Год 1770-й выдался тревожным для России – шла очередная Русско-турецкая война. Но в Москву нагрянула беда, которую трудно было предвидеть. Началось с того, что в военный госпиталь, помещавшийся в Лефортовой слободе, привезли с фронта раненого офицера. Спасти его жизнь не удалось, но умер он не от ран – все симптомы говорили о том, что причиной смерти стала чума. Диагноз был страшный, так как в те годы медики были практически бессильны перед этим заболеванием, и эпидемии уносили тысячи жизней.
Буквально вслед за офицером скончался лечивший его врач, а вскоре и ещё двадцать пять человек, проживавших в одном с ним доме. Симптомы у всех были одинаковые, и это исключало всякие сомнения в том, что следует ожидать начала масштабной эпидемии чумы. Страшное, но столь нечастое в наши дни заболевание в годы русско-турецкой войны было отнюдь не редким явлением. Известно, что она выкашивала ряды как русской, так и турецкой армии, не щадя при этом жителей причерноморских стран.
Следующая её вспышка была зарегистрирована в марте следующего, 1771 года на крупной текстильной фабрике, находившейся в Замоскворечье. На ней и в расположенных поблизости домах за короткий срок умерло около ста человек. С этого времени эпидемия приняла форму лавины, захлестнувшей Москву. С каждым днём её масштабы увеличивались настолько, что в августе смертность достигла тысячи человек в день.
В городе началась паника. Гробов не хватало, и умерших свозили на кладбища, нагрузив ими телеги и едва прикрыв рогожей. Многие тела по несколько дней оставались лежать в домах или просто на улице, так как некому было о них позаботиться. Везде стоял удушливый запах тления, а над Москвой плыл беспрерывный звон погребальных колоколов.
Но беда, как известно, не приходит одна. Следствием охватившей город эпидемии стал чумной бунт, вспыхнувший в результате непродуманных действий городских властей. Дело в том, что, не видя никакой возможности противостоять смертельной опасности, горожане обратились к единственному доступному им и проверенному веками средству – помощи Царицы Небесной. У Варварских ворот Китай-города помещалась наиболее почитаемая и признаваемая в народе чудотворной икона - Боголюбской Божьей матери. К ней-то и устремились бесчисленные толпы москвичей.
Понимая, что большое скопление людей может способствовать распространению заболевания, архиепископ Амвросий приказал убрать икону, запечатать короб для приношений ей, и до особого распоряжения запретить молебны. Эти вполне разумные с медицинской точки зрения действия отняли у людей последнюю надежду, и именно они породили бессмысленный и, как всегда, беспощадный чумной бунт в Москве. Очередной раз сработала классическая российская схема: «хотели как лучше, а вышло…».
А вышло очень скверно. Ослеплённая отчаянием и ненавистью, толпа разгромила сначала Чудов монастырь, а затем и Донской. Убит был архиепископ Амвросий, столь неловко проявивший заботу о своей пастве, и монахи, пытавшиеся спасти его жизнь. Ну а дальше пошло. В течение двух дней жгли и громили карантинные заставы и дома московской знати. Эти действия не носили характера социального протеста – это было проявление звериного инстинкта толпы, столь ярко выражавшегося во всех российских бунтах. Не дай бог его когда-нибудь увидеть!
В результате городские власти были вынуждены применить силу. Чумной бунт в Москве был подавлен, а вскоре и эпидемия, собрав свой урожай, пошла на убыль. Триста человек из числа мятежников были отданы под суд, а четверо зачинщиков повешены в назидание другим. Кроме того, более ста семидесяти участников погрома были биты кнутом и сосланы на каторгу.
Пострадал и колокол, удары которого стали сигналом к началу бунта. Во избежание новых выступлений ему удалили язык, после чего он тридцать лет безмолствовал на Набатной башне, пока его, наконец, не сняли, и не отправили в Арсенал. Так закончился печально памятный чумной бунт в Москве, дата которого стала чёрным днём в истории города.
Следующим по хронологии стал чумной бунт в Севастополе. Произошёл он в 1830 году и снова совпал с очередной русско-турецкой войной. На этот раз его спровоцировали не в меру жёсткие карантинные меры, предпринятые властями. Дело в том, что ещё за два года до этого южные районы России охватила эпидемия чумы. Севастополя она не коснулась, но в городе были зафиксированы несколько случаев заболевания холерой, которую ошибочно приняли за чуму.
Так как в период военных действий против Турции Севастополь являлся важнейшим стратегическим объектом, во избежание распространения предполагаемой чумы в нём были предприняты беспрецедентные меры. Вокруг города было установлено карантинное оцепление, и движение осуществлялось лишь через специально отведённые заставы. Начиная с июня 1829 года, все прибывающие в город и покидающие его лица обязаны были несколько недель проводить в карантинной зоне, а те, в отношении которых возникало подозрение на чуму, подлежали немедленной изоляции.
Меры, хотя и жёсткие, но весьма разумные. Однако они имели самые неожиданные последствия. Окрестные крестьяне потеряли возможность регулярного въезда в город, в результате прекратился подвоз продовольствия. Отныне снабжение города продуктами питания оказалось полностью в руках карантинных чиновников, что создало благоприятную почву для масштабных злоупотреблений.
Этот очередной чумной бунт возник не на пустом месте. В городе, отрезанном заставами и кордонами от окружающего мира, возник острый дефицит продовольствия. Цены на продукты питания, непомерно взвинченные чиновниками, стали не по карману большей части населения города. Но даже то, что доходило до столов севастопольцев, было крайне низкого качества, а порой просто непригодно для еды.
Чиновничья коррупция спровоцировала такое напряжение в городе, что из Петербурга прибыла специальная комиссия, установившая поистине неслыханные масштабы злоупотреблений. Но, как это нередко бывало, в столице кто-то очень влиятельный покровительствовал ворюгам, или, как мы сейчас говорим, крышевал их. В результате с министерских высот последовало строжайшее указание: дело не возбуждать, а комиссии возвращаться назад.
И без того напряжённая ситуация усугубилась в марте 1830 года, когда жителям было запрещено покидать дома. Кроме того, остроту придало распоряжение коменданта города, предписывавшее вывести за город в карантинную зону жителей беднейшего района Севастополя – Корабельной слободы. Голодные и доведённые до отчаяния люди отказались подчиняться властям, на что командующий гарнизоном контр-адмирал И. С. Скаловский ответил введением в город двух дополнительных батальонов оцепления.
В Севастополе неотвратимо назревал чумной бунт. Эпидемия при этом города не коснулась, и столь жёсткие меры едва ли можно считать оправданными. Некоторые исследователи склонны видеть в них преднамеренные действия, направленные на создание благоприятной обстановки для тех коррупционных действий, о которых говорилось выше.
В конце мая в городе появились вооружённые группы, состоявшие из гражданских лиц, руководимые отставными военными, а вскоре к ним присоединились сочувствующие из числа матросов и солдат местного гарнизона. Вспышка произошла 3 июня. Чумной бунт начался с того, что в собственном доме разъярённой толпой был убит губернатор города Столыпин. Затем было захвачено здание Адмиралтейства, а к вечеру уже весь город находился во власти восставших. Жертвами толпы в те дни стали многие карантинные чиновники, дома которых были разграблены и подожжены.
Однако кровавый разгул продолжался недолго. Чумной бунт был подавлен вошедшей в город 7 июня дивизией под командованием генерала Тимофеева. Сразу же была сформирована следственная комиссия под председательством графа М. С. Воронцова. На её рассмотрение представили около шести тысяч дел. В соответствии с вынесенными решениями, семь главных зачинщиков были казнены и более тысячи отправлены на каторгу. Многие офицеры получили дисциплинарные взыскания, а гражданские лица - высланы из города.
Нет сомнения, что чумной бунт, последствия которого оказались столь трагичными, во многом был спровоцирован карантинными чиновниками, в действиях которых столь явно просматривалась коррупционная составляющая. К слову сказать, оба эпизода отечественной истории, рассмотренные в статье, несмотря на разные временные периоды, имеют сходные черты. И события, происшедшие в 1770 году в Москве, и севастопольский чумной бунт, дата которого отстоит от них на шесть десятилетий, стали результатом непродуманных, а подчас и преступных действий правительства.
При более конструктивном и, что немаловажно, гуманном подходе к решению сложившихся проблем кровопролития и последующих карательных мер можно было бы избежать. Лицам, принимавшим в обоих случаях решения, явно не хватило способности предвидеть возможные последствия.