Берестецкая битва: первое поражение Хмельницкого

На поле боя казаки и татары прибыли не одновременно. Между казацким лагерем в Колодном и польским в Берестечке было не менее 80 км — двое суток марша. Хмельницкий и хан отправили войска в два приёма: впереди шла часть орды и казацкая конница (драгуны). В 15-20 км за ними шли главные силы казаков с артиллерией и обозом. Войска двигались по маршруту Колодное — Вишневец (здесь войска переправились через Горынь) — Кременец (здесь переправились через Икву) — Козин (где находилась переправа через реку Пляшевку). Объединение мобильных конных сил татар и станового хребта казацкой пехоты под прикрытием возов было очень неприятной перспективой для поляков: строго говоря, эту силу за всё время восстания войска Речи Посполитой ещё ни разу не побеждали.

Численность противоборствующих армий точно не известна: нередко называются гигантские цифры до 260 000 (с челядью) у поляков и до 160 000 у казаков и татар. Такие числа весьма тяжело брать на веру, но однозначной оценки, принятой всеми, пока не существует. По-видимому, поляки сумели собрать больше 30 000 войска, не считая посполитого рушения (их могло прийти до 30 000-40 000) и до 20 000 личных войск магнатов. Таким образом, общая численность комбатантов в польском лагере могла составлять до 80 000 (верхняя планка). Сопоставимые по численности войска, видимо, выставили и Хмельницкий с ханом — по 35 000-40 000 человек.

День первый: завязка

В лагере короля знали о приближении врага. Утром 28 июня польское войско покинуло укрплённый лагерь. Отслужив торжественную мессу перед алтарём Хелмской богоматери, польское командование получило пренеприятное известие: татары умудрились перехватить за пределами лагеря челядь, пасшую лошадей. Немало слуг погибло, трофеями крымцев стали несколько тысяч лошадей, в том числе две упряжки, принадлежавшие лично королю. Первыми в бой с татарами вступили солдаты Богуслава Радзивилла (младшего брата победителя при Лоеве) — они стерегли переправу через Пляшевку в Козине, но были вынуждены отступить. Тем временем из лагеря выходили основные польские силы.

В бой выступила не вся армия, значительная часть пехоты и драгун осталась в лагере. Вперёд выдвинулись несколько конных хоругвей во главе с войсковым стражником Яскольским, прикрывавшие построение других конных частей. Посполитое рушение четырёх воеводств (Краковского, Сандомирского, Ленчицкого и Русского) встало на флангах и в резерве. Правым крылом командовал великий гетман Миколай Потоцкий, левым — польный гетман Мартин Калиновский, которому помогал Ярема Вишневецкий. Очевидцы свидетельствовали, что король построил свои войска «лучше, чем он бы их на бумаге нарисовал», и был готов встретить врага во всеоружии.

Встречать оказалось особо некого: перед поляками были только легкоконные части нуреддин-султана. Несколько тысяч татар не могли опрокинуть огромное польское войско, поэтому они ограничились тем, что сожгли близлежащие села и местечко Лешнев, а затем принялись гарцевать неподалёку, вызывая врага на поединки. Король запретил своим воинам покидать строй, и на сей раз его послушались: польское командование помнило предыдущие жестокие уроки и очень боялось, что сорви-головы, вырвавшись вперёд, будут уничтожены поодиночке.

Несколько часов оба войска ничего не предпринимали, и только в пятом часу вечера Александру Конецпольскому, рвавшемуся в бой, было дано соизволение атаковать. Кавалерия Конецпольского, усиленная хоругвью Юрия Любомирского, понеслась вперёд. Татары отхлынули назад, но их отступление оказалось ложным. Когда преследовавшие татар хоругви рассеялись по долине Пляшевки, те развернулись и напали на поляков, пытаясь охватить их справа и уничтожить.

План татар не увенчался успехом. Недалеко от хоругвей Конецпольского и Любомирского находилось сколько угодно другой польской кавалерии, и попавших в ловушку оказалось довольно легко выручить. С левого фланга на татар ринулась личная хоругвь Яремы Вишневецкого, за ней повёл своих гусар Стефан Чарнецкий. Правое крыло крымцев, окружавшее конницу Концпольского, было атаковано с фланга. Одним стремительным ударом Вишневецкому и Чарнецкому дело решить не удалось, бой затянулся, но шансов у татар было немного: против них сражались лучшие части польской конницы с отличным оружием и в броне. По польским сведениям, не менее сотни крымцев в итоге погибло, не менее двадцати попало в плен. Последние на допросе рассказали, что хан с ордой уже в Лешневе — совсем рядом.

Первый день битвы закончился скорее в пользу поляков, хотя о значимых результатах говорить пока не приходилось. Все ждали схватки главных сил.

29 июня: конный бой

День 29 июня обещал быть солнечным. В приподнятом настроении поляки готовились к новому бою, желая опять превозмочь врага. Отслушав утреннюю мессу у алтаря Хелмской богоматери, Ян Казимир истово попросил у Бога удачного продолжения «вчерашнего хорошего начала». Битву можно было начинать.

Около 8 часов утра со стороны переправы через Пляшевку раздалась мушкетная и артиллерийская стрельба. Татарско-казацкое войско начало переправу через речку в виду неприятеля. Впрочем, крупных сил король у переправы не оставил: там стоял небольшой отряд драгун и несколько орудий.

На военном совете, состоявшемся утром, по-видимому, было решено, как и днём ранее, положиться исключительно на кавалерию, оставив орудия и пехоту в лагере. Командование над армией принял великий гетман Миколай Потоцкий.

Конница строилась традиционным для польского войска порядком «правое крыло-центр-левое крыло». Командование левым флангом формально поручили польному гетману Калиновскому, но фактически руководство осуществлял Вишневецкий. Правым флангом командовал брацлавский воевода Станислав Ланцкоронский. За спиной регулярных войск, как и днём ранее, расположилось посполитое рушение. Товарищ лёгкой хоругви Миколай Емиоловский позже вспоминал, что настроение у воинов было весьма приподнятым и в бой они шли охотно.

Конница под командованием Потоцкого разместилась довольно далеко от лагеря, поэтому поддерживать кавалеристов мушкетным и артиллерийским огнём было почти невозможно. По-видимому, Потоцкий решил вести манёвренный кавалерийский бой без всякой опоры на валы. Как оказалось позже, это было не самое мудрое решение.

Драгунская хоругвь сопротивлялась преодолевавшим Пляшевку врагам слабо и недолго. Всего через час после начала переправы первые чамбулы крымцев показались в виду польской армии. Главной задачей татар было занять плацдарм на «польском» берегу, чтобы обеспечить безопасную переправу казацкого табора с артиллерией. Операция выглядела непростой и рискованной: поляки, обладая огромным количеством хорошей конницы, вполне могли реализовать своё превосходство в вооружении и сбросить татар в реку. Поэтому хану требовалось выделить достаточно сильный конный корпус, который мог бы выдержать натиск любой кавалерии, включая гусар. В результате в бой пошла едва ли не вся орда: польский историк Ромуальд Романьский оценивает количество татар, вступивших в битву, в 35 000-40 000 человек. Возможно, это была крупнейшая конная армия в XVII веке, а с учётом того, что татарам противостояло около 20 000 польских кавалеристов, второй день Берестечка, вероятно, стал крупнейшим конным сражением столетия.

Разведка в польской армии сработала традиционно плохо, о вражеских планах король и его окружение толком не знали, поэтому воспользоваться уязвимостью переходившего реку неприятеля поляки не смогли. Начав переправу в 8 часов утра, к полудню или часу дня татарско-казацкий конный корпус переправился полностью.

Сражение начиналось почти так же, как и днём ранее: небольшие отряды татар рассеялись по окрестным полям и начали жечь дома, уцелевшие 28 июня. Очевидец вспоминал, что граница продвижения татар и казаков была чётко очерчена поднимавшимися столбами дыма, хорошо видными в чистом воздухе.

Приблизившись к польским рядам, татары, как и в предыдущий день, принялись вызывать поляков на поединки. Польское командование, обрадованное успехом первого дня сражения, на сей раз не препятствовало тем, кто посмелее, испытать силы в «герцах», и одиночные схватки продолжались примерно до 11 часов. После этого татары сплотили ряды и нанесли сильный удар по правому крылу под командованием Станислава Потоцкого и Станислава Ланцкоронского. Польские хоругви сумели отбить атаку, но далеко преследовать врага не решились, так как боялись засад казаков. Как мы помним, вместе с татарами Пляшевку пересекло некоторое количество казацких конников, и некоторые украинские авторы даже отдают им первенство в бою 29 июня. Верится в это с большим трудом, учитывая, что казаки на конях не были полноценной кавалерией: лошадей они использовали только для перемещения, а сражались почти всегда пешими. Когда же казаки пытались действовать подобно настоящей коннице, как в битве под Лоевом, дело кончалось печально. Однако такие драгуны были ценной «подпоркой» для татарской конницы: быстро достичь на конях любых зарослей и устроить в них засаду было излюбленным приёмом казаков.

Отогнав татар, поляки уже рассчитывали на то, что бой окончен, и больше сегодня проблем не предвидится. Однако около полудня перед польскими рядами снова выросла стена всадников: почти вся переправившаяся орда по сигналу дудок рванулась вперёд. Земля застонала под десятками тысяч копыт, а ливень стрел обрушился на польские ряды: настоящая битва только началась.

Первый сокрушительный удар орды пришёлся на левое крыло, выдвинутое вперёд по сравнению с правым флангом и центром. Осыпав его стрелами, татары начали обходить поляков, чтобы совершить глубокий охват; часть всадников даже прорвалась к валам, за которыми засела польская пехота. Отразить первый натиск помогла контратака полка Вишневецкого.

Перегруппировавшись, татары «отчаянно», как писал Богуслав Радзивилл, ударили на левое крыло. Большие потери понесли всадники посполитого рушения Серадзского, Ленчицкого, Хелмненского воеводств и Саноцкой земли. Очевидец сообщал, что татары атаковали столь успешно, что прорубились до гетманской хоругви.

Положение левого крыла стало критическим. Конница отступила почти к самым валам. Самуил Освенцим дипломатично писал, что «татары начали отнимать поле». Положение попытались спасти отряды из центра и правого крыла во главе с Ланцкоронским, Потоцким и Симоном Щавинским. При этом ярость татар и их численное преимущество были столь велики, что пришедшие на помощь хоругви сами оказались в окружении и были вынуждены обороняться.

Близость к полю боя пехоты и артиллерии позволила им поддержать свою невезучую конницу, выпуская в крымцев залп за залпом. Миколай Емиоловский вспоминал, что на прорвавшихся татар буквально со всех сторон обрушивался огонь.

Полякам удалось избежать полного поражения своего левого крыла, но бой затянулся. Когда в бой вступили полки Потоцкого, Чарнецкого, Юрия Любомирского, Казимира Сапеги и рейтары Богуслава Радзивилла, то показалось, что татары отброшены и бегут. Разумеется, отступление оказалось ложным, и бросившаяся их преследовать хоругвь Стефана Чарнецкого, который бился «скорее доблестно, чем осторожно», обнаружила себя окружённой. Другие хоругви поспешили на выручку, и на долгое время «так всё перепуталось, что нельзя было отличить поляка от татарина». Очевидец рассказывал, что опознать безоговорочно можно было только турок по их тюрбанам.

Потери в этой резне были серьёзными у обеих сторон. Погибли галицкий каштелян Адам Казановский, люблинский староста Ежи Оссолинский, пшиемский мечник Лигеза и Миколай Ржецкий (оба погибли, защищая оказавшегося в опасности Ежи Любомирского) и многие другие. Едва не оказался в плену будущий король Ян Собеский — его чуть не захватил ханский подскарбий Муффрах-мурза, который вскоре сам попал в плен. Один из историков писал, что это была наглядная демонстрация известной поговорки «Поймал казак татарина, а татарин его за нос держит», только наоборот.

Долгий бой удалось свести к ничьей благодаря успешной атаке полка Вишневецкого (в тот день он был особенно активен). Восстановившийся статус-кво татар не устроил, и они перенесли направление своего удара в стык центра и правого крыла поляков. Крымцев встретили полк Ланцкоронского, а также пшемысльское, серадзское, велюньское и саноцкое посполитое рушение. Удержать орду они не смогли, и ситуацию пришлось спасать полку Потоцкого. Несколько контратак полков правого и левого крыльев были проведены якобы по приказанию самого короля Яна Казимира, хотя не очень понятно, как он, не командуя боем непосредственно, мог оперативно реагировать на менявшуюся обстановку.

К 4 часам дня бой медленно стихал. Коронные полки возвращались в лагерь. От утреннего оптимизма не осталось и следа: одних только шляхтичей погибло около 300, из них много важных персон. Люди устали и были деморализованы, на следующем военном совете упоминались Пилявцы как символ неэффективного командования. Отмечалось, что каждый командир не только высшего, но и среднего звена действовал сам по себе, не координируя свои действия ни с кем.

Татары тоже недосчитались многих, потери доходили до тысячи человек. Среди павших были такие известные командиры, как Мехмет-Герай, подскарбий Муффрах-мурза (его взяли в плен, вероятно, он там и умер), и, самое главное, бич поляков, ставший легендой при жизни, великий Тугай-бей. Он был рядом с Хмельницким уже четвёртый год, с начала восстания, очень много сделал для казацкой победы, но решающей битвы не пережил. Его сабля досталась полякам.

Подводя итоги дня, можно сказать, что победа осталась за татарами. Более тяжёлая польская конница не только не сумела сбросить ордынцев в Пляшевку и воспрепятствовать захвату ими плацдарма для переправы казаков, но едва не потерпела полное поражение. Тем не менее большие потери (и тот факт, что за два дня боёв гибли почти одни татары) не давал Ислам-Гераю повода для радости, и он якобы начал выговаривать Хмельницкому, что, если ничего не изменится к лучшему, крымцы могут и с королём помириться.

Впрочем, поляки об этих разногласиях ничего не знали. Достаточно сказать, что оба коронных гетмана (и великий, и польный) на последующем военном совете предложили запереться в лагере и уповать на высоту валов. Король предложения подчинённых не одобрил, но и повторять конный бой не собирался. Вариантом стало провести 30 июня наступление, задействовав и конницу, и пехоту, и артиллерию, и по возможности наладив взаимодействие между ними. Идею поддержали самые талантливые и образованные командиры польской армии: Кшиштоф Хубальд, Зигмунт Пшиемский, Богуслав Радзивилл и сам Стефан Чарнецкий. Изначально хотели даже вывести всю армию из-за валов тут же, ночью, но король испугался возможного недовольства усталых войск и решил дать солдатам хоть несколько часов отдыха. Тем временем со стороны Пляшевки доносился шум: речку полк за полком пересекали войска Хмельницкого.

Боевой дух польской армии настолько упал, что, как рассказывал участник событий, в это время была замечена и задержана женщина, собиравшая вблизи поля сражения травы и «живых ящериц». Недолго думая, бедняжку обвинили в колдовстве, направленном против коронных войск, и убили.

День третий и решающий

Утром 30 июня поля у Берестечка укрыл густой туман. Под его прикрытием две армии, не видя друг друга, занимали позиции. Хмельницкий, казаки которого наконец переправились в полном составе, занял цепь невысоких холмов на правом фланге (на берегу Пляшевки). Левый фланг и центр заняли татары и, по свидетельствам, некоторое количество турок, присланных султаном на подмогу из Силистрии. Лагерь крымцев был традиционно плохо укреплён и имел вид полумесяца с ханским шатром в центре.

Утром король вывел войска из лагеря. На сей раз поляки не пренебрегли пехотой: всего 3000 человек остались охранять валы, а остальные вышли в поле. Гусары, участвовавшие в этой битве, не видели применения своим длинным пикам, а потому поставили их около валов вертикально: это должно было создать у неприятеля ощущение, что в лагере стоит сильный резерв элитной кавалерии.

Польская армия развернулась вдоль реки фронтом к врагу. Левый фланг под командованием Калиновского (историки замечают, что истинным руководителем был Вишневецкий) развернулся на юг и состоял из конницы и полка немецкой пехоты, за которыми во второй линии стояло посполитое рушение из восьми воеводств.

Правое крыло армии было повёрнуто фронтом на север на правом берегу Стыри, его составляли магнатские полки и часть посполитого рушения. Общее командование осуществлял великий гетман Миколай Потоцкий, помогал ему Станислав Ланцкоронский (опять-таки, есть сведения, что он и был фактическим командующим). В центре, которым командовал сам король, стояла почти вся немецкая пехота, артиллерия под командой Зигмунта Пшиемского, часть наёмной кавалерии, а также собственный гусарский полк монарха.

Чтобы не потерять связь между войсками, центр, правое и левое крылья были связаны двумя контингентами, стоявшими между ними. Одним командовал Богуслав Радзивилл, другим, стоявшим напротив татар, — Кшиштоф Хубальд. Личный писарь Яна Казимира позже писал, что «король расставил войска немецким способом [на самом деле голландским — прим. автора], для нас непривычным. Если бы расставил способом польским, неизвестно, чем бы закончилось».

Туман мало-помалу поднимался, и свидетели говорили, что «это напоминало занавес, который, поднимаясь, открывает театральную панораму».

Ни одна из сторон не спешила начинать бой. Казаки окапывались, строя свой знаменитый табор из возов. Возы ставили в десять рядов, сооружая неприступную крепость. Татары стояли столь неподвижно, что поляки удивлялись тому, как возможно такое поведение армии, чья сила заключалась в первую очередь в манёвре. Прошло несколько часов, но ничего не происходило. От напряжения нервов некоторым польским воинам померещился в небесах Михаил-архангел, который гонялся за крымским ханом. Часть командования предлагала королю перенести бой на следующий день.

Первым не выдержал Вишневецкий: около 3 часов дня он послал к королю гонца, прося дозволения ударить на врага во славу католической веры и Речи Посполитой. Ян Казимир возражать не стал. Ярема повёл в бой несколько тысяч всадников (по разным источникам, то ли 18, то ли 24 хоругви: рейтары, казаки, кварцяные войска и посполитое рушение). Удар польской конницы обрушился на недостроенный казацкий табор. Прорвать укрепления Вишневецкому, на удивление, удалось, и весь его контингент скрылся в рядах врагов. Первое время бой шёл удачно для коронных войск, два казацких укрепления были захвачены. Но потом нуреддин-султан, один из высших военачальников хана, ударил полякам в правый фланг. Бой вновь превратился в затяжной, правое крыло было отрезано от армии короля, и позже очевидцы вспоминали, что «не ждали никого из них обратно живыми». В итоге Вишневецкий с конницей всё же вырвался из окружения, но понёс большие потери: современники писали о том, что погибла «целая хоругвь». Татары провели ещё несколько атак на фланги польской армии, и в целом чаша весов клонилась на сторону казацко-крымской армии. Левый фланг Вишневецкого был почти разбит, но помог меткий огонь орудий Хубальда — расчёт короля на взаимодействие родов войск начинал оправдываться.

После этого король не приказывал атаковать коннице, зато сделал нечто более практичное. Пехотный центр с пушками выдвинулся вперёд, и выяснилось, что теперь польская артиллерия отлично простреливает татарский лагерь, включая командный пункт хана. На крымцев полетели ядра. «Контрбатарейную борьбу» Ислам-Герай мог вести лишь двумя малокалиберными пушками, полученными от казаков. Хмельницкий союзнику не мог помочь ничем: статичный табор казаков был силён в обороне, но двигаться окопанные возы не могли. В одно мгновение ситуация стала критической для казацко-крымской армии: одна её часть подвергалась почти безответному огню, несла потери и всё больше падала духом, а вторая могла лишь наблюдать за этим.

Долго так продолжаться не могло. Рядом с ханом был смертельно ранен его родственник Амурат-султан, двумя годами ранее командовавший осадой Збаража. Потери от артогня росли, и крымцы запаниковали. Три дня они выносили на себе основную тяжесть битвы, а сейчас бесславно гибли, не получая помощи от казаков. Орда заколебалась и начала отступать.

Отход превратился в бегство почти сразу. Хан попробовал выдвинуть вперёд несколько полков, чтобы прикрыть остальных, но они тоже пустились бежать в тыл. Орда беспорядочно уходила в сторону Лешнева. Половина армии, вышедшей на поля под Берестечко, перестала существовать (по крайней мере временно). Это стало неожиданностью и для королевского войска: опасаясь засад, оно так долго медлило с преследованием, что татары без помех достигли переправы через Пляшевку и перешли на другой берег реки. На этом крымцы не остановились и уходили всё дальше и дальше. Конецпольский попытался организовать запоздалую погоню, но успеха не добился: орда ушла без помех.

Орда отступила, оставив казаков одних. Из почти победителя Хмельницкий превратился в почти проигравшего. В казацком таборе находилось мощное пехотное войско совсем без конницы (ездящая пехота в счёт не идёт), поляки же имели великолепную кавалерию и абсолютно превосходили противника в манёвренности. Обороняться Хмельницкий мог, но что потом? Рано или поздно припасы в таборе кончатся, и не захотят ли казаки откупиться от короля головой гетмана?

Хмельницкий почти проиграл битву, хотя его армия едва успела вступить в бой. Чтобы предотвратить катастрофу, нужно было вернуть орду. Передав командование Филону Джалалию, гетман, взяв с собой Ивана Выговского и небольшой отряд, поскакал за ханом.

Продолжение следует: Берестецкая битва: не случившийся крах Хмельниччины