Сверхдержава и супергерои: комиксы как часть американской культуры

Нам трудно представить, какое влияние на культурную жизнь Америки оказали комиксы о супергероях. Классиков литературы, кино и музыки, заинтересовавшихся искусством благодаря комиксам, можно выстроить в шеренгу до Луны – Стивен Кинг, Спилберг, Земекис, братья Вачовски, Эминем… Если Обама вдохновлялся похождениями Человека-паука в раннем детстве, то, например, Элвис Пресли в сорок хранил дома подшивку историй о Капитане Чудо, которую регулярно перечитывал. Комиксы американцам строить и жить помогают: на страницах тамошних СМИ регулярно появляются истории, как чтение любимых историй вытащило человека из депрессии, спасло от суицидальных мыслей и алкоголизма.

Многие из фольклорных и литературных персонажей обладали какими-то их чертами. У борца за права бедных Робина Гуда был стильный зелёный костюмчик, отважный мститель Зорро и загадочный злодей Фантомас носили маски. Доктор Джекилл, он же мистер Хайд, задолго до Супермена и Бэтмена придумал жить в двух ипостасях – обыденно-мещанской и приключенческо-нечеловеческой. И всё-таки феномен супергероев – чисто американский. У Старого Света были свои мифы, свои боги и герои – были Геракл и Ахилл, Один и Тор, Роланд и Зигфрид. У Америки – нет: прибывавшие сюда мигранты смывали с себя историческую память, забывая порой даже обычные сказки, которые им рассказывали матери перед сном. Но без мифологии культура не живёт – и, когда Америка осознала себя единой нацией, ей понадобились свои собственные боги-олимпийцы.

И то, что так называемый золотой век комиксов наступил в 30-е, тоже не случайность. Впервые появившись в Америке в конце XIX века, комиксы долго были тем же, чем и в Британии, откуда пришли, – детской забавой и украшением юмористических журналов. Издатель, которому сказали бы, что их станут покупать взрослые, из книжки в книжку следя за приключениями одних и тех же персонажей, покрутил пальцем у виска. Взрослая Америка читала совершенно иное: в «ревущие 20-е», когда тиражи газет росли сообразно увеличивавшемуся среднему классу, граждане страны следили в основном за светской хроникой и сводками с бирж. И вдруг всё рухнуло: в первые дни Великой депрессии миллионеры выбрасывались из окон, потеряв свои капиталы, рабочие превращались в бродяг. Вот тут-то и вышли на сцену супергерои.

Не секрет, что истории большинства из них обыгрывают старый как мир сюжет «Золушки». Хороший парень, вынужденный много работать, чтобы обеспечить себе скромное существование, вдруг превращается в прекрасного принца. Роль феи играет куснувший его паук, атомный реактор, неподалёку от которого герой бродил, или военная лаборатория, где его намеренно «перепрошили» учёные. Бывает, правда, и иначе: иногда герой узнаёт, что с самого начала был сверхчеловеком, волею судьбы брошенным на Землю, подобно Моисею, пущенному по воде в корзине, но и тогда ему лишь изредка доводится потанцевать на балу настоящей жизни – всё остальное время приходится скрываться под скучной личиной клерка. И даже если герой на самом деле миллионер, он заложник того же сюжета: сперва он мучится одиночеством и бесцельностью жизни – и только тогда становится принцем на белом коне, когда понимает, в чём его миссия – служить обществу, защищать слабых.

В 30-е все – и обычные трудяги, и их хозяева – вдруг осознали себя такими же золушками. Потребность в мечте ощущалась как никогда остро и возносила на пьедестал славы порой совершенно неожиданных персонажей: в 1934 году Уолт Дисней получил «Оскара» за «Трёх поросят» – появившийся на пике Великой депрессии мультик, где трудолюбивый парнокопытный каменщик сумел спасти себя и братьев от волка, построив прочный домик, заставил всю Америку распевать песенку «Нам не страшен серый волк». Да и в целом Голливуд расцвёл благодаря Великой депрессии.

Комиксы, по сути, оказались дешёвым вариантом кино. В 1933 году два кливлендских студента – начинающий писатель Джерри Сигел и художник Джо Шустер – придумали идеального персонажа, которого небогатому обывателю предстояло возлюбить всем сердцем. Делался он практически по знаменитому рецепту: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому ещё дородности Ивана Павловича…» 

Сигел и Шустер, оба заядлые киноманы, срисовали героя с комика Гарольда Ллойда, назвав его именами двух других голливудских звёзд – Кларка Гейбла и Кента Тейлора: Кларк Кент. Впрочем, это была лишь обычная, земная ипостась героя: Сигел придумал, что на самом деле он – уроженец погибшей планеты Криптон. Предвидя неизбежное разрушение своей планеты, космические родители отправили сына на Землю; воспитанный канзасскими фермерами герой возмужал – и обнаружил, что может летать, пробивать кулаками стены и останавливать глазом пулю. Тут-то и началась его тайная жизнь, чем-то сродни алкоголизму: на работе – скромный тихоня, по ночам – бесстрашный летун, набивающий шишки в безумных приключениях. В героической ипостаси Супермен был срисован уже с Дугласа Фэрбенкса и одет в костюм, какие тогда носили популярные рестлеры.

Правда, самим авторам с персонажем не повезло: пять лет Сигел и Шустер безуспешно пытались его монетизировать, пока в итоге не отнесли наброски в издательство Detective Comics (впоследствии DC Comics), публиковавшее рисованные истории о борцах с преступностью и зловещих монстрах. Там героя оценили в целых 130 долларов (чуть больше 2 тысяч в пересчёте на современный курс). Братья-акробаты и знать не могли, сколько денег заработает (и продолжает зарабатывать и по сей день) на Супермене издательство. Первый же номер комиксов о его похождениях имел оглушительный успех: не у всякого были деньги, чтобы лишний раз сходить на любимый фильм, зато каждый теперь мог за несколько центов купить приключения героя, слепленного из черт знаменитых актёров.

Комиксы оказались удобным способом говорить о сложных проблемах, с которыми нация сталкивалась ежедневно, – не драматизируя, внушать гражданам уверенность в своих силах. На бесчинства гангстеров издательства ответили появлением Зелёного шершня – бескомпромиссного борца с преступностью, не расстававшегося с пистолетом и маской. На махинации богатеев – честностью и точным броском лассо Одинокого рейнджера. На распространение фашизма в Европе – шерлокхолмсовской догадливостью распутывателя международных заговоров Доктора Сэвиджа. Все эти персонажи выходили за пределы узкого жанра рисованных историй, становились любимыми героями фильмов и радиосериалов. Глядя на них, слушая рассказы об их подвигах, Америка обретала силу.

Враги общества

Важным ингредиентом, обеспечивающим супергероям любовь широких масс, было обыгрывание темы задрота-неудачника – читатель легко узнавал себя в скучной ипостаси Супермена или Человека-паука, и это пробуждало в нём огонёк надежды: а вдруг и я сумею изменить свою жизнь? Фактически комиксы по-своему решали проблему маленького человека. Это в России Акакий Акакиевич терял серую шинель и вместе с ней – силу жить, а в Америке он обретал попугаистый плащ и желание перевернуть весь мир. Большинство авторов, придумавших классических супергероев, были двадцатилетними сопляками с вудиалленовской внешностью. Такими были Сигел и Шустер, таким пришёл во второе из знаменитых издательств комиксов – Timely Comics (впоследствии Marvel) самый прославленный корифей жанра – Стэн Ли.

В конце 30-х нескладный паренёк Стэнли Либер устроился в нью-йоркское издательство Мартина Гудмена, публиковавшее бульварное чтиво – сборники рассказов о приключениях, монстрах и марсианах. Тридцатилетний Гудмен был полон сил и надежд: он только что вернулся из Европы, куда ездил с супругой в свадебное путешествие. Более того, не просто вернулся, но и чудом спасся от смерти. Молодожёны купили билеты на дирижабль «Гинденбург», но выяснилось, что компания не гарантирует, что места будут рядом. Склочный Гудмен поругался с кассирами, а потом взял билеты на самолёт, пусть не так красиво, зато будем вместе всю дорогу. Рейс оказался для «Гинденбурга» последним – при посадке близ Нью-Йорка дирижабль сгорел.

Стенли попал на работу в новый отдел издательства, занимающийся комиксами. Гудмен брал его из сугубо родственных соображений – юноша был кузеном его молодой жены и в таланты паренька не верил: целый год Либер наполнял сочинителям чернильницы, приносил им обеды и завтраки. Но когда его наконец допустили и до комиксов, Стэнли сразу же проявил креативность: придумал, что щит самого кассового героя издательства – Капитана Америки, пущенный меткой рукой владельца, может рикошетить от стен. 

Капитан Америка был ключевым персонажем издательства – в Европе шла война, и граждане США чувствовали, что хрупкому нейтралитету их страны рано или поздно придёт конец. Герой в костюме цветов национального флага, которому военные учёные подарили невероятную прыткость и несокрушимой крепости щит, призван был успокоить панические настроения. 

Творя первый в своей жизни комикс, юноша подписался псевдонимом: «Стэн Ли» – он был поклонником Фицджеральда и Хемингуэя и настоящее имя хотел сберечь для подлинно литературной работы. Но судьба решила иначе. Увидев быстрый прогресс родственника, Гудмен назначил его главным по комиксам, и вскоре Стэн позабыл, что на свете существует какая-либо иная литература кроме пёстрых картинок с репликами, половина из которых были звуками борьбы вроде «Вззз!» и «Бу-у-ум!».

В судьбе Стэна любопытным образом отразилась судьба Америки во Второй мировой. Страшен был Пёрл-Харбор, тягостно противостояние в Арденнах – и всё таки для большинства американцев война была чем-то далёким, полуфантастическим, творящимся на обратной стороне планеты. Стэн никогда не стрелял во врага, никогда не мёрз в окопе под свистящими над головой пулями – как и основная масса его читателей. Именно с войны Америка привыкнет говорить языком комиксов о самых серьёзных вещах, превращая их в милую абстракцию. Гитлер? Ничего страшного. Боевая амазонка Чудо-женщина скрутит его своим Лассо истины и заставит признаться в военных преступлениях. Немцы делают атомную бомбу? К ним уже летит Капитан Америка, который накроет ядерный взрыв своим щитом.

Но когда война кончилась, супергероям пришлось сразиться с куда более опасными врагами, чем карикатурные нацисты, разлетавшиеся по страницам журналов от ударов их кулаков. По мере того как жизнь в стране налаживалась, а экономика, вылеченная военными заказами, совершала новый рывок, граждане переставали читать комиксы. Бесстрашные мордовороты были уже не нужны. И тщетно Гумберт Гумберт, колеся по Америке в конце 40-х, вопрошал пропавшую Лолиту: Кто твой герой, Долорес Гейз? Супермен в голубой пелерине?

Несмотря на свои извращённые наклонности, он вполне разделял общее мнение образованных людей Америки о низменных вкусах публики. Трудно не заметить, что комиксы во многом оказались плодом сложного развития давней традиции американских зрелищ – цирка уродов. Ещё в первой половине ХХ века по американским дорогам колесили фургоны с бородатыми женщинами, карликами и гидроцефалами: останавливаясь в больших городах, они собирали сотни человек, желавших поглазеть на страшилищ. Как русские петровского времени, американцы были малообразованны, но остро желали увидеть мир и все его чудеса. Когда нация стала чуть более культурна, эта страсть к чудесному и гипертрофированному породила новые жанры – бульварные рассказы о храбрых варварах и синекожих марсианах, фильмы про Кинг-Конга и, наконец, комиксы.

Низменная природа всего этого была очевидна. Все, кто пытался улучшить общество – от радикальных политиков до психотерапевтов, – увидели в героях комиксов врагов общества. Психотерапевтические журналы начали писать, что рисованные книжки о супергероях провоцируют агрессию, в том числе и сексуальную. А когда бдительный сенатор Маккарти стал произносить речи о тайных врагах американского общества, супергерои вдруг оказались среди подозрительных лиц. Влиятельный психиатр Фредрик Вертхем опубликовал громкую книгу «Совращение невинных», где доказывал, что комиксы пропагандируют гомосексуализм. Вертхем указывал на то, что большинство супергероев ведут асоциальный образ жизни – например, живут в совершенном одиночестве или с близкими друзьями своего пола. Вертхем отмечал, что история о Бэтмене и Робине завуалированно повествует об однополой любви. Книгу-донос услышали наверху. Для надзора за авторами и их персонажами было создано специальное агентство – Comics Code Authority, изучавшее задумки новых персонажей и цензурирующее судьбы старых. Впрочем, традиционалистам выводы агентства были уже и не нужны: по всей Америке пылали костры, в которых горели рисованные истории.

Издательства оправдывались как могли. DC Comics спешно придумало подругу Бэтмену – Бэтвумен. Созданная из конъюнктурных соображений героиня оказалась нежизнеспособной – болталась рядом с Человеком – Летучей мышью, не вызывая особой любви ни у него, ни у читателей. Полвека спустя издательство сыграет с ней злую шутку – объявит о том, что Бэтвумен всегда была латентной лесбиянкой, страдавшей от вынужденной жизни с мужем, и проведёт её эффектный каминг-аут. Но все эти усилия не могли спасти издательства от стремительного падения тиражей. Маккартизм задушил комиксы в их исконном виде, и такими, как раньше, они уже не возродились никогда. К середине 50-х пуританская Америка и поверить не могла в то, что ещё недавно читала такую дребедень.

Американская революция

Вернувшийся на пепелище Стэн Ли размышлял: что убило интерес к супергероям? Их дуболомистость, которая больше не соответствовал духу эпохи. Супергерои 30–40-х были людьми без страха и упрёка – они помогали людям выбраться из унылой реальности, поверить в свои силы. Но теперь обыватель страдал совсем не от безработицы. Мир его страхов был куда более обширным и разнообразным – он переживал из-за несчастной личной жизни и плохо спал из-за известия о том, что власть в Китае захватили коммунисты; размышлял о прелестях и трудностях свободной любви и недоумевал по поводу вторжения США в далёкую Корею. И герои теперь нужны были другие – сложные, проблемные, со своими тревогами и надеждами. Тут-то и пригодилась Стэну любовь к настоящей, серьёзной литературе. Он засел за евгенические опыты – начал выводить популяцию принципиально новых героев.

Первыми оказались члены Фантастической четвёрки: персонажи, связанные между собой родственными и дружескими связями, ссорились, мирились, ревновали, дискутировали обо всём на свете. Миссия, в ходе которой они обрели удивительные способности, была спорной с точки зрения этики – возмущённые тем, что правительство сократило финансирование космических исследований, они угнали ракету и отправились исследовать внеземное пространство на свой страх и риск. Один из главных антигероев серии – Серебряный Сёрфер – вдруг оказался не злодеем, а благородным мучеником, в итоге восставшим против своего господина, который велел ему уничтожить Землю. 

Тиражи новой истории, которые были раскуплены в считаные дни, заставили Гудмена дать добро на дальнейшие эксперименты, и вскоре изрядно полинявшая за годы маккартизма команда супергероев стала пополняться новыми членами: Халк, Доктор Стрэйндж, Сорвиголова, Тор… Открытие заключалось в том, что читатели лучше воспринимают истории сразу про целую тусовку героев – запутанные, как в сериалах, взаимоотношения друзей и коллег гораздо интереснее обычного мордобоя. Так конкуренты Стэна Ли придумали Американскую лигу справедливости, где Супермен и Бэтмен сражались бок о бок с новыми борцами за мир во всём мире вроде Аквамена и Киборга, а Marvel – Людей Икс.

В качестве автора или редактора Стэн приложил руку к созданию большинства известных персонажей издательства. Например, с Человеком-пауком отрывался как мог: создал героя огромной силы, который этой силой то и дело переставал пользоваться – уходил в самоедство в духе «тварь я дрожащая или право имею?», пытался жить обычной жизнью и вновь срывался, подвешивая себя над Нью-Йорком на тонких нитях паутины. Стэн Ли высмеял даже традиционно уважаемое задротство персонажа: Питер Паркер умудрялся быть комичным и в облике потрясающего паутиной сверхчеловека. 

Многие из персонажей того времени были остросоциальными, и даже жалко, что советская пропаганда обращала на комиксы так мало внимания. А как лихо смотрелась бы, например, на страницах журнала «Советский экран» такая рецензия (и непременно под заголовком «В паутине лжи»): «История о Человеке-пауке раскрывает перед нами мир трущоб Нью-Йорка, где простой паренёк из рабочей семьи Питер Паркер пытается заработать на кусок хлеба, нанимаясь то разносчиком пиццы, то уборщиком, то боксёром. С кем сталкивается он на своём пути? Коварный военный промышленник, предстающий в облике Зелёного гоблина, безумный учёный Доктор Осьминог, угрожающий стране ядерной катастрофой, – все эти фигуры бесконечно типичны для современных США».

Но при всём этом авторы комиксов извлекли уроки из недавней травли – теперь они порой были гораздо лояльнее к власти, чем их читатели. Например, Железного человека Стэн Ли придумал как плевок в лицо антивоенному движению. Дал себе слово, что создаст персонажа, максимально отвратительного для пацифистов, протестующих против войны во Вьетнаме, – военного промышленника, который разрабатывает новые виды оружия массового поражения. И не только создаст, но и заставит всех его полюбить! Слово своё автор сдержал: взял прототипом нового персонажа самого богатого человека Америки – Говарда Хьюза, промышленника-инноватора, лично испытывавшего сверхскоростные модели военных самолётов. Хьюза обожали даже хиппи – в их глазах он был одним из немногих людей, оправдывавших существование капитализма: не любил деньги и охотно тратил их на самые безумные идеи, которые благодаря его энергии и разуму воплощались в поразительные летательные аппараты; плюя на общественное мнение, крутил скандальные романы с голливудскими звёздами.

И в Железного человека Америка влюбилась с первого взгляда. Ведь он был совершенно нетипичным героем для комиксов – его сила досталась ему не по наследству от внеземных родителей и не благодаря случайному облучению в реакторе. Он настоящий селф-мейд-супермен: сам превратил себя в этакого Самоделкина, собрав способный летать и оснащённый супероружием костюм, и теперь боролся с коммунистами по обе стороны океана, храня мирный сон Америки. Да-да, именно борьбой с «комми» теперь занимались набившие руку на нацистах сверхлюди. Авторы комиксов попутно объясняли американцам реалии новой эпохи: например, подчёркивали, что внеземной минерал криптонит, лишавший Супермена его сил, действует так, потому что радиоактивен – совсем как атомные бомбы, которые собираются бросить на наши города большевики. И, конечно же, теперь во всех комиксах была любовь-любовь-любовь. Авторы, помня о нападках психотерапевтов, дули на воду: в новых комиксах у каждого персонажа была любимая девушка, а Супермена и вовсе женили на репортёрше Лоис Лейн – пусть будет образцовый семьянин.

Стэн Ли поистине повторил жизненный путь своих детищ – из полунищего сценариста превратился в завсегдатая светских тусовок: дружил с издателем Playboy Хью Хефнером и до недавней смерти последнего появлялся на мероприятиях журнала в окружении его моделей. Даже после того, как Большой Стэн отошёл от творческой жизни, поклонники жанра продолжают отдавать ему должное – 95-летний дед регулярно появляется в фильмах киностудии Marvel в ролях третьестепенных персонажей – супермен среди собранной им команды спасителей мира.

Герои с серьёзными лицами

Любопытно, почему другая молодая нация – Советский Союз так и не обзавёлся собственными супергероями? В наших кино и литературе были персонажи, которые вполне могли бы претендовать на это звание. Были беляевские человек-рыба Ихтиандр и способный летать по воздуху, как птица, Ариэль. Был Человек-луч из повести второстепенного фантаста хрущёвского времени Михаила Ляшенко – простой советский паренёк, усилиями учёных наделённый способностью превращаться в пучок света, за секунды преодолевая огромные расстояния. Да и любимый герой советских детей Дядя Стёпа – чем не супермен? И сверхспособность имеет, и людей спасает. Не было разве что культуры комиксов: советская культура заставляла читать, а жанр картинок с подписями допускала разве что в «Окнах РОСТА». Но затык был совсем не в отсутствии комиксов. Советский Союз боялся сверхчеловека как такового – такими позволялось быть только вождям, попытка наделить нечеловеческой силой кого-либо другого попахивала бы запретным в СССР ницшеанством и как следствие фашизмом. Поэтому все советские литгерои – самые обычные люди, плоть от плоти народа: и подвиг Дяди Стёпы на войне не какой-то особенный, а такой же, как у любого бойца. Супергерои не могли возникнуть в обществе, которому чужд индивидуализм. Равно как и в обществе, которое за все великие потрясения платило кровью – ни коллективизация, ни война, ни даже навязшее в зубах строительство коммунизма не были для советских людей милой абстракцией: болезненными были и победы, и разочарования.

К 80-м комиксы стали органической частью американской культуры – теперь никому и в голову бы не пришло с ними бороться. Издательства по-прежнему старались быть современными – по-прежнему реагировали на самые обсуждаемые обществом проблемы. Правда, далеко не всегда удачно. Так, в конце 80-х DC Comics, желая поддержать людей нетрадиционной ориентации, выпустило на страницы своих историй эксцентричного гея-фокусника Эстраньо. Герой был положительный, но вызвал бурю негодования со стороны набирающего силу гей-сообщества – крикливо одетый, похотливо кокетничающий с мужчинами герой, чьё имя переводилось с испанского как «странный», выглядел карикатурой на геев. Политкорректные авторы сочувствовали сторонникам однополой любви, но не разобрались в том, кто они такие и какими себе видятся. 

Вообще, с персонажами-геями у авторов комиксов как-то не задалось – много лет спустя, в 2006 году, такой же гнев вызвала смерть героя с характерным именем Кольцо свободы. Кольцо был убит гомофобами, и смерть его была страшна: убийцы воткнули в его тело три десятка фаллосообразных шипов, один из которых явственно торчал из заднего прохода жертвы. Геи брызгали пеной, художники искренне недоумевали: а сейчас-то мы что не так сделали? Но нет, побеги толерантности никак не прорастить в мире супергероизма – здесь даже женщины всегда были либо пин-ап-девочками, либо femmes fatales. Обе категории призваны служить одной цели – радовать и развлекать настоящих мужчин. Это сугубо мужской, грубый и однотонный мир.

Но в 90-е комиксы постигла другая напасть: супергерои вдруг стали казаться смешными – комиксы теперь читали только дети, а фильмы о них один за другим проваливались в прокате. Что же случилось? Мне кажется, в утрате интереса к супергероям были повинны две вещи. Во-первых, глобализация. Пока Америка оставалась миром в себе, она не чувствовала, что её боги, носившие трусы поверх трико, выглядят смешно – теперь же в эти и тому подобные несуразицы тыкал пальчиком весь мир. Во-вторых, постмодернизм как культурное явление стал показывать первые признаки разложения (последними, как водится, об этом догадались критики и философы): зрителям, пришедшим на бёртоновского «Бэтмена», казалось забавным, что городом Готэмом управляет мэр-пингвин, но те, кто смотрел сиквелы, плевались от этого льющего через край киселя из развесистой клюквы. Критики говорили о том, что американская культура уже не может жить сказочками: единственная уцелевшая сверхдержава должна мыслить реальными категориями.

И что же, жанр погиб? Нет, точно Феникс, заиграл новыми красками десять лет спустя! Вновь авторы прокатили критиков. Вы хотите реализма? Вот вам совершенный реализм: мы снимем железобетонной серьёзности драму о миллионере, надевшем костюм Человека – Летучей мыши от желания справиться с детской травмой. А Железного человека поселим в мире, где исламские террористы готовят джихад, а военные промышленники наживаются на госзаказах. И попробуйте сказать, что это сказки: в конце концов, комиксы создают реальность не более вымышленную, чем многие политические репортажи CNN. Сила воздействия комиксов на реальность снова оказывалась фантастически велика. 

Образ Тони Старка из «Железного человека» примерял на себя Илон Маск, заставляя всех, кто подпал под обаяние киногероя, поверить и в его проекты, ведь Илон – точь-в-точь Старк, а значит, и у него все получится. И опять рисованные истории заняли почётное место за столом американской культуры. Их участники научились жить в новой, глобальной реальности, где проблемы мультикультурализма, религиозной и этнической терпимости, взаимоотношений развитых государств и их незрелых противников сплелись в единый клубок.

Великое молотилово за Добро

Но только ли удачные трюки с мнимым реализмом новых историй о супергероях спасли жанр? А не само ли американское общество поменялось так, что он стал востребованным? А ведь это и вправду странно – сверхлюди могут сомневаться в себе, переживать из-за отношения к ним других людей, но в то же время они никогда не сомневаются, где враги, а где друзья, они всегда за Америку и часто – против всего остального мира. Эта особенность жанра в начале 2000-х заставила задуматься ещё одного ересиарха жанра – шотландца Марка Миллара: а что было бы, если бы супергерои стали рождаться не в Америке, а в других странах? Стали бы они от этого злодеями? Миллар выпустил нетрадиционную историю про Супермена «Красный сын». В этой истории уроженец планеты Криптон, свалившись на Землю во младенчестве, угодил не в Канзас, а… в украинский колхоз. Селяне воспитали его настоящим коммунистом – когда он вырос и обрёл суперсилу, он стал тоталитарным вождём СССР.

Отступник Миллар не осмелился довести историю до логического конца – он не стал утверждать, что, оказавшись по ту сторону океана, все супергерои сменили бы плюс на минус, стали бы бороться за совершенно противоположные ценности в тех же категориях чёрно-белого мира. Спасая психику читателей, он сделал противником сталиниста Супермена выросшего в советской глубинке Бэтмена, чьи родители-миллионеры были раскулачены чекистами. Бомжеватый Человек – Летучая мышь вступается за свободу в лучших традициях советских диссидентов, трудившихся дворниками, но грезивших о прелестях капитализма. Мир спасён, мировоззрение читателей спасено. Добро и зло по-прежнему абсолютны. Вот то, что отличает супергероев от обычных героев эпоса. Те боролись против предельно конкретного и в то же время понятного и через века зла – Роланд рубил в капусту сарацинов, пытавшихся погубить христиан, Робин Гуд грабил богатых и издевался над шерифом Ноттингемским, мешавшим ему собирать хворост и убивать оленей в королевских лесах. 

А с кем борются супергерои? Старается ли воплощение научного гения – Железный человек – справиться с проблемами, стоящими перед человечеством? Расходует ли Супермен свои сверхсилы на то, чтобы создать мир без зла и бедности? Нет, ни о чём таком они даже не думают. Их враги – это лишь выдуманные же суперзлодеи. Борьба со своим зеркальным отражением не подразумевает никакой диалектики. В мире комиксов действительность выглядит так, будто всё идёт путём – мир и так движется в правильном направлении, вот только Доктор Осьминог и Магнето мешают.     

Похоже, вот он, ключ к разгадке. Супергерои вросли в американскую культуру потому, что стали воплощением Правоты, на ощущении которой вот уже семьдесят лет зиждется мироощущение американцев. Автор злого стёба над комиксами – чёрной комедии «Бёрдмен» – Алехандро Гонсалес Иньярриту в одном из интервью назвал фильмы о супергероях едва ли не оружием империализма: «Эти фильмы очень правые по своей политической окраске. Супергерои постоянно убивают людей просто потому, что те не верят в то, во что верят они, или не ведут себя так, как им бы хотелось». И недаром последние лет десять стали временем стремительного возрождения комиксов. 

Не так давно оппозиционный американский политик Рон Пол заметил, что антивоенное движение в США закончилось вместе с правлением Джорджа Буша-младшего. С тех пор все – и правые, и левые – ратуют за военные действия против тех стран, которые, по их мнению, угрожают демократии. С распадом СССР победившая сверхдержава готова была поверить, что мир станет лучше сам собой, но это было уж как-то очень не по-американски. И вот Америка снова на коне, везущем демократию тем, кто пытается от неё отбрыкаться, и супергерои ей нужны как никогда.

Когда к власти пришёл Дональд Трамп, многие американские политологи в открытую винили культуру комиксов: это наша потребность в журнальных сверхлюдях могла вызвать к жизни такую фигуру, сделала нас готовыми по щелчку включать готовность к насилию, когда кто-то важный и уверенный говорит об интересах Америки. Выучат ли поколения, взращённые на комиксах, главный моральный принцип Человека-паука: «Чем больше сила, тем больше ответственность»? Надежда такая же тщетная, как на то, что русские наконец выучатся жить по красивой фразе Достоевского о высшей гармонии и слезинке ребёнка.