«Беллинеск»: под влиянием Беллини

«Беллинески» стоят отдельного термина? Безусловно. Но есть в этом определении некоторая зыбкость: необходимо уточнять, кому именно из трех Беллини подражает «беллинеск» — Якопо (отцу), Джентиле (предположительно старшему сыну) или Джованни (предположительно младшему сыну).

Подражание Беллини-самому-старшему распознать сложнее всего — ведь от его живописи осталось очень немного. Зато сохранились два альбома его рисунков, позволяющие предполагать, что утраченные работы Якопо были вовсе не так архаичны, как сохранившиеся, что он увлекался перспективой, чрезвычайно любил масштабные «городские декорации», и что отголоски его страсти к богатым архитектурным фонам мы видим как в работах его сына Джентиле, так и в картинах другого великого венецианца — Витторе Карпаччо.

От живописи его старшего (предположительно) сына Джентиле сохранилось гораздо больше, хотя и погибло изрядно. Самыми яркими, самыми характерными вещами из его наследия, является цикл, рассказывающий о чудесах одной из венецианских реликвий — Святого креста.

По словам Александра Бенуа, в этих картинах Джентиле выступает как «сухой и черствый реалист — скорее даже «протоколист», которого «мало заботят красочные эффекты», но который «с величайшим усердием отмечает всевозможные чины, участвующие в процессиях, и с ремесленной выдержкой списывает с сановников и прелатов один (вечно профильный) портрет за другим».
Бенуа осуждает Джентиле за безэмоциональность и отсутствие психологии, а мы признательны ему за сохраненные для нас фрагменты Венеции XV века, за своеобразную урбанистическую поэзию городских стен и крыш — и за то, что его суховатый талант помог найти свой стиль художнику куда более яркому — Витторе Карпаччо.

Лучше всего из семьи Беллини мы знаем Джованни — возможно (но не обязательно — история старшинства в этой семье весьма запутана), младшего сына Якопо Беллини.

И чаще всего, говоря о влиянии Беллини, имеют в виду именно его.

Джованни, которого венецианцы называли Джамбеллино, за свою долгую жизнь успел увидеть, как византийский канон сменяется страстью к античным мраморам, а та — попытками копировать реальность; как рождается светский портрет и самостоятельный пейзаж; как темпера сменяется маслом, а чеканные золотые небеса — синевой и облаками. И не просто видеть, а проходить этот путь собственной кистью, меняя технику и стили, сохраняя нетронутым только одно: удивительное мечтательное настроение своих картин.

«В течение пятидесяти лет, — писал о нем Бернард Бернсон — Джованни вел венецианскую живопись от победы к победе. Он застал ее в тот момент, когда она выходила из своей византийской оболочки, которой грозило окаменеть под воздействием педантически соблюдаемых канонов, и передал в руки Джорджоне и Тициана искусство, самое человечное из всех, какие знал западный мир после конца греко-римской культуры».

Джованни Баттиста Чима да Конельяно

Чима да Конельяно, пожалуй, один из самых известных и удачливых беллинесков. Работы этого мастера настолько близки к Джованни Беллини, что в музее вы иногда различаете их, лишь прочитав подписи.
Удивительно, но непосредственно у Беллини он, скорее всего, не обучался.
Впрочем, точных данных о его учителях просто нет, да и в целом о нем известно не слишком много, и даже дата рождения установлена лишь приблизительно.
Мы знаем, что он родился в Конельяно в 1459−60 гг. в семье зажиточного мастерового. Что, вероятно, получил неплохое образование, что в ранних его работах можно найти следы влияния Бартоломео Монтаньи, Альвизе Виварини и Антонелло да Мессина. Это позволяет думать, что его учителями были либо Монтанья, либо Виварини, либо он успел поучиться и у того, и у другого.
Достоверно известно, что с 1492 года он подолгу жил и работал в Венеции, а к 1500 году его мастерская приобрела репутацию, позволявшую художнику соперничать с великим Беллини и чуть менее великим Карпаччо.

Чима да Конельяно

Чима да Конельяно, Мадонна со святыми, 1498-1500 гг. и Джованни Беллини, Алтарь Сан-Джоббе (св. Иова), 1487 г.

Его наследие — полиптихи, триптихи или одночастные алтари, исполненные по нескольким устоявшимся схемам, небольшие Мадонны — их сохранилось около 50-ти, несколько модных тогда полуфигурных «Святых собеседований» (изображение Мадонны со святыми), немного отдельных святых и библейских сюжетов, и совсем чуть-чуть аллегорий и мифов (скорее всего, украшавших сундуки-кессоне или дверцы шкафов).
Все это исполнено крепко, красиво и удивительно ровно — недаром Александр Бенуа писал, что «разбирать творчество Чимы хронологически почти бесполезно, ибо оно в целом совершенно однородно от начала до конца и почти не знает эволюции». Для своих небольших Мадонн художник раз и навсегда берет схему Джамбеллино — поясное или поколенное изображение на фоне пейзажа или занавеси и пейзажа.

Тип красоты Мадонны он тоже заимствует у Беллини — разве что чуть его заостряя. Пожалуй, основное отличие — пейзаж. И даже не сам пейзаж, а принесенная новым временем мягкость, удивительный серебристый воздух, намек на сфумато, которого практически лишены пейзажи Беллини.

Андреа Превитали

Несомненно, много взял от Джамбеллино его не слишком известный ученик — уроженец Бергамо Андреа Превитали. К сожалению, спокойную мечтательность Беллини Превитали часто заменял сентиментальностью, доходящей до слащавости.

Еще один ученик Беллини — Себастьяно дель Пьомбо — достаточно быстро избавился от влияния учителя (в основном за счет других влияний, которые он впитывал, как губка). И все-таки «черты Беллини» присутствуют и в его ранних Мадоннах, и в пресноватых «красавицах».

Марко Безаити

Чрезвычайно близок к Беллини и загадочный Марко Безаити (про которого мы даже точно не знаем — один это человек или два). Этот художник — не слишком ровный, то неуклюжий, то очень поэтичный, — особенно хорош в пейзажах. Они очень близки к пейзажным фонам Джованни Беллини, но берут на себя больше. Возникает ощущение, что будь у Безаити возможность — он писал бы только пейзажи.

Бартоломео Монтанья

Много взял у Беллини (а еще у Мантеньи и Антонелло да Мессина) — мастер из Брешии Бартоломео Монтанья.

Особенно сходны у Беллини и Монтанья суровые каменистые «декорации», в которые они помещают своих святых.

Винченцо ди Бьяджо Катена

Явное влияние братьев Беллини прослеживается у Винченцо ди Бьяджо Катена. Впрочем, присмотревшись, у Катена можно найти и влияние Джорджоне (с которым он вместе работал, что подтверждает надпись на обороте «Лауры» Джорджоне), и Чимы да Канельяно, и Антонелло да Мессина и даже Рафаэля, работы которого Катена видел во время своей поездки в Рим.
Этот художник — архаично-наивный в алтарных композициях, но убедительный и изящный в портретах, напоминает Джентиле Беллини суховатой рисовкой и тягой к подробностям.

А от Джованни Беллини он взял характерный колорит, округлые, мечтательно-сонные лица его мадонн, любовь к пышным облакам на нежно-голубых небесах и общее ощущение покоя, которое транслируют картины Джамбеллино.

Известно о Катене немного — предположительно, он был ровесником Джорджоне — обеспеченным человеком, начавшим заниматься живописью достаточно поздно и, вероятно, не столько ради заработка, сколько ради удовольствия. Тем ни менее, как художник он был достаточно востребован и пользовался покровительством дожа Леонардо Лоредана. С семьей Беллини его, возможно, связывали дружеские отношения, а некоторые картины Джамбеллино он копировал почти дословно.

Бартоломео Венето

Немало цитат из Беллини и у Бартоломео Венето, который за свою жизнь успеет процитировать многих, включая Леонардо и Дюрера.

Джорджо Барбарелли да Кастельфранко по прозвищу Джорджоне

Называть «беллинеском» Джорджоне кажется почти кощунственным — и все-таки на каком-то этапе он вполне явный «беллинеск».

Впрочем, ему удалось то, что не удалось никому из «леонардесков» — обойти учителя, сохранив самое ценное, что есть в его искусстве: прекрасную работу со светом, удивительное мастерство в пейзаже и характерную дремотную мечтательность.

Лоренцо Лотто

Изрядное влияние Джованни Беллини находим мы и в ранних работах другого великого мастера — Лоренцо Лотто.

Тициан Веччелио

Сказать, что и Тициан в каком-то роде «беллинеск» — кощунство даже большее, чем сказать так о Джорджоне. И все-таки в раннем Тициане довольно много подражания работам учителя. Особенно заметны черты Беллини в Мадоннах — в частности, в «Цыганской Мадонне» с ее характерной пирамидальной композицией, знакомым мирным пейзажем и не менее знакомой золотисто-зеленой драпировкой.

Довольно много от Беллини (и одновременно от Джорджоне) и в более поздней «Мадонне с вишнями».

Кстати, есть у Тициана с Беллини и еще одна общность, не имеющая отношения к подражанию — их роднит удивительная способность к переменам, невероятная гибкость, позволяющая оставаться лучшими в любом возрасте.