Все тягости и радости попрошаек в конце XIX века

Вечно скорбящие, вечно свободные

«Горюны», «печальники», как они себя сами называют, отдаются своему предназначению целиком, не размениваясь на другие занятия, хотя по своим физическим данным большая часть из них вполне бы могла трудиться. Почему? Судьба такая — горе мыкать.

На документах бродяг, если таковые имеются, часто можно увидеть пометку: «погорелец», «скорбен духом», «круглый сирота». Такие записи за определенную мзду делали им писари, или другие чиновники, или другие обученные грамоте горюны. Этим можно было неплохо заработать.

Внешний вид

Имидж горюн блюдет строго. Весь вид его во время «работы» показывает, насколько он несчастен. Часто, уже собрав дневную норму, горюн не может выйти из образа, хотя большей частью нрав у бродяг довольно веселый.

Одет горюн, как правило, в лохмотья. Приличный костюм, попавший в руки, скорее отнесет в заклад или продаст, чем наденет — зачем? Вместо пальто — обычная крестьянская рубаха. Штаны заправлены в сапоги. Через плечо перекинут узелок с пожитками. На поясе закреплен чайник. При виде «клиента» немедленно стаскивает помятую шапчонку, склоняет голову и затягивает свое: «Подайте убогому Христа ради!»

Бродяги не стремятся пройти за день как можно большее расстояние: их кормят не ноги, а умение устроиться

Голова попрошайки обычно лохматая, волосы подстрижены кое-как, посередине — пробор. Густая борода довершает сходство с простодушным деревенщиной. Но простодушием здесь и не пахнет. Профессия требует недюжинной проницательности и актерских данных.

Куда торопиться деревенщине?

Бродяги не стремятся пройти за день как можно большее расстояние: их кормят не ноги, а умение устроиться. Если найдено подходящее место для отдыха, то можно и задержаться. Крестьяне, как правило, не дают горюнам умереть с голода или замерзнуть, пуская на постой в свои избы, хотя от тех одно беспокойство.

Образ жизни попрошайки вроде бы предполагает физическую немощность, увечья, но в основном это народ весьма здоровый. Когда среди них случается драка, что бывает нередко, богатырская сила демонстрируется во всей красе — и кажется, что перед их ударами не устоял бы и кулачных дел мастер.

Еда vs водка

В еде бродяги неприхотливы: в основе рациона черный хлеб, молоко, картошка. Не привыкшие к мясу, они считают, что это бесполезная трата денег — лучше купить водки.

Дети напрокат

Дети — дополнительная козырная карта горюна. Лучше увечные. Те, у кого таковых не имеется, берут их «напрокат». Центр обмена детьми — деревня Акшенас Пензенской губернии, куда крестьяне свозят своих малолетних калек на продажу.

Казанской сироте не откажешь

Несмотря на асоциальный образ жизни, бродяги организованны, часто — по географическому признаку. У каждого клана свои правила поведения, свой жаргон. Так, клан «староверов» — родом из Богородского уезда, известного оживленной торговлей тканями, иконами и рукописными книгами, — специализировался на изготовлении фальшивых монет и поддельных документов. Собственно, многие жители уезда совмещали эти занятия с попрошайничеством, а часть из них плотно обосновалась в Москве. «Староверы» к деньгам относятся бережно и практически не пьют.

В Казани существует артель нищих, которые называют себя «казанские сироты». Отличаются крайней назойливостью и тем, что готовы выпрашивать подаяние даже у собратьев-нищих, если те не принадлежат к их «сиротской» организации

«Шувалики» — родом из села Шувалова, находящегося между Боровском и Можайском. В переписи записаны как крестьяне, но дважды в год отправляются попрошайничать, выдавая себя за жертв неурожая или погорельцев. Странствия у них дальние: Тамбовская, Воронежская и прочие черноземные губернии, до самого Дона. Видели «шуваликов» даже в Польше и Финляндии. Якобы попрошайничество они совмещают с грабежом и разбоем.

В Казани существует артель нищих, которые называют себя «казанские сироты». Отличаются крайней назойливостью и тем, что готовы выпрашивать подаяние даже у собратьев-нищих, если те не принадлежат к их «сиротской» организации.

«Калуны» (от местного слова «калить» — «выть»), или «жнецы», живут в Пензенской губернии. Сезон у них открывается сразу после окончания жатвы, когда все, кто способен передвигаться, исключая старых и малых, отправляются на телегах «на заработки». Так, в селе Архангельское Голицыно, состоящем из 377 дворов, попрошайничают около 500 человек. Иногда «калуны» добираются даже до Украины, Молдавии и Кавказа.

Имеющий приличные сапоги может получить выгодную работу — плакальщика или факельщика на похоронах

Возвращение домой отмечается пиршествами. Главный праздник — 8 ноября, Михайлов день, когда горюны тратят все собранное. И снова — до следующего выезда — живут обычной крестьянской жизнью.

Артель в лавре

В городах горюны селятся артелями. Например, в Санкт-Петербурге их постоянным местом обитания стал район от Фонтанки до Сенного рынка, где располагаются ночлежки. Два длинных двухэтажных здания могут разместить до 20 000 человек: воров, бродяг, нищих, проституток, беспризорников. Самые страшные трущобы — ночлежки «Вяземской лавры». Место на ночь — 35 коп. в неделю, авансом.

В каждой комнате есть главный, ему следует беспрекословно повиноваться. Если кто-то вступал с ним в пререкания, следует биться за свое мнение на кулаках. Победивший становится атаманом.

Самая выгодная работа

Петербургские бродяги, к вещам относившиеся без почтения, трепетно следят за своей обувью. Имеющий приличные сапоги может получить выгодную работу — плакальщика или факельщика на похоронах. Похоронное бюро обеспечивает своих наемных работников костюмом и даже носовыми платками, но вот обувь у кандидата должна была быть своя.

Отбор происходит на Никольском рынке. Счастливчиков препровождают в дом усопшего, где во дворе или в сарае горюны быстренько переодеваются в «парадное». Свою одежду они получают обратно уже на кладбище. Работа заключалась в шествии в составе похоронной процессии с факелом и скорбным выражением лица — последнее бродягам удавалось особенно хорошо. Платят 40 коп., но с чаевыми и рубль порой набегает.

Омерта по-русски

Самый страшный грех — доносительство. Подозреваемых в этом часто находили умершими от неизвестных причин.

Про облаву главарь, как правило, узнает заранее, а потому к приходу полиции все занимают свои места на койках и спокойно «спят», а особо подозрительные просто растворяются в городских переулках на время.