Экономика Германии перед Первой мировой находилась в стадии стремительного подъёма — по уровню промышленного производства держава кайзера Вильгельма II уступала только не менее стремительно развивавшимся США. Следом за экономикой подтягивалась и военная машина. Но всё было не так просто.
Пушки вместо масла
На самом деле финансирование армии и флота давалось Рейху очень нелегко. В имперском парламенте постоянно бузили социал-демократы под руководством Августа Бебеля. Они срывали утверждение внеочередных законов, выметающих всё новые деньги на армию из карманов бюргеров. К тому же между армией и флотом быстро развернулось соперничество: так же — как и флот — генеральный штаб требовал увеличить финансирование, а денег на всех не хватало.
C 1875 по 1913 доля военных расходов в общеимперском бюджете возросла с 35 до 80%.
В абсолютных цифрах траты на вооружение составили в 1879 г. 428 млн. марок, в 1899 г. — 926 млн. марок, a в 1913 г. — уже более двух млрд. марок. Вслед за растущей в целом экономикой Рейха бюджет тоже рос, но доля, которая шла «на пушки» становилась всё значительнее. Морской министр адмирал Тирпиц сумел протолкнуть через Рейхстаг с 1898 по 1912 годы пять новых законов о дополнительном финансировании флота.
Строительство линейного крейсера типа «Мольтке», 1910-1911
Огромная часть экономики работала «на войну»: на новых заводах клепались пушки и очередные военные корабли. Причём продать оружие на сторону было нельзя, всё шло на вооружение собственной армии.
Коллапс подкрался незаметно, хоть виден был издалека
В 1909 году не кто-нибудь, а сам секретарь казначейства — по сути, глава имперского министерства финансов — Адольф Вермут начал бить тревогу. «Внутренняя структура Рейха, его оборонные возможности и его внешний престиж требуют не просто приостановки, а энергичного сокращения наших трат… В противном случае их развитие неизбежно окончится полным крахом наших финансов и всей национальной активности, произрастающей из них», — предостерегал он.
Такой прогноз мог напугать кого угодно. Однако в Германии в целом был экономический бум, промышленность (не только военная) росла, перестраивать экономику на мирные рельсы никто не хотел. Рейхсканцлер фон Бюлов думал только, откуда бы ещё выколотить денег. И надумал обложить прямыми налогами наследство и собственность рейхсбюргеров… но никто рвения рейсканцлера не разделил. Бюрократия государств, входящих в Рейх, посчитала, что имперский бюджет уворует у них местные. «Не позволим!» — отреагировали баварцы, гессенцы, саксонцы.
Аграрии — от зажиточных бюргеров и до юнкеров — тоже встали в позу. Нет, пострадать за Рейх они были не против, особенно эльбское дворянство, — но не за свой же счёт, Verdammt!
Правительство попало между молотом и наковальней. Увеличишь косвенное обложение потребтоваров — социал-демократы устроят бучу, введёшь прямое обложение наследства и собственности — бюрократия и аграрии гроссбухами закидают и на вилы поднимут. Куда бедному рейхсканцлеру податься?
Канцлер Бернхард фон Бюлов
Бюлов всё же попытался протащить через Рейхстаг закон, поднимавший на 80 процентов косвенные налоги и на 20 процентов налоги на наследство. Это возмутило все фракции Рейхстага — от консерваторов и католической партии центра до социал-демократов. Пришлось канцлеру паковать чемоданы.
Я список кораблей прочёл до середины…
Бюлов ушёл в отставку, но проблема осталось. Более того, она усугублялась «хитрым планом Тирпица» строить германский флот, исходя из формулы «на три новых британских корабля построить два имперских». Он справедливо полагал, что Британия, тогдашняя владычица морей и «мировой жандарм», вынуждена будет разделить силы между несколькими театрами военных действий. Это давало шанс. Но была одна проблема:
Британия строила свой флот по формуле «на каждый немецкий корабль англичане должны построить два». Эти две части в уравнении никак не могли сойтись.
Надо сказать, что у гордых бриттов, несмотря на ровно те же проблемы с финансированием, колоний и денег было больше, так что они пёрли напролом до конца.
Марроканский кризис 1911 года показал, что германский флот не готов воевать с английским, если тот выступит (в данном случае — в колониальном вопросе) на стороне Франции. Оставалось только одно: прислушаться к словам нового канцлера Бетман-Гольвега, который в Рейхстаге заявил, что «Германия станет мировой державой только в том случае, если подчинит себе европейский континент». Знали бы вы, как радовался генерал Людендорф, влиятельный член Генштаба. Ja, ja, natürlich, поддакивал канцлеру рейхсгенералитет. Однако, чтобы выбить дополнительные финансы для армии, требовалось уже нечто большее, чем простое педалирование германского шовинизма.
Решительный шаг в никуда
Главой военного департамента прусского Военного министерства был генерал-майор Вандель, а Пруссия де-факто вертела всей империей. 29 ноября 1911 года Вандель выпустил меморандум, в котором оценил ситуацию вокруг Марокко. Из его оценок следовало, что Британия выступит на стороне Франции и России, а это означает, что Фатерлянду надо быстро готовиться к войне на два фронта. Таким образом, чтобы победить в Европе, надо было не просто повторно разгромить Францию, но ещё и Британию с Россией.
Вздрогнув от таких перспектив, имперская бюрократия резко увеличила траты на армию. Промышленники и банкиры, срубившие доходы за счёт военных заказов, остались довольны, а остальным пользу экспансионистского развития помогли объяснить массовые организации типа «Армейской Лиги». Последняя состояла не из государственников, идущих в хвосте политики правительства, а из упоротых, бежавших далеко впереди.
Рейхстаг одобрил военные кредиты 4 августа 1914 года. Этому поспособствовали массовый военный оптимизм и шовинизм, рвущийся в бой генералитет и жадность местной олигархии. Инициативу поддержали все фракции, включая социал-демократов. Август Бебель к этому моменту уже умер от старости и болезней.
Германия окончательно и бесповоротно втянулась в войну с коалицией, которой значительно уступала по экономическому потенциалу. Промышленные возможности Рейха были огромны, но снарядами не накормишь голодных, а пушки не способны производить ничего, кроме выстрелов.
В стране быстро наступил голод. Экономику не спасли даже выход России из войны и Брестский мир — Германия просто надорвалась. Осенью 1918 года Фатерлянду пришел конец. Страдания немцев и их соседей, впрочем, только начинались.
