Гастингское сражение и тайны гобелена из Байё (ч.1)

Одно из наиболее ценных свидетельств — знаменитый «Байеский ковер», на котором «руками королевы Матильды и ее фрейлин» (обычно так о нем пишут в наших отечественных книгах по истории) изображены норманнское завоевание Англии и сама битва при Гастингсе. Но прославленный шедевр порождает не меньше вопросов, чем дает ответов.

Труды монархов и монахов

Cамые ранние сведения о битве при Гастингсе были получены отнюдь не от англичан, но и не от норманнов. Они были записаны в другой части северной Франции. В те времена Франция представляла собой лоскутное одеяло из отдельных сеньориальных владений. Власть короля была сильна только в его домене, для остальных земель он был лишь номинальным правителем. Нормандия также пользовалась большой самостоятельностью. Она была образована в 911 году, после того, как король Карл Простой (или Простоватый, что звучит более правильно, а главное — более достойно), отчаявшись увидеть конец набегам викингов, уступил земли около Руана предводителю викингов Ролло (или Роллону). Герцог Вильгельм приходился Роллону пра-пра-правнуком. К 1066 году норманны распространили свою власть на территорию от Шербурского полуострова и вплоть до устья реки Сом. К этому времени норманны стали настоящими французами — говорили на французском языке, придерживались французских традиций и религии. Но чувство обособленности они сохранили и о своем происхождении помнили. Со своей стороны, французские соседи норманнов боялись усиления этого герцогства и с северными пришельцами не смешивались. Ну не было у них для этого подходящих взаимоотношений, только и всего! К северу и востоку от Нормандии лежали земли таких «не-норманнов», как графа Гая из Пуату и его родича графа Юстаса II из Болони. В 1050-х годах они оба враждовали с Нормандией и поддержали герцога Вильгельма в его вторжении в 1066 году только потому, что преследовали собственные цели. Поэтому особенно примечательно, что самая ранняя запись сведений о битве при Гастингсе была сделана именно французом (а не норманном!) — епископом Гаем Амьенским, дядей графа Гая из Пуату и двоюродным дядей графа Юстаса из Болони.

Труд епископа Гая — это обстоятельная поэма на латинском языке, и названа она «Песнь о битве при Гастингсе». Хотя о ее существовании знали давно, открыта она была лишь в 1826 году, когда архивисты короля Ганновера совершенно случайно наткнулись на две копии «Песни» XII века в королевской библиотеке Бристоля. «Песнь» можно датировать 1067 годом, самое позднее — периодом до 1074–1075 годов, когда епископ Гай умер. В ней представлена французская (а не норманнская) точка зрения на события 1066 года. Причем в отличие от норманнских источников, автор «Песни» делает героем сражения при Гастингсе отнюдь не Вильгельма Завоевателя (которого все-таки было бы правильнее называть Гийомом), а графа Юстаса II Болонского.

 Затем английский монах Эдмер из Кентерберийского аббатства написал «Историю недавних (последних) событий в Англии» между 1095 и 1123 годами. И оказалось, что его характеристика норманнского завоевания полностью противоречит норманнской версии этого события, хотя она и недооценивалась историками, увлеченными другими источниками. В XII веке нашлись авторы, которые продолжили традицию Эдмера и высказали сочувствие к завоеванным англичанам, хотя и оправдывали при этом победу норманнов, которая привела к росту духовных ценностей в стране. Среди этих авторов такие англичане, как Джон Ворчертерский, Вильгельм Мольмесберский, и норманны — Одерик Виталис в первой половине XII века и во второй половине поэт Вейс, рожденный в Джерси.

В письменных источниках со стороны норманнов герцог Вильгельм удостаивается гораздо большего внимания. Одним из таких источников является биография Вильгельма Завоевателя, написанная в 1070-х годах одним из его священников — Вильгельмом из Пойтерса. Его труд «Деяния герцога Вильгельма» сохранился в неполной версии, напечатанной в XVI веке, а единственная известная рукопись сгорела во время пожара в 1731 году. Это самое подробное описание интересующих нас событий, автор которого был о них хорошо информирован. И в этом плане «Деяния герцога Вильгельма» бесценны, но не лишены предвзятости. Вильгельм из Пойтерса — патриот Нормандии. При каждой возможности он восхваляет своего герцога и проклинает злого узурпатора Гарольда. Цель труда — оправдать норманнское вторжение после его завершения. Без сомнения, он приукрашивал правду и даже временами попросту преднамеренно лгал, чтобы представить это завоевание справедливым и законным.

 Другой норманн — Одерик Виталис — также создал подробное и интересное описание норманнского завоевания. При этом использовал написанные в XII веке труды разных авторов. Сам Одерик родился в 1075 году близ Шрусберга в семье англичанки и норманна и в 10 лет был отправлен родителями в норманнский монастырь. Здесь он провел всю жизнь в качестве монаха, занимаясь изысканиями и литературным творчеством, и между 1115 и 1141 годами создал историю норманнов, известную как «Церковная история». Прекрасно сохранившаяся авторская копия этой работы находится в национальной библиотеке в Париже. Разрываясь между Англией, где он провел детство, и Нормандией, где он прожил всю зрелую жизнь, Одерик хоть и оправдывает завоевание 1066 года, которое привело к религиозной реформе, но не закрывает глаза на жестокость пришельцев. В своем труде он даже заставляет Вильгельма Завоевателя назвать себя «жестоким убийцей» — в 1087 году, когда Вильгельм находился на смертном одре, он вкладывает в его уста совершенно не характерное для него признание: «Я относился к местным жителям с неоправданной жестокостью, унижая богатых и бедных, несправедливо лишая их же земель; я послужил причиной смерти многих тысяч из-за голода и войны, особенно в Йоркшире».

Эти письменные источники — основа для исторического исследования. В них мы находим захватывающую, поучительную и загадочную историю. Но когда мы закрываем эти книги и подходим к гобелену из Байе, мы словно из темной пещеры попадаем в мир, залитый светом и полный ярких красок. Фигуры на гобелене — не просто забавные персонажи XI века, вышитые на льняном полотне. Они кажутся нам реальными людьми, хотя и вышиты иной раз в странной, едва ли не гротесковой манере. Однако, даже просто рассматривая гобелен, спустя какое-то время начинаешь понимать, что он скрывает больше, чем показывает, что он и сегодня полон тайн, которые еще ждут своего исследователя.

Путешествие во времени и Пространстве

Как случилось так, что хрупкое произведение искусства пережило гораздо более прочные вещи и сохранилось до сих пор? Это само по себе выдающееся событие, достойное по крайней мере отдельного рассказа, если не отдельного исторического исследования. Первое свидетельство о существовании гобелена датируется рубежом XI и XII веков. В период между 1099 и 1102 годами французский поэт Бодри, аббат Буржельского монастыря, сочинил поэму для графини Адели Блойской, дочери Вильгельма Завоевателя. В этой поэме подробно описывается великолепный гобелен, находящийся в ее опочивальне. По словам Бодри, гобелен вышит золотом, серебром и шелком, и на нем изображено завоевание Англии ее отцом. Поэт подробно описывает гобелен, сцену за сценой. Но это не мог быть гобелен из Байе. Гобелен, описываемый Бодри, гораздо меньше, создан в другой манере и вышит более дорогими нитями. Возможно, этот гобелен Адели — миниатюрная копия гобелена из Байе, и он действительно украшал опочивальню графини, но потом был утерян. Однако большинство ученых считают, что гобелен Адели есть не что иное, как воображаемая модель гобелена из Байе, который автор где-то видел в период до 1102 года. В доказательство они приводят его слова: 

«На этом полотне — корабли, предводитель, имена предводителей, если, конечно, оно когда-либо существовало. Если бы вы смогли поверить в его существование, вы бы увидели в нем правду истории».

Отблеск гобелена из Байе в зеркале воображения поэта — единственное упоминание о его существовании в письменных источниках вплоть до XV века. Первое достоверное упоминание о гобелене из Байе датируется 1476 годом. Этим же временем датируется и его точное местонахождение. Опись Байеского собора 1476 года содержит данные, согласно которым во владении собора находилось «очень длинное и узкое льняное полотно, на котором вышиты фигуры и комментарии к сценам норманнского завоевания». Документы свидетельствуют, что каждое лето вышивку вывешивали вокруг нефа собора на несколько дней во время религиозных праздников.

Мы, наверное, никогда не узнаем, как этот хрупкий шедевр 1070-х годов дошел до нас через века. В течение длительного периода после 1476 года информации о гобелене нет. Он легко мог сгинуть в горниле религиозных войн XVI века, так как в 1562 году Байеский собор был разорен гугенотами. Они уничтожили в соборе и книги, и многие другие предметы, названные в описи 1476 года. Среди этих вещей — подарок Вильгельма Завоевателя — позолоченная корона и по крайней мере один очень ценный безымянный гобелен. Монахи знали о предстоящем нападении и сумели передать самые ценные сокровища под защиту местных властей. Возможно, гобелен из Байе был хорошо спрятан, или грабители просто не заметили его, но гибели ему удалось избежать.

Бурные времена сменялись мирными, и вновь возродилась традиция вывешивать гобелен во время праздников. На смену летящим одеждам и остроконечным шляпам XIV века пришли обтягивающие штаны и парики, но жители Байе по-прежнему с восхищением взирали на гобелен, запечатлевший победу норманнов. Лишь в XVIII веке на него обратили внимание ученые, и вот с этого момента история гобелена из Байе известна в мельчайших деталях, хотя сама цепь событий, приведших к «открытию» гобелена, — лишь в общих чертах. История «открытия» начинается с Николя-Джозефа Фокольта, правителя Нормандии с 1689 по 1694 годы. Он был очень образованным человеком, и после его смерти в 1721 году принадлежавшие ему бумаги были переданы в библиотеку Парижа. Среди них нашли стилизованные рисунки первой части гобелена из Байе. Антиквары Парижа были заинтригованы этими загадочными рисунками. Их автор неизвестен, но возможно, им была дочь Фокольта, славившаяся своими художественными талантами. В 1724 году исследователь Энтони Ланселот (1675–1740) обратил внимание Королевской Академии на эти рисунки. В академическом журнале он воспроизвел очерк Фокольта: таким образом изображение гобелена из Байе впервые появилось в печати, однако тогда никто еще не знал, что же это такое на самом деле. Ланселот понимал, что рисунки воспроизводили выдающееся произведение искусства, но понятия не имел, какое именно. Он не смог определить, что это было: барельеф, скульптурная композиция на хорах церкви или гробницы, фреска, мозаика или гобелен. Он только определил, что работа Фокольта описывает лишь часть большого произведения, и сделал вывод, что «у него должно быть продолжение», хотя исследователь и представить себе не мог, каким оно может быть в длину. Правду о происхождении этих рисунков открыл историк бенедиктинец Бернар де Монфокон (1655–1741). Он был знаком с трудом Ланселота и поставил перед собой задачу найти загадочный шедевр. В октябре 1728 года Монфокон встретился с настоятелем аббатства Святого Вигора в Байе. Настоятель был местным жителем и рассказал, что на рисунках изображена старинная вышивка, которая в определенные дни вывешивается в Байеском соборе. Так раскрылась тайна рисунков, и гобелен стал достоянием всего человечества.

Мы не знаем, видел ли Монфокон гобелен воочию, хотя трудно себе представить, что он, отдав столько сил его поиску, упустил такую возможность. В 1729 году он опубликовал рисунки Фокольта в первом томе «Памятников французских монастырей». Затем он попросил Энтони Бенуа, одного из лучших рисовальщиков того времени, скопировать остальные эпизоды гобелена без каких-либо изменений. В 1732 году рисунки Бенуа появились во втором томе «Памятников» Монфокона. Таким образом, в печать вышли все эпизоды, изображенные на гобелене. Эти первые изображения гобелена очень важны: они свидетельствуют о том, в каком состоянии находился гобелен в первой половине XVIII века. К тому времени заключительные эпизоды вышивки уже были утеряны, поэтому рисунки Бенуа заканчиваются на том самом фрагменте, который мы можем видеть и в наши дни. В его комментариях говорится, что местная традиция приписывает создание гобелена жене Вильгельма Завоевателя — королеве Матильде. Вот так, следовательно, и появился широко распространенный миф о «гобелене королевы Матильды».

Сразу после этих публикаций к гобелену потянулась череда ученых из Англии. Одним из первых был антиквар Эндрю Дукарел (1713–1785), увидевший гобелен в 1752 году. Добраться до него оказалось сложной задачей. Дукарел услышал о Байеской вышивке и захотел увидеть ее, однако когда он приехал в Байе, священники собора начисто отрицали ее существование. Возможно, они просто не хотели развертывать гобелен для случайного путника. Но Дукарел не собирался так просто сдаваться. Он рассказал, что на гобелене изображено завоевание Англии Вильгельмом Завоевателем, и добавил, что каждый год его вывешивали в их соборе. Эти сведения вернули священникам память. Настойчивость ученого была вознаграждена: его провели в маленькую часовню в южной части собора, которая была посвящена памяти Томаса Беккета. Именно здесь в дубовом ящике хранился свернутый Байеский гобелен. Дукарел стал одним из первых англичан, увидевших гобелен после XI века. Позже он писал о глубоком удовлетворении, которое испытал, когда увидел это «невероятно ценное» творение, хотя и сокрушался по поводу его «варварской техники вышивки». Однако местонахождение гобелена оставалось загадкой для большинства ученых, а великий философ Дэвид Юм еще больше запутал ситуацию, когда написал, что «этот интересный и оригинальный памятник недавно обнаружен в Руане». Но постепенно слава о гобелене из Байе распространилась по обе стороны Ламанша. Правда, впереди у него были тяжелые времена. Он в превосходном состоянии пережил мрачное средневековье, но теперь находился на пороге самого серьезного испытания в своей истории.

 Взятие Бастилии 14 июля 1789 года уничтожило монархию и положило начало жестокостям французской революции. Старый мир религии и аристократии теперь полностью отвергался революционерами. В 1792 году революционное правительство Франции постановило, что все, что связано с историей королевской власти, должно быть уничтожено. В порыве «иконоборчества» разрушались здания, крушились скульптуры, вдребезги разбивались бесценные витражи французских соборов. В парижском пожаре 1793 года сгорело 347 томов и 39 ящиков с историческими документами. Скоро волна разрушений докатилась и до Байе.

 В 1792 году очередная партия местных граждан отправлялась на войну в защиту французской революции. В спешке забыли полотно, укрывавшее повозку со снаряжением. И кто-то посоветовал использовать для этой цели вышивку королевы Матильды, хранившуюся в соборе! Местная администрация дала свое согласие, и толпа солдат вошла в собор, захватила гобелен и накрыла им повозку. Комиссар местной полиции, адвокат Ламберт Леонард-Лефорестер, узнал об этом в самый последний момент. Зная об огромной исторической и художественной ценности гобелена, он немедленно приказал вернуть его на место. Затем, проявив подлинное бесстрашие, он бросился к повозке с гобеленом и лично увещевал толпу солдат до тех пор, пока они не согласились вернуть гобелен в обмен на брезент. Однако некоторые революционеры продолжали вынашивать идею уничтожения гобелена, а в 1794 году его попытались разрезать на куски, чтобы украсить ими праздничный плот в честь «богини Разума». Но к этому времени он уже находился в руках местной художественной комиссии, и та сумела защитить гобелен от уничтожения.

 В эпоху Первой империи судьба гобелена была более счастливой. В то время никто не сомневался, что Байеский гобелен — это вышивка жены победоносного завоевателя, которая хотела прославить достижения мужа. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Наполеон Бонапарт увидел в гобелене средство для пропаганды повторения такого же завоевания. В 1803 году тогда еще Первый Консул планировал вторжение в Англию и для подогрева всеобщего энтузиазма приказал выставить «гобелен королевы Матильды» в Лувре (тогда он назывался музеем Наполеона). На протяжении веков гобелен находился в Байе, и горожане с горечью расставались с шедевром, который могли больше никогда не увидеть. Но местные власти не могли ослушаться приказа, и гобелен был отправлен в Париж.

 Выставка в Париже имела огромный успех, гобелен стал популярным предметом обсуждения в светских салонах. Была даже написана пьеса, в которой королева Матильда усердно трудилась над гобеленом, а выдуманный персонаж по имени Раймонд мечтал стать солдатомгероем, чтобы его тоже вышили на гобелене. Неизвестно, видел ли эту пьесу Наполеон, но утверждается, что он провел несколько часов, стоя в размышлениях перед гобеленом. Как и Вильгельм Завоеватель, он тщательно готовился к вторжению в Англию. Флот Наполеона из 2 000 кораблей находился между Брестом и Антверпеном, а его «великая армия» из 150–200 тысяч солдат разбила лагерь в Болони. Историческая параллель стала еще более очевидной, когда в небе над северной Францией и южной Англией пронеслась комета, ведь на гобелене из Байе ясно видна комета Галлея, замеченная в апреле 1066 года. Этот факт не остался без внимания, и многие посчитали его еще одним предзнаменованием поражения Англии. Но, несмотря на все приметы, Наполеону не удалось повторить успех нормандского герцога. Его планы не осуществились, и в 1804 году гобелен вернулся в Байе. На этот раз он оказался в руках светских, а не церковных властей. Больше он никогда не выставлялся в Байеском соборе.

 Когда между Англией и Францией в 1815 году установился мир, гобелен из Байе перестал служить орудием пропаганды и был возвращен миру науки и искусства. Только в это время люди начали осознавать, как был близок к гибели шедевр, и задумались о месте его хранения. Многие были обеспокоены тем, что гобелен постоянно сворачивали и разворачивали. Одно это причиняло ему вред, но власти не торопились решать эту проблему. Чтобы сберечь гобелен, Лондонское общество антикваров направило Чарльза Стозарда, выдающегося чертежника, чтобы тот скопировал его. На протяжении двух лет, с 1816 по 1818 год, Стозард работал над этим проектом. Его рисунки, наряду с более ранними изображениями, очень важны для оценки тогдашнего состояния гобелена. Но Стозард был не только художником. Он написал один из лучших комментариев к гобелену. Более того, он попытался на бумаге восстановить утерянные эпизоды. Позже его работа была использована при реставрации гобелена. Стозард хорошо понимал необходимость этой работы. «Пройдет немного лет, — писал он, — и уже не будет возможности завершить это дело».

 Но, к сожалению, заключительный этап работы над гобеленом продемонстрировал слабость человеческой натуры. Долгое время находясь наедине с шедевром, Стозард поддался искушению и отрезал кусочек верхнего бордюра (2,5х3) на память. В декабре 1816 года он тайно привез сувенир в Англию, а через пять лет трагически погиб — упал с лесов церкви Бере Феррерса в Девоне. Наследники Стозарда передали фрагмент вышивки в музей Виктории и Альберта в Лондоне, где он выставлялся в качестве «части байеского гобелена». В 1871 году музей решил вернуть «заблудший» кусочек на место. Он был доставлен в Байе, но к тому времени гобелен уже отреставрировали. Было принято решение оставить фрагмент в той же стеклянной коробке, в которой он прибыл из Англии, и поместить его рядом с восстановленным бордюром. Все бы ничего, но не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не спросил хранителя об этом фрагменте и английском комментарии к нему. В итоге у хранителя кончилось терпение, и кусочек гобелена из выставочного зала убрали.

 Известна история, рассказывающая о том, что в краже фрагмента гобелена виновата жена Стозарда и ее «слабая женская натура». Но сегодня уже никто не сомневается, что вором был сам Стозард. И он не был последним, кто хотел прихватить с собой хотя бы частичку древнего гобелена. Одним из его «последователей» стал Томас Диблин, побывавший у гобелена в 1818 году. В своей книге путевых заметок он пишет, как о чем-то само собой разумеющемся, что с трудом получив доступ к гобелену, он отрезал несколько полосок. Судьба этих лоскутков никому не известна. Что же касается самого гобелена, то в 1842 году его перенесли в новое здание и, наконец, поместили под защиту стекла.

 Слава гобелена из Байе продолжала расти, во многом благодаря печатным репродукциям, появившимся во второй половине XIX века. Но некой Элизабет Вардл этого было мало. Она была женой богатого торговца шелком и решила, что Англия заслуживает чего-то более осязаемого и долговечного, чем фотографии. В середине 1880-х годов миссис Вардл собрала группу единомышленниц из 35 человек и приступила к созданию точной копии гобелена из Байе. Так спустя 800 лет был вновь повторен сюжет байеской вышивки. Викторианским леди понадобилось два года, чтобы завершить свой труд. Результат был великолепным и очень точным, похожим на оригинал. Однако чопорные британские леди не смогли заставить себя передать некоторые детали. Когда дело доходило до изображения мужских гениталий (четко вышитых на гобелене), достоверность уступала место стыдливости. На своей копии викторианские рукодельницы решили лишить одного голого персонажа его мужского достоинства, а другого предусмотрительно одели в трусы. Но сейчас, наоборот, то, что они решили скромно прикрыть, невольно привлекает особое внимание. Копия была закончена в 1886 году и отправилась в триумфальный выставочный тур по Англии, затем по США и Германии. В 1895 году эта копия была подарена городку Рэдинг. И по сей день британская версия байеского гобелена находится в музее этого английского городка.

 Франко-прусская война 1870–1871 годов, равно как и Первая мировая, не оставила следов на гобелене из Байе. Но во время Второй мировой войны гобелен пережил одно из величайших приключений в своей истории. 1 сентября 1939 года, как только немецкие войска вторглись в Польшу, повергнув Европу во мрак войны на пять с половиной лет, гобелен аккуратно сняли с выставочного стенда, свернули, опрыскали инсектицидами и спрятали в бетонном укрытии в фундаменте епископского дворца в Байе. Здесь гобелен хранился целый год, в течение которого лишь изредка проверялся и вновь посыпался инсектицидами. В июне 1940 года Франция пала. И почти сразу же гобелен попал в поле зрения оккупационных властей. В период с сентября 1940 по июнь 1941 года гобелен по меньшей мере 12 раз выставлялся для обозрения перед немецкими зрителями. Как и Наполеон, нацисты надеялись повторить успех Вильгельма Завоевателя. Как и Наполеон, они рассматривали гобелен в качестве средства пропаганды. И, как и Наполеон, отложили вторжение в 1940 году. Британия Черчилля была лучше подготовлена к войне, чем Англия Гарольда. Британия выиграла войну в воздухе, и, хотя ее и продолжали бомбить, Гитлер направил свои основные силы против Советского Союза.

Тем не менее интерес Германии к гобелену из Байе утолен не был. В Аненербе (наследие предков) — исследовательском и просветительском отделении германского СС — заинтересовались гобеленом. Цель этой организации — найти «научные» доказательства превосходства арийской расы. Аненербе привлекла внушительное число немецких историков и ученых, которые с готовностью забросили подлинно научную карьеру ради интересов нацистской идеологии. Эта организация «знаменита» своими бесчеловечными медицинскими экспериментами в концентрационных лагерях, но она занималась и археологией, и историей. Даже в самые тяжелые времена войны СС тратили огромные средства на изучение германской истории, археологии, оккультизма и поиски произведений искусства арийского происхождения. Гобелен привлек их внимание тем, что на нем была изображена воинская доблесть нордических народов — норманнов, потомков викингов и англосаксов, потомков англов и саксов. Поэтому «интеллектуалы» из СС разработали амбициозный проект по изучению байеского гобелена, в рамках которого намеревались сфотографировать и перерисовать его полностью, а затем опубликовать полученные материалы. Французские власти вынуждены были им подчиниться.

С целью изучения в июне 1941 года гобелен перевезли в аббатство Жуан-Мондойе. Группой исследователей руководил доктор Герберт Янкухн — профессор археологии из Киля, активный член Аненербе. Янкухн прочитал лекцию о байеском гобелене в «кругу друзей» Гитлера 14 апреля 1941 года и на съезде Германской Академии в Штеттине в августе 1943 года. После войны он продолжил свою научную карьеру и часто публиковался в «Истории Средневековья». Многие студенты и ученые читали и цитировали его работы, не догадываясь о его сомнительном прошлом. Со временем Янкухн стал заслуженным профессором Геттингена. Он умер в 1990 году, а его сын передал работы о байеском гобелене в дар музею, где они и по сей день составляют важную часть архива.

Тем временем, по совету французских властей, немцы решили в целях безопасности перевезти гобелен в хранилище произведений искусства в Шато Де Сюрше. Это было разумное решение, так как Шато, большой дворец XVIII века, находился вдали от театра военных действий. Мэр Байе, сеньор Додеман, приложил все усилия, чтобы найти подходящий транспорт для перевозки шедевра. Но, к сожалению, ему удалось получить только весьма ненадежный и даже опасный грузовик с газогенераторным двигателем мощностью всего 10 л.с., который работал на угле. В него-то и погрузили шедевр, 12 мешков угля, и утром 19 августа 1941 года невероятное путешествие знаменитого гобелена началось.

Сначала все было в порядке. Водитель и двое сопровождающих остановились на ланч в городке Флерс, но когда они собрались снова двинуться в путь, двигатель не завелся. Через 20 минут водитель все же завел машину, и они запрыгнули в нее, но двигатель забарахлил на первом же подъеме, и им пришлось вылезать из грузовика и толкать его в гору. Затем машина понеслась под гору, а они побежали за ней. Это упражнение им пришлось повторить множество раз, пока они не преодолели более 100 миль, отделявших Байе от Сюрше. Достигнув места назначения, измученные герои не успели ни отдохнуть, ни поесть. Как только они выгрузили гобелен, машина двинулась обратно в Байе, где нужно было быть до 10 часов вечера из-за строгого комендантского часа. Хотя грузовик стал легче, он все так же в гору не ехал. К 9 часам вечера они достигли только Алансьона, городка, находящегося на полпути в Байе. Немцы проводили эвакуацию прибрежных районов, и городок был переполнен беженцами. В гостиницах не было мест, в ресторанах и кафе — еды. Наконец, консьерж городской администрации пожалел их и пустил на чердак, который служил также и камерой для спекулянтов. Из еды у него нашлись яйца и сыр. Только на следующий день, через четыре с половиной часа, все трое вернулись в Байе, но немедленно пошли к мэру и сообщили, что гобелен благополучно пересек оккупированную Нормандию и находится в хранилище. Там он пролежал еще три года.

6 июня 1944 года союзники высадились в Нормандии, и казалось, что события 1066 года отразились в зеркале истории с точностью до наоборот: теперь огромный флот с воинами на борту пересек Ла-Манш в противоположном направлении и с целью освобождения, а не завоевания. Несмотря на ожесточенные сражения, союзники с трудом отвоевывали плацдарм для наступления. Сюрше находился в 100 милях от побережья, но все равно немецкие власти, с согласия французского министра образования, решили перевезти гобелен в Париж. Считается, что сам Генрих Гиммлер стоял за этим решением. Из всех бесценных произведений искусства, хранившихся в Шато Де Сюрше, он выбрал только гобелен. И 27 июня 1944 года гобелен перевезли в подвалы Лувра.

По иронии судьбы, задолго до того, как гобелен прибыл в Париж, Байе был освобожден. 7 июня 1944 года, на следующий день после высадки, союзники из 56-й британской пехотной дивизии взяли город. Байе стал первым городом Франции, освобожденным от нацистов, и, в отличие от многих других, его исторические здания не пострадали от войны. На британском военном кладбище есть латинская надпись, которая гласит, что те, кто были завоеваны Вильгельмом Завоевателем, вернулись, чтобы освободить родину Завоевателя. Если бы гобелен остался в Байе, он был бы освобожден значительно раньше.

К августу 1944 года союзники подошли к предместьям Парижа. Эйзенхауэр, главнокомандующий силами союзников, намеревался пройти мимо Парижа и вторгнуться в Германию, но лидер Французского Освобождения генерал де Голь боялся, что Париж перейдет в руки коммунистов, и настоял на скорейшем освобождении столицы. Начались сражения в предместьях. От Гитлера поступил приказ: в случае оставления столицы Франции стереть ее с лица земли. Для этого главные здания и мосты Парижа были заминированы, а в туннелях метро спрятаны торпеды большой мощности. Генерал Хольтиц, командовавший парижским гарнизоном, был выходцем из старой семьи прусских военных и никак не мог нарушить приказ. Однако к тому времени он осознал, что Гитлер — сумасшедший, что Германия проигрывает войну, и всячески тянул время. Вот при таких-то обстоятельствах в понедельник 21 августа 1944 года два эсэсовца внезапно вошли в кабинет Хольтица в отеле «Морис». Генерал решил, что они пришли за ним, однако ошибся. Эсэсовцы сказали, что у них приказ Гитлера увезти гобелен в Берлин. Возможно, что его намеревались, наряду с другими нордическими реликтами, поместить в квази-религиозное святилище элиты СС.

 Генерал с балкона показал им Лувр, в подвале которого хранился гобелен. Знаменитый дворец был уже в руках бойцов французского сопротивления, и на улице стреляли пулеметы. Эсэсовцы задумались, и один из них сказал, что французские власти, скорее всего, уже вывезли гобелен, и нет смысла брать музей штурмом. Подумав немного, они решили вернуться с пустыми руками, и было видно, что их храбрость никак не соответствует их блестящей униформе. В этот же день Париж перешел в руки союзников, и военные опасности, наконец, для гобелена закончились.

Старый мэр Байе, сеньор Додеман, ничего не слышал о гобелене с ноября 1943 года. Он считал, что тот все еще в Шато Де Сюрше, в безопасности. Так же думал и офицер союзнических сил по делам культуры, нью-йоркский архитектор Бансел Лафарже. И лишь в конце августа 1944 года Лафарже проинформировал мэра о том, что гобелен находится не в Сюрше, а в освобожденном Париже. Додеман тут же послал властям Парижа запрос на возврат гобелена в Байе. Но дороги северной Франции были еще опасны, а парижская публика не видела гобелен со времен Наполеона. Поэтому мэру пришлось согласиться на публичную выставку гобелена в Лувре в течение нескольких месяцев в конце 1944 года.

И вот, наконец, в марте 1945 года, четыре года спустя, гобелен вернулся в родной город и «зажил» спокойной музейной жизнью. В послевоенные годы активно развивался туризм, и стало понятно, что гобелену нужно новое помещение. Была выбрана байеская семинария 1653 года. В 1983 году закончилось обновление этого здания, названного теперь Центром Вильгельма Завоевателя (Buillaume Le Conquerant). И именно здесь сейчас находится гобелен. Посетители всех национальностей каждый год тысячами посещают этот музей. Мало кто из них знает о богатой событиями истории гобелена. Они приезжают, чтобы восхититься уникальным памятником XI века и вспомнить о смертельном соперничестве графа Гарольда Уэсекского и герцога Вильгельма Норманнского — соперничестве, потрясшем их «простоватый» средневековый мир и все еще влияющем на наш собственный!

 Окончание следует: Гастингское сражение и тайны гобелена из Байё (ч.2)