Авангардист Александр Лабас вошел в историю советского искусства, как романтик воспевавший чудеса техники молодого государства

Советский художник Александр Лабас – представитель русского авангарда, выделяющийся своей самобытностью. Один из основателей группы ОСТ, он не принял политизацию искусства, за что его обвиняли в формализме и запрещали участие в каких бы то ни было выставках. Но он все равно остался востребованным и сохранил своего зрителя. Когда многие из его коллег принимали диктуемые им условия или вовсе отказывались от творчества, он продолжал создавать искусство с внутренней уверенностью, что рано или поздно оно будет востребовано.

«В чем я уверен, так это в том, что с каждым десятилетием мои работы будут более и более понятны, ну а через 50 или 100 лет они зазвучат в полную силу, и все увидят в них наше время, которое, мне кажется, редко кто чувствовал так, как я. Я умел разобраться в очень сложных явлениях нашего потрясающего ХХ века, – отмечал Александр Лабас. – Я рожден был удивительно точно во времени, мне этот век подходит как никакой другой».

Он запечатлел почти весь технический прогресс своего времени – не так, чтобы строго соблюдать пропорции и вырисовывать каждую деталь, а философски. Просто как будто старался прочувствовать движение самолета, дирижабля, машины и эскалатора в метро, понять, что испытывает, передвигаясь на них, человек. Впрочем, прогресс был далеко не единственной темой в его творчестве. В нем постоянно возникали образы природы и окружающего мира: живопись Лабаса на протяжении нескольких лет представляла советское искусство и на Венецианских биеннале.

В галерее мастера много и портретов. Как говорил сам художник: «Я много писал в своей жизни портретов. Писал людей выдающихся, гениальных поэтов Бориса Пастернака и Переца Маркиша, режиссеров Мейерхольда и Муссинака, композитора Дмитрия Шостаковича и актера Михоэлса. Мой учитель Петр Кончаловский позировал мне, и поэт Назым Хикмет, художники Павел Кузнецов и Фонвизин». Наследие Александра Лабаса действительно велико – сегодня его работы можно встретить в экспозициях не только российских, но и многих зарубежных музеев. Все его картины представляют своеобразный дневник прошлого века, ровесником которого на протяжении 83 лет был и сам художник.

Александр Лабас родился в феврале 1900 года в Смоленске. Мальчику не исполнилось и трех лет, когда умерла его мама Хая Шауловна. Воспитанием сыновей занимался отец Айзик Гиршевич Лабас. Отец служил в издательствах, увлекался литературой и мастерски играл на скрипке, научив этому и старшего сына Абрама. Абраму прочили блестящее музыкальное будущее. Но увлеченный революционным романтизмом, в рядах Красной армии в годы Гражданской войны в России он получил тяжелое ранение в руку, после которого о музыкальной карьере пришлось забыть. Однако блестящей оказалась его военная карьера – впрочем, к несчастью, она продолжалась лишь до 1937 года, когда комбриг Абрам Лабас был обвинен по делу Тухачевского и расстрелян.

Что касается Александра, то с раннего детства он был увлечен живописью. Обучаться живописи он начал с семи лет: сначала в Смоленске, а после переезда в Ригу – в частной художественной школе Блюма. Отец решил дать сыновьям столичное образование, так что в 1912-м Александр поступил в Московское Императорское Строгановское художественно-промышленное училище. Параллельно с училищем Лабас обучался в студиях Федора Рерберга и Ильи Машкова. На фронты Первой мировой Лабас уже ушел в качестве художника, а по возвращении продолжил обучение в организованных после революции Высших художественно-технических мастерских (ВХУТЕМАС) в классе Петра Кончаловского. Лабас оттачивал мастерство на уроках у Филиппа Малявина, Константина Истомина, Василия Кандинского и Казимира Малевича. В 24-м он уже сам преподавал живопись во ВХУТЕМАСЕ, одновременно занимаясь исследованиями, направленными на теоретическое обоснование в живописи оптических законов, существующих в природе.

В поисках формулы совершенства изображения и цвета Лабас не останавливался никогда. «В технике можно подсчитать, какую динамическую нагрузку выдержат бетон, дерево, стекло или камень. А какой цвет придаст большее движение или большую скорость? А какой – наибольшую неподвижность на одинаковом нейтральном фоне, ведь мало кто ответит. Какой цвет приблизит, а какой удалит тот же самый предмет? До сегодняшнего дня я занимаюсь этими проблемами и развиваю их в своем творчестве». Или вот: «Я пробовал передать движение до предельной скорости. Я смотрел на мчащийся поезд, писал его, наблюдал с едущего поезда, как меняется пейзаж, как первый план делался менее четким в цвете. Наоборот, второй и последний казались наиболее подвижными. Я писал быстро проезжающий автомобиль, самолет на близком расстоянии. Этот ритм мало изучен, но он есть всюду в природе, и мне хотелось понять его».

В 1925-м Лабас стал членом-учредителем Общества станковистов (ОСТ). Несмотря на то, что – как и многие другие веровавшие в светлое будущее – члены общества в определенной степени воспевали советскую действительность, они отнюдь не ставили творчество в угоду производственным задачам. Характерной чертой станковистов было стремление постоянного поиска новых форм живописи и графики, но с использованием приемов европейского экспрессионизма. Все это вылилось в то, что многих обвинили в буржуазном индивидуализме и формализме.

Не избежал подобных обвинений и Лабас, работы которого с 1932 года перестали закупать музеи. На несколько десятилетий Лабас был отлучен и от участия в крупных художественных выставках, хоть и был уже на тот момент известен далеко за пределами Союза. Его творчество считали «предчувствием будущего», да и сам Лабас признавался в желании «передать рождение еще неизвестного будущего». Пожалуй, первым – задолго до полета человека в космос – Лабас начал работу над сериями «Города будущего» и «Жители отдаленных планет». Одним из первых в мировом искусстве обратился он и к теме воздухоплавания: «Полет в аэроплане», «Дирижабль» и «В авиационной катастрофе» – эту картину он написал на основе реально произошедшего крушения самолета, в ходе которого Лабас чудом не погиб.

Известность Лабасу приносила не только живопись. Так, в 1930-м он представил на сельскохозяйственной выставке в Белоруссии скульптуру, созданную из металла, стекла и дерева – и ее тут же окрестили в прессе «символом нового искусства». Четырехметровая «Электрическая Венера» получила хвалебные отзывы и за рубежом – Лабаса стали приглашать для создания панорам, диорам и панно для крупных зарубежных выставок. Долгие годы это был единственный, но далеко не постоянный заработок художника. Порой не было денег даже на еду, но вот на кисти и краски Лабасу всегда хватало. За готовность отказаться от сытой жизни, но остаться при творчестве, художника очень уважали друзья и коллеги, а самое главное – пусть и немногочисленные, но постоянные зрители его работ, выставки которых он проводил в своей мастерской.

Даже когда немцы бомбили Москву, Лабас дежурил по ночам на крыше своего дома, но вернувшись поутру, писал акварели, объединенные позже в серию «Москва и Подмосковье в дни войны». В конце 1941-го Лабас был эвакуирован в Ташкент – этот город он тоже запечатлел в одноименной акварельной серии. Там же, впервые за долгие годы, вдали от «всевидящего ока» прошла и небольшая выставка его графики.

Вернувшись в Москву в конце 42-го, Лабас обнаружил, что лишен и мастерской, и квартиры. Однако, скитаясь по чужим углам и мастерским, он так же неистово продолжал работать. Лишь в 1966-м Лабасу впервые за долгое время было позволено участвовать в групповой выставке художников – так его имя вновь появилось в прессе. А в 1976 году состоялась и первая персональная выставка художника в выставочном зале Союза художников СССР на Кузнецком мосту. Мало кто ожидал, что художник выставит более сотни своих работ, написанных за годы, казалось бы, затворничества. Многие из этих картин были тут же приобретены разными музеями страны.

«Вернувшись», Лабас принялся творить с удвоенным энтузиазмом. К сожалению, время уже вело обратный отсчет. «Последнее лето. 1983» – так называется последняя серия работ акварелью, написанная Александром Лабасом. Он работал до самого конца, уйдя из жизни внезапно 30 августа 1983 года, едва завершив очередную картину и намереваясь начать следующий день, как и все предыдущие в его жизни – с кистью в руках.