилась совсем другая музыкальная структура: единая, естественная, новаторская, логичная и божественно прекрасная. Пушкин очень точно это описал, кроме, конечно, невольной клеветы на Сальери.
Несмотря реформаторский дух, которым был одержим Глюк, по образу жизни и методикам обучения он оставался барочным композитором. Сочинял мелодии, фонтанировал идеями, а черновую работу, оркестровку, писали подмастерья-ученики. Таким же принципом руководствовались художники эпохи Возрождения: рисовали всё самое главное, расставляли фигуры на полотне, а остальное - от лиц второстепенных героев до деталей их одежды - писали ученики, набираясь уму-разуму под руководством мэтра. Так и Сальери, делавший первые шаги на поприще оперного композитора, попал прямиком к Глюку с его ренессансными принципами, до конца жизни оставаясь его преданным поклонником. Вот здесь Пушкин не погрешил против истины...
Музыкальное образование в XVIII веке было намного более личностным, нежели сейчас, от Учителя - к Ученику. Кроме того, многое, что сегодня изучают в современных консерваториях, просто еще не было написано. Что, разумеется, не мешало музыке того времени быть высокодуховной, разнообразной и интересной: когда родился Сальери, эпоха барокко как раз закончилась, пришедшие же на смену новые музыкальные течения только набирали силу. Постепенно между Сальери и Глюком возникла настоящая дружба – Сальери, кстати, умел дружить, многие это отмечали.

Понятно, что главным музыкальным жанром того времени была опера, реформированием которой как раз и был занят Глюк - сначала в Вене, а потом в Париже, где к нему наконец-то пришёл заслуженный успех. Сальери учился у него основам написания оперы, заодно выполняя его поручения.
Случались и казусы: опера Сальери «Данаиды» вышла под авторством… Глюка. И только после оглушительного успеха они решили раскрыть свою авантюру. Впрочем, в те времена такие мистификации были в порядке вещей: благодарная публика, вместо того чтобы возмутиться и раздуть скандал, как это было бы сейчас, с восторгом приняла шутку Глюка.
Другую оперу Сальери, «Армиду», поставят в Санкт-Петербурге, в 1774 году. Либретто специально перевели с итальянского на русский. В том же 1774 году происходят ещё несколько важных событий в жизни композитора. Его учитель Глюк уезжает из Вены в Париж, старик Гассман умирает, и Сальери становится придворным композитором и капельмейстером итальянской оперы в Вене. Это один из ключевых музыкальных постов в Европе, придворный композитор в большой империи - гораздо более серьёзная должность, нежели нынешний советник по культуре. Сальери займет этот пост в 24 года (сейчас в этом возрасте сидят в Инстаграмме).
Можно ли предположить, что этот наперсник Муз, добившийся, будучи совсем юным, столь впечатляющих успехов, будет кому-либо завидовать? Скорее, ему завидовали. Кстати, среди завистников числится и Леопольд, папаша величайшего композитора всех времен и народов, Вольфганга Амадея. Именно он считал иностранца Сальери выскочкой, о чём писал в письмах сыну, которому тогда только предстояло обосноваться в Вене.
И, наконец, в том же 1774-м, Антонио Сальери женится. Женится по большой любви, до этого долго добиваясь согласия на брак опекуна своей невесты – Терезии фон Хельферсторфер. Свою будущую жену Сальери полюбил с первого взгляда, и она ответила ему взаимностью. Ее опекун, венский сноб, полагал, что для дочери банкира это плохая партия: выйти за какого-то там композитора, да ещё и иностранца?! Сальери старался всеми силами произвести хорошее впечатление на будущего родственника, но тот был непреклонен. Легенда гласит, что про несчастье молодого Сальери прослышал сам император, и тут же пожаловал своему фавориту должность придворного капельмейстера, повысил жалование и обмолвился, что «с удовольствием бы услышал о помолвке герра Сальери». Понятно, что такому просителю опекун отказать не посмел. За помолвкой последовал брак, который оказался счастливым. Несмотря на то, что вокруг Сальери всю жизнь вились великосветские красавицы, он всю жизнь обожал только свою жену. У четы Сальери родилось семь дочерей и один сын. До взрослого возраста, правда, дожили только четверо дочерей…
Ну и еще один штрих к портрету многодетного папаши Сальери: в 1771-м Гассман основал в Вене общество, которое называлось «Концерты в пользу вдов и сирот оркестровых музыкантов». Сальери был одним из руководителей, а позднее вице-президентом общества. Он устраивал благотворительные концерты и часто сам дирижировал, а весь доход отдавали в поддержку вдов и сирот оркестровых музыкантов. На концертах исполняли музыку не только Сальери, но и многих его учеников - например, Бетховена.

Лучший, добрейший

Другой стороной таланта этого неординарного человека была способность к педагогике. Он преподает хоровое пение в Венском обществе любителей музыки, работает в Венской Певческой школе, позже преобразованной в консерваторию, обучает множество самых разных музыкантов. В 1815 году его благодарный ученик, Франц Шуберт, написал в честь юбилея учителя кантату, текст к которой сочинил сам:

«Лучший, добрейший!
Славный, мудрейший!
Пока во мне есть чувство,
Пока люблю искусство,
Тебе с любовью принесу
И вдохновенье, и слезу.
Подобен богу ты во всем,
Велик и сердцем, и умом.
Ты в ангелы мне дан судьбой.
Тревожу бога я мольбой,
Чтоб жил на свете сотни лет
На радость всем наш общий дед!»

Сальери был «дедом» и для Шуберта, и в те времена для совсем молодого Листа, чей талант разглядел именно он - вообще он всегда покровительствовал очень многим музыкантам, составившим цвет европейской музыки XIX века.
Столь благородный человек (вернемся к теме клеветы) ничем не напоминал злодея, скорее был в своем роде совершенством: его доброта, бескорыстие и любовь к искусству вошли в поговорку. Он чем-то напоминал Баха, в год смерти которого, будто приняв эстафету, Сальери появился на свет. Они действительно во многом схожи - Бах тоже был многодетным отцом и воспитателем сотен музыкантов.
У Сальери учился и сам Бетховен, советуясь с ним, будучи уже зрелым и знаменитым. Сохранились рукописи Бетховена с правкой Сальери - надо сказать, что характер у Бетховена был совершенно невыносимый, но Сальери и с ним умудрялся ладить.
Учился у него и Карл Черни, автор многочисленных этюдов, которые помнит каждый ученик музыкальной школы.
Надо сказать, что со всеми, кроме учеников из состоятельных аристократических семей, Антонио Сальери занимался бесплатно - в память о своих учителях.
Правда, у него все-таки была одна особенность – не то чтобы он был конформистом, но, видимо, из осторожности, никогда не отзывался плохо даже о бездарностях - так же, как и о коллегах. Кроме того, Сальери, видимо, действительно завидовали, потому что он был иностранец (а австрияки славились своим национализмом), ко всему прочему, ему покровительствовал сам император.

Амадеус

О Моцарте написано столько, что добавить к томам исследований что-то новое весьма затруднительно.
Но вот что любопытно: как раз Моцарт (а не Сальери, вопреки распространенному заблуждению), этот непревзойденный музыкант, был в своем роде невыносимым человеком.
В юности каждый из нас представлял, что дружит со знаменитостью и мечтал об этом. И только потом, взрослея, начинаешь понимать, что подобная дружба – большое испытание. Особенно если знаменитость – не поп-звезда, а настоящий, без дураков, гений (впрочем, и от поп-звезды можно сойти с ума).
Так вот, Моцарта, несмотря на всю его уникальность, лучше бы не приглашать в гости - он непременно опоздает часа эдак на два, пока пулярка не остынет. И когда все же появится, вскоре вам непременно захочется его отравить. Или придушить.
Ибо за эти полчаса он обязательно влезет всей пятерней в десерт, выковыривая из него ягоды и облизывая пальцы. А на ваш недоуменный взгляд рассмеется неприятным визгливым смехом, хлопнув по плечу – мол, а что такого. Потом он выпьет весь запас вашего вина и непременно попросит добавки – а выпивши, разнесет ваше благопристойное жилище, превратив его в форменный бедлам. Не забывая строить глазки вашей жене, он позаботится и о вашей семнадцатилетней дочке, наградив ее шлепком по заднице и шепча на ухо такое, что девицам слышать не следует.
Пока вы размышляете, как его угомонить, Моцарт загонит вашего кота на самую верхотуру высоченного шкафа, откуда несчастное животное ни за что не спрыгнет, пока ужасный посетитель не отчалит восвояси.
В общем, вечер с Моцартом нельзя назвать томным, я вас предупредил. Но зато если этот монстр доберется до клавесина, оказавшись в своей родной стихии, пьяным или трезвым, неважно, вы с изумлением поймете, что черт бы с бедламом, вы растроганы, поражены, вы задыхаетесь от совершенства его исполнения и по вашим щекам текут непрошеные слезы. Ибо этот нахал, только что хамивший всем подряд, легко и непринуждённо перенесет вас в райские кущи, в божественные пределы небесной красоты. И вы тут же забываете, глядя на него увлажнившимися глазами, что это бесцеремонный, дурно воспитанный человек – нет, по сути он ангел, спустившийся с небес в вашу разоренную гостиную.
Для Моцарта музыка естественна, как для нас, простых смертных, дыхание. Мы не можем не дышать, Моцарт не может не быть самой музыкой. Его «некультурное» хулиганское поведение и подростковое нахальство объясняется просто: у Моцарта никогда не было детства, и таким способом он его наверстывал. Папаша Леопольд с юных лет растил из него крепкого профессионала, жестко патронируя сына, с утра до вечера занимаясь огранкой этого редкостного алмаза. Известно, что уже в шесть лет несчастный малыш давал концерты, а Леопольд зарабатывал на гении сына. Возможно, преждевременный уход Вольфганга - следствие перегрузки, бренное тело не всегда может выдержать дарования такого масштаба.

Измеритель талантов

Если взглянуть на Моцарта глазами Сальери, то выяснится, что кроме него никто не понимал бесконечность этого дарования, его божественную сущность. Потому-то Сальери никогда не препятствовал Моцарту, наоборот – всегда помогал ему, совершенно непрактичному, в самых разных ситуациях, от выгодных заказов до рекомендаций своего протеже ученикам. У Моцарта, как это ни парадоксально, с учениками было негусто. Кстати, Сальери дирижировал премьерой Сороковой симфонии соль-минор Моцарта и учил музыке Франца Ксавера, сына Вольфганга.
Так вот, учитывая эти подробности, мог ли он, сами посудите, завидовать? Ответ напрашивается сам собой. К тому же на момент их знакомства Сальери занимал все возможные и невозможные должности, а его репутация была столь безупречна, что пошатнуть ее было бы весьма затруднительно.
Зайдем с другой стороны: сомневался ли Сальери в своем таланте? Но с чего бы это?
Конечно, прибор измерителя талантов, если бы таковой существовал, показал бы, что если Сальери стопроцентно одарен, то на Моцарте просто сломался бы, такой шкалы, в общем, не существует. Сальери, возможно, отдавал себе полный отчет в этой иерархии, однако его благородство не вызывает никаких сомнений. Их современник, композитор и музыкальный критик Сигизмунд Нейком пишет: «Не будучи связаны друг с другом тесной дружбой, Моцарт и Сальери питали друг к другу такое уважение, которое взаимно оказывают люди больших заслуг. Никогда никто не подозревал Сальери в чувстве зависти».

…Миф о преступлении Сальери был, возможно, отчасти спровоцирован его депрессией. Исследователи говорят и о нервном срыве: грязная сплетня об отравлении, ничем не подтвержденная, была для него страшным ударом. Он начинает хандрить, впадает в тоску и беспричинную печаль. В этом состоянии Сальери мог – ну, например, любуясь деревьями на прогулке с друзьями, - вдруг, ни с того ни с сего, заявить, что хочет быть похороненным под одним из них. В ту пору подобное списывали на обычное переутомление, хотя грамотный врач уже тогда мог бы предположить, что у Сальери развивается клиническая депрессия.
В 1804 году он напишет реквием, хотя в тот момент никаких серьёзных заболеваний, кроме тоски, у него не было, и музыку ему никто не заказывал. В результате реквием исполнят на его же похоронах... Видимо, это последнее его произведение, после чего он вообще перестает писать.
Создав великолепные оперы своего времени, числом 40 (!) - один «Тарар» чего стоит - он, поняв, что уже всё создал, прекращает работу. Сказывается, возможно, и перенапряжение его молодости, он, в общем, элементарно устал.
Через год после написания реквиема, в 1805-м, происходит страшное – умирает его единственный горячо любимый сын. Через два года из жизни уходит и жена, Терезия. Сумерки будто сгущаются над некогда баловнем фортуны… Теперь Сальери, живой классик, живет в доме с двумя незамужними дочерями.
…О том, что окончательно доконало старика, есть несколько версий: по одной из них во время прогулки на него чуть не наехала карета, и Сальери, успев спастись в последний момент, воспринял это как знак судьбы. Другая гласит, что из-за обострения ревматизма у него отказали ноги – и всё это на фоне страшной депрессии. Ну и третья, очень правдоподобная – чудовищная бездоказательная сплетня.
В 1823 году его помещают в психиатрическую лечебницу: тут же слухи, что он якобы пытался покончить с собой, страшно терзаясь своим преступлением и виной перед Моцартом, расползаются по Вене. Эта дрянная сплетня была опубликована в газете, после чего во всех венских салонах судачили о том, каким мерзавцем оказался этот заслуженный человек.

К чести учеников маэстро надо сказать, что все они без исключения решительно отвергали эти слухи. Возражала и сама вдова Моцарта, никогда не выдвигавшая против Сальери подобных обвинений. Даже санитары, обнаружившие Сальери, который пытался перерезать себе вены, под присягой показали, что никаких признаний в отравлении от него никогда не слышали. Уже упоминавшийся Нейком напишет опровержение в «Берлинскую всеобщую музыкальную газету», которая опубликовала историю о преступлении Сальери:
«Многие газеты повторяли, что Сальери на смертном одре признался в ужасном преступлении, - в том, что он был виновником преждевременной смерти Моцарта, но ни одна из этих газет не указала источник этого ужасного обвинения, которое сделало бы ненавистной память человека, в течение 58 лет пользовавшегося всеобщим уважением жителей Вены».
Когда эти чудовищные слухи донеслись до Сальери, его состояние значительно ухудшилось. Один из его учеников, прекрасный композитор, Игнац Мошелес, вспоминает, как навестил учителя в лечебнице, и в минуту просветления Сальери сказал:
«Поскольку это моя последняя болезнь, я могу искреннейше заверить Вас, что весь этот абсурдный слух не содержит ни йоты правды; Вы же знаете, говорят, будто я его отравил. Но нет же, тут злоба, обычная злоба, скажите это всему миру, милый Мошелес; это говорит Вам старый Сальери, который скоро умрёт».
Вскоре, 7 мая 1825 года, Сальери действительно скончался. Его провожал весь персонал лечебницы, ученики и сотни поклонников его таланта. Неизвестно, умер бы он и так, или его добили недоброжелатели и завистники.

Ай да Пушкин

Доподлинно неизвестно, откуда Пушкин взял историю о Моцарте и Сальери. Сам он ссылался на какие-то «немецкие журналы», а в черновиках содержится короткая заметка о том, что Сальери якобы был единственным, кто освистал «Дон Жуана». Пушкинисты указывают на французскую прессу, перепечатавшую историю об отравлении из немецкой «Берлинской всеобщей музыкальной газеты».
Пушкина скорее всего увлек сюжет о гении и злодействе, о смертном грехе зависти - вряд ли он настолько глубоко разбирался в венской жизни конца XVIII – начала XIX века. Впрочем, он и не нуждался в документах, подтверждающих вину Сальери - тема посредственности (во всем этом он будто прозревал сюжет собственной трагической судьбы), погубившей гения, настолько захватила его, что он не задумался об истинном положении вещей. Для пьесы хватало – и из-под его пера вышла одна из самых известных «Маленьких трагедий» - «Моцарт и Сальери». Между тем, именно Пушкин способствовал очернению памяти Сальери в России, и не только в России. Позднее на его сюжет напишет оперу и Римский-Корсаков, эстафету подхватит американский писатель Дэвид Вейс, автор повести «Убийство Моцарта», а позднее романа «Возвышенное и земное»: Сальери под пером этого писателя предстает уж совсем инфернальным…
И, наконец, драматург Питер Шеффер сочинит «Амадея» - сначала пьесу, а потом и сценарий. Милош Форман, выдающийся режиссер, снимет один из лучших своих фильмов именно в этой, шефферовской, интерпретации – то есть дурная слава Сальери всё ширится и ширится. Таким образом, уже в семидесятые годы прошлого века, то бишь в новейшие времена, образ Сальери, теперь уже в массовом сознании, окончательно приобретет черты убийцы и посредственности, снедаемой завистью.

Адвокат Сальери

Тридцать лет назад, в девяностые, пьеса Шеффера добралась и до Италии. И справедливость, пусть отчасти, восторжествовала: итальянцы искренне возмутились тем, как оболгали их великого соотечественника.
Мало того, в мае 1997 года в Миланском апелляционном суде состоялся официальный процесс «по делу композитора и педагога Антонио Сальери, которому ставилась в вину причастность к гибели Вольфганга Амадея Моцарта». Со стороны обвинения выступили лучшие юристы Италии, прославившиеся своими успешными процессами против мафии. Но и адвокаты у обвиняемого были серьёзные, председательствовал же сам президент апелляционного суда, Винченцо Салафия. Примечательно, что процесс по делу Сальери был не постановочным, вроде нашего телевизионного «Суд идет», а самым настоящим, где рассматривались улики и свидетельства, звучали обвинения и речи защитников и экспертов.
Итогом стало полное и окончательное оправдание Антонио Сальери и доказательство его непричастности к гибели Вольфганга Амадея Моцарта.
Пусть и почти через два века, но честное имя Антонио Сальери было оправдано. Помните об этом, когда будете перечитывать Пушкина. Или смотреть фильм Формана.
Сальери не убивал Моцарта.