Кем был Дмитрий Андреевич Толстой

Либеральные воззрения Толстого не шли дальше отмены крепостного права, он оставался противником реформ 60 — 70-х гг. — судебной, земской и др., видя в них угрозу самодержавной власти, а стремление сохранить государственный контроль за народным просвещением объясняет некоторую противоречивость его политики. В 1871 Толстой провел реформу среднего образования,  вводил изучение мертвых языков вместо общеобразовательных предметов; реорганизовал реальные гимназии в училища, сократив в них срок обучения, и проводил в жизнь сословный принцип: церковноприходская школа для «народа», реальное училище для купцов и промышленников, классическая гимназия и ун-т для дворян. Толстой выступал также противником высшего образования женщин. Хотя за время пребывания Толстого у власти число средних и высших учебных заведений увеличилось почти втрое, а низших — более чем в 20 раз, либерально-демократическими кругами реформа Толстого расценивалась как реакционная.

Дмитрий Андреевич в семь лет остался без отца, его мать вскоре вышла замуж за гувернера. На воспитание мальчика взял к себе дядя, человек глубоко религиозный и широко образованный. Эти детские впечатления не могли не отразиться на формировании характера Толстого, до конца своих дней отличавшегося самостоятельностью, упорством в достижении поставленной цели, надеждой только на себя, а также скрытностью и недоверием к людям. Начальное образование Толстой получил в пансионе при Московском университете, а затем был зачислен в Царскосельский лицей, со времен Пушкина справедливо считавшийся самым лучшим учебным заведением страны. Даже среди лицеистов он выделялся своими знаниями, успехами в учебе и трудолюбием. Правда, угрюмый и нелюдимый характер Толстого не способствовал установлению дружеских отношений с основной массой лицеистов.

В 1842 Толстой окончил лицей с золотой медалью как лучший выпускник и поступил на службу в IV отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, занимающееся благотворительными и учебными заведениями. Молодой чиновник помимо службы продолжал научные изыскания, опубликовав солидную монографию по истории финансовых учреждений России до правления Екатерины II. Этот научный труд принес известность Толстому не только в академических кругах. На автора обратил благосклонное внимание Николай I, пожаловавший ему перстень с бриллиантом и придворное звание камер-юнкера.

В 1847 Толстой перешел на службу в Департамент духовных дел иностранных вероисповеданий Министерства внутренних дел, занимавшийся всеми инославными конфессиями и сектами в России. На новой службе он продолжал не только чиновную, но и научную деятельность. Впоследствии, уже в 1863, на основе собранных за время службы в департаменте материалов он опубликовал на французском языке «Историю католицизма в России» в двух томах. Способности Толстого произвели благоприятное впечатление не только на министра внутренних дел Д.Г. Бибикова, но и на его дочь Софью, на которой он вскоре женился. Брак принес Толстому большое приданое: он стал владельцем 8 тыс. десятин земли и 2 тыс. душ крепостных, войдя в число богатейших людей России. Он продолжал продвигаться по служебной лестнице и в 1853 был назначен директором канцелярии Морского министерства, в этом звании составляя хозяйственный устав и положения об управлении министерством. Во главе его стоял вел. кн. Константин Николаевич, отличавшийся либеральными взглядами и превративший министерство в штаб либеральных сил. Толстой, никогда не скрывавший своих консервативных взглядов, был там «белой вороной» и в 1860 покинул его. После этого он занимал маловажные должности в Министерстве народного просвещения, стал сенатором, но в целом в реальной политике не участвовал.

В 1865 Толстой занял пост обер-прокурора Св. Синода, которым руководил 15 лет. На этом посту он провел ряд преобразований, в частности дети священников получили право поступать в гимназии и юнкерские училища, было увеличено жалованье духовным лицам. В апр. 1866, вскоре после покушения Д. Каракозова на Александра II, что наглядно показало степень распространения нигилистических взглядов в студенческой среде, Толстой был назначен министром народного просвещения с оставлением в должности обер-прокурора Св. Синода. На новом посту он проявил присущую ему энергию, решительность и бескомпромиссность. За время его министерства в России были открыты историко-филологический институт в Петербурге (1867), Варшавский университет (1869), сельскохозяйственный институт в Новой Алесандрии (1869), Нежинский лицей преобразован в историко-филологический институт и т.д.

Однако известность Толстому принесла реформа образования. Заняв пост министра, он был готов искоренять крамолу из стен учебных заведений, что с успехом и сделал, подавляя железной рукой студенческие беспорядки. Однако недоставало позитивной программы, которая должна была успокоить умы. Толстой имел репутацию «министра борьбы», его подлинной стихией было неуклонное проведение в жизнь решений, принятых вышестоящими инстанциями. Однако сам он, несмотря на глубокие научные познания, не был теоретиком. Когда ему понадобилось разрабатывать программу конкретных действий, Толстой стал нуждаться в «поводыре», которым для него стал знаменитый публицист, редактор газеты «Московские ведомости» и журнала «Русский вестник» М. Н. Катков. Он был «генератором идей», а Толстой занимался их практической реализацией. Катков придерживался классической системы обучения с приоритетным изучением древних языков, считая, что воспитание на примерах античной литературы способно сформировать гражданские чувства у подрастающего поколения.

В 1870 они разработали новый гимназический устав, в соответствии с которым упразднялись реальные гимназии, а вместо них создавались реальные училища, имевшие более низкий статус, в классических гимназиях 40% учебного времени отводилось на изучение латыни и греческого. Выпускник классической гимназии мог поступать в университет без экзаменов, а для прочих при поступлении требовалось сдать экзамены по классическим языкам. Проект Толстого весьма затруднил возможность получения высшего образования для выходцев из бедных семей, в т.ч. дворянских. При этом классицизм мало отвечал потребностям растущей российской экономики, испытывающей нехватку квалифицированных инженерных и технических кадров.

Негодование против проекта было в обществе огромным, против него выступили и многие консервативные публицисты (напр. Н. П. Гиляров-Платонов). Сторонники классицизма также были против проекта реформы, отмечая неуместность значительного сокращения преподавания естественных дисциплин за счет резкого увеличения объема преподавания мертвых языков. На заседании Государственного Совета при обсуждении проекта большинство его членов выступили против. Однако 30 июля 1871 Александр II утвердил проект Толстого. Получив Высочайшее одобрение, он железной рукой начал вводить классицизм. Сразу выяснилось, что стране не хватает нужного числа учителей древних языков, но Толстого это не смутило. По его распоряжению в Россию было приглашено большое количество учителей-классицистов из Европы, в основном чехов, у которых не возникало больших проблем с русским языком. Кроме того, в Лейпциге (известном европейском центре классического образования) было открыто специальное русское филологическое училище для подготовки командированных из России учителей гимназий. Тем не менее это не прибавило популярности Толстому. Пресса любых направлений яростно критиковала министра, что объяснялось во многом его демонстративным презрением к общественному мнению. Министр игнорировал даже откровенную клевету и оскорбления в свой адрес. Из-за своего характера Толстой нажил множество врагов в высших кругах петербургского общества, а под конец рассорился и с Катковым.

24 апр. 1880 Александр II вынужден был уволить его в отставку с обоих постов. Но дело Толстого не угасло, поскольку министром просвещения стал А. А. Сабуров, а Св. Синод возглавил К. П. Победоносцев, оба давние единомышленники Толстого. Не у дел он оставался 2 года. После цареубийства 1 марта 1881 новый имп. Александр III под воздействием К. П. Победоносцева вспомнил о Толстом. В условиях острого противостояния государства и революционеров огромное значение приобрело Министерство внутренних дел. Тогдашний министр гр. Н. П. Игнатьев, талантливый дипломат, оторвавшийся за годы пребывания за рубежом от российских реалий, не смог справиться со своими обязанностями и получил отставку. 31 мая 1882 Толстой был назначен министром внутренних дел. Действовал он, как всегда, энергично: за 1882—89 была раскрыта 251 нелегальная организация разной идеологической ориентации (в т. ч. группа А. И. Ульянова), осуждено по политическим мотивам 2851 чел. К к. 1880-х организованное революционное движение в России перестало существовать, прекратились террористические акты. В идеологическом плане народничество переживало разброд и упадок. Характерно, что некоторые бывшие революционеры, убедившись в бессмысленности своей борьбы и в том, что сама их борьба вредит исторической национальной России, перешли к защите православно-монархической идеи. Толстой нанес удар и по либерализму, закрыв 15 периодических изданий и запретив книги нескольких сотен наименований.

Впрочем, для Толстого борьба с революционерами не была главной в его деятельности. Еще при назначении на пост министра внутренних дел на аудиенции у Александра III он прямо спросил императора: «Угодно ли будет Государю иметь министром человека, который убежден, что реформы прошлого царствования были ошибкой?» Получив утвердительный ответ, Толстой разгромил радикальную и либеральную оппозицию и приступил к контрреформам. В 1884 был принят новый университетский устав, ограничивавший академическую автономию. Для евреев была введена процентная норма, впрочем, совершенно не соблюдавшаяся и приведшая со временем к переполнению евреями вузов страны. В Польше и других национальных окраинах русский язык вводился в делопроизводство, ликвидировались местные законодательства в Прибалтике и на Кавказе, на которых распространялись общероссийские законы. Однако было бы ошибкой видеть в этом некое «национальное угнетение». Так, в Прибалтике во главе местного самоуправления стояли немецкие бароны, а эстонцы и латыши были низведены до положения рабочего скота, причем отмена крепостного права в прибалтийских губерниях на полвека раньше, чем во всей империи, мало изменила это положение. Только распространение на этот край всероссийских законов дало коренным народам гражданские права. Эстонцы и латыши становились членами городских дум Ревеля и Риги с 1880-х, среди них быстро росла прослойка интеллигенции, неграмотность среди эстонцев и латышей благодаря замене в школах немецкого языка на местные и расширению сети школ была ликвидирована к 1914. Главной контрреформой Толстой считал изменение в местном самоуправлении, расширяющее права дворянства. В 1885 в «Русском вестнике» М. Н. Каткова была помещена статья А. Д. Пазухина «Современное состояние России и сословный вопрос», в которой открыто заявлялось о необходимости расширить сословные начала в земстве и городских органах самоуправления. Толстой, на которого статья произвела впечатление, назначил его правителем канцелярии своего министерства. Пазухин разработал проект контрреформы, в состав которой вошел закон о земских начальниках, назначенных правительством и подчиняющих себе местное земство, и аналогичное законодательство о городском самоуправлении. Эти законопроекты встретили возражения среди членов Государственного Совета, министров и близких сподвижников Александра III, которые справедливо указывали на социальное расслоение самого дворянства и т.п. Борьба вокруг законопроектов Толстого — Пазухина шла несколько лет и в конечном счете привела к тому, что они (хотя и с серьезными изменениями) обрели силу закона. Однако сам Толстой, не отличавшийся крепким здоровьем и всю 2-ю пол. 1880-х много и тяжело болевший, не дожил до этого дня. Похоронен в родовом имении — селе Маково Рязанской губернии.

Д. А. Толстой и Александр III

Молодой император Александр III поручил Д.А. Толстому руководство ведущим научным учреждением страны – Императорской Академией наук. Это назначение последовало 25 апреля 1882 г. и было с пониманием встречено учеными. К тому времени имя Д.А. Толстого было широко известно в научных кругах, а его ученая деятельность была отмечена рядом самых престижных в России званий и наград. Как министр народного просвещения, в ведении которого находилась Академия наук, Толстой хорошо знал ее текущие проблемы и состояние дел, через него шли все кадровые перемещения, избрание новых членов, ходатайства на имя императора. Будучи почетным академиком, он по мере сил и возможностей, участвовал в академической жизни, в том числе в Общих собраниях и ежегодных торжественных публичных заседаниях Академии наук.

Толстой добился увеличения окладов академикам и лицам, служащим при Академии наук (1869), увеличения ассигнований и штатов Химической лаборатории (1873), открытия Отделения морской метеорологии, телеграфных сообщений о погоде и штормовых предупреждений при Главной физической обсерватории (1876), поддержал учреждение премии имени В.Я. Буняковского (1875), празднование 150-летнего юбилея Академии наук, подготовку собрания сочинений М.В. Ломоносова и т.п.

Одной из его первых и весьма плодотворных инициатив на этом посту стало предложение Толстого начать публикацию материалов по истории Академии наук, хранившихся в ее архиве.Толстой сделал немало полезного для Академии наук. Он стремился улучшить положение Библиотеки и академической Типографии, расширил помещения последней, добился финансирования реконструкции зданий Пулковской обсерватории и приобретения новых специальных астрономических инструментов, способствовал публикации многочисленных рукописных памятников по русской истории и культуре. Президент содействовал научным поездкам русских ученых за рубеж для научных занятий. Именно Д.А. Толстой был инициатором создания комиссии под председательством А.Ф. Бычкова, начавшей подготовку и издание «Писем и бумаг императора Петра Великого».

В свое время отставка Д.А. Толстого с поста министра просвещения и обер-прокурора Синода, которой М.Т. Лорис-Меликову удалось добиться с огромным трудом, расценивалась в обществе как огромная победа. Александр III, неплохо разбиравшийся в людях, постоянно сетовал на недостаток личностей честных, правдивых и светлых, считая их для своей эпохи «огромной редкостью». «А пожалуй, и есть, – иронизировал он, – да из ложного стыда скрываются». Александр Александрович вряд ли мог узреть в Толстом светлую личность. Соглашаясь с Победоносцевым, что у Толстого «громадные недостатки», он остановил на нем выбор, имея в виду прежде всего пригодность для проведения курса на «обновление России», предусматривавшего натиск на реформы 60-х годов, колебавшие устои самодержавия.

И надо сказать, что император не разочаровался в своем избраннике. При всем карьеризме и своекорыстии, Толстой руководствовался в первую очередь интересами власти. Личность это была по-своему цельная, по убеждениям монолитная и на фоне ближайшего окружения Александра III казалась крупной и значительной. Смерть в 1889 г. министра внутренних дел император воспринял тяжело. «Потеря гр. Толстого для меня страшный удар, и я глубоко скорблю и расстроен», – делился он переживаниями с Победоносцевым. И то же записал в дневнике: «Скончался бедный гр Толстой. Страшная потеря. Грустно»

Грустить было о чем. Таких, кто, подобно Толстому, был «тверд в мнении и решителен в мерах», все меньше оказывалось в поле зрения царя. Назначенный на место Толстого И.Н. Дурново уступал ему не только в твердости и решительности, но и в уме и образовании. Однако, занимая должность товарища министра внутренних дел, он прошел выучку Толстого, это и определило выбор Александра III.

М. Т. Лорис-Меликов писал о Д.Толстом: «Личность эта, стоявшая в продолжение пятнадцати лет во главе одной из важнейших отраслей государственного управления, сотворила больше зла Для России, чем все остальные деятели, даже вместе взятые».

Деятельность Министерства народного просвещения после 1866 г.

Стремление сохранить государственный контроль за народным просвещением объясняет некоторую противоречивость политики Толстого.

Граф Толстой непрерывно и постоянно с 1866 г. являлся представителем реакционных настроений и требований, под натиском которых все время пребывал император Александр II. Толстой, если угодно, не был врагом просвещения по существу. Если его сравнить с другими министрами народного просвещения, бывшими в XIX в. в России, – а вы знаете, что многие из них были несомненными реакционерами и иногда даже обскурантами, – то сравнив Толстого, например, с Голицыным, можно сказать, что Толстой никогда не был ни таким мистиком или даже таким клерикалом, каким был в свое время Голицын; если мы будем сравнивать Толстого с самыми заядлыми и дикими реакционерами и обскурантами, каким был, например, князь Ширинский-Шихматов в конце царствования Николая Павловича, то мы увидим, что Толстой опять-таки не был таким диким и отчаянным обскурантом. В сущности говоря, по своему направлению и личным вкусам, по своей приверженности к классицизму Толстой внешним образом напоминал, скорее, из числа министров николаевского времени графа Уварова, которому, несмотря на его отрицательные стороны, Россия многим обязана, потому что просвещение он все-таки двинул, а не задержал, хотя и хвалился задержать общее развитие России на 50 лет. Но Толстой, несомненно, был гораздо менее умным и просвещенным человеком, чем Уваров, и в то же время отличался от него по цельности и резкости своего характера и был гораздо более твердым защитником и проводником своих идей, нежели граф Уваров, который был, собственно говоря, человеком компромисса и карьеры прежде всего.

Уваров даже среди своих принципиальных противников, как я только что сказал, оставил по себе такую память, что никто не станет отрицать, что его деятельность кое в чем можно помянуть и добром; наоборот, Толстой оставил память о себе как о гасителе и враге просвещения. Между тем, как я уже сказал, врагом просвещения он, собственно, не был. Но он был зато постоянным, последовательным и злостным врагом народа и, будучи министром, постоянно, настойчиво и упорно попирал самые священные права и интересы народа во имя интересов и прерогатив того правящего класса, к которому он сам принадлежал. Именно поэтому он был самым ярким защитником того государственного и общественного строя, с которым эти прерогативы были связаны. Мы видим поэтому, что среди всех министров Александра II, если мы возьмем и самый реакционный период его царствования, не было другого такого завзятого принципиального сторонника реакции, каким был Толстой. Вы видели, что Рейтерн, который сам себя считал принадлежащим к числу сторонников прогрессивных реформ, указывал, что Шувалов и Валуев вели политику «псевдолиберальную», как он выразился, а на самом деле реакционную. В отношении Толстого этого никто не мог сказать; он всегда вел политику открыто и ярко реакционную и один среди министров Александра II открыто был врагом преобразований 60-х годов. Ему не приходилось поэтому вступать с самим собою в какие-нибудь компромиссы и изменять своей точке зрения, как Валуеву, который в либеральную эпоху старался казаться либералом, а в реакционную – реакционером. Нет, Толстой был всегда убежденным реакционером; когда проводилась крестьянская реформа, он резко протестовал против нее, подавал записку, вызвавшую весьма резкую резолюцию императора Александра, и, в сущности, был призван на пост министра народного просвещения как признанный реакционер именно тогда, когда такой реакционер, по мнению императора Александра, потребовался на этом посту.

Сам Толстой в своей деятельности опирался на теоретические основания, которые ему давали весьма видные тогдашние публицисты М. Н. Катков и П. М. Леонтьев – редакторы-издатели «Русского вестника» и «Московских ведомостей». Катков явился тогда, как вы знаете, самым завзятым врагом того нигилистического направления, которое развилось и в значительной степени продолжало действовать в конце 60-х годов.

Будучи врагом нигилизма, с одной стороны, с другой стороны – тех сепаратистских или окраинных стремлений, которые тогда проявлялись в некоторых частях Русского государства, в особенности в западных провинциях, Катков после польского восстания и в особенности после каракозовского покушения стал резко склоняться направо. Ведь вы знаете, что в начале эпохи реформ он еще считался, и довольно основательно, в числе либералов английского пошиба. Англоманство долею осталось у него и дальше, но его политическое направление становилось все более и более консервативным и даже реакционным. Толстой относительно системы просвещения, какая, по его мнению, была необходима России, также исходил, по внешности, по крайней мере, из английских или англоманских представлений, и поэтому о Толстом также говорилось, что он желает насадить в России систему английского просвещения. Связывалось это с тем, что английское просвещение – а в особенности в прошлом – имело ярко аристократический характер и что именно эта сторона прельщала и привлекала Толстого.

Вообще, надо сказать, что хотя несомненно, что толстовская система имела аристократические тенденции в самом непривлекательном смысле этого слова, но все-таки главная и самая существенная ее идея заключалась не в этом, а в борьбе с нигилизмом, с тем миросозерцанием, которое тогда быстро развивалось в русском обществе и которому приписывалось такое важное революционизирующее значение. Именно с этой стороны подходил и Катков к критике существовавшей раньше системы народного просвещения.

С другой стороны, и материальные средства, которые при тогдашнем финансовом положении ему можно было отпустить, были довольно скудны; а, главное, Толстой, конечно, чувствовал, что не только в широких слоях общества, но даже и на верхах его, в той высшей бюрократической среде, где ему приходилось проводить свои идеи, он встретит несочувствие и противодействие, – даже в среде тогдашнего Государственного совета, который был настроен либерально в значительной мере потому, что Государственный совет был пополняем главным образом отставными министрами, а так как в это время, следовавшее за эпохой реформ, бывшие министры часто бывали и сравнительно либеральными людьми, то в Государственном совете тогда складывалось настроение в защиту вообще эпохи реформ и в частности идей Головнина, противником которых явился Толстой.

Поэтому Толстой взялся за дело исподволь; сперва он сделал циркулярный запрос попечителям округов о том, какие у них имеются наблюдения относительно недостатков существующей системы преподавания. Ясно, что попечители, зная взгляды и идеи Толстого, должны были отыскать соответственные недостатки в системе Головнина. Затем Толстой образовал новое высшее учебное заведение, Филологический институт, который должен был давать хорошо подготовленных учителей древних языков. Впоследствии он преобразовал и Нежинский лицей, основанный Безбородко, по тому же плану; в то же время он завел деятельные сношения с заграничными учебными сферами, стараясь организовать приглашение в Россию учителей из-за границы, в особенности из Австрии, где было много филологов из славян, которые легко могли изучить русский язык и стать преподавателями древних языков в России. Вскоре этих учителей наехало в Россию довольно много из Чехии и Галиции.

В то же время в министерстве стал разрабатываться проект нового устава, и вот в 1871 г., через пять лет по вступлении своем на пост министра, Толстой решился это дело двинуть вперед. Он сделал обстоятельный доклад императору Александру II, указав на значение классического образования как средства борьбы с тем нигилистическим настроением молодежи, которое являлось в глазах Александра таким опасным злом и на которое сам император указывал уже в рескрипте своем 1866 г. на имя кн. Гагарина, опубликованном после каракозовского покушения.

Александр поэтому сочувственно отнесся к общим тенденциям доклада Толстого, но так как он сам отнюдь не был классиком – его древним языкам почти и не обучали, – то и повелел это дело обсудить знатокам. Была составлена особая комиссия, куда вошли Валуев, Тройницкий, сам Толстой, несколько специалистов из его министерства и граф С. Г. Строганов. Сам Толстой почувствовал тоже необходимость подготовиться в этом отношении как можно основательнее и даже стал брать уроки греческого языка у директора 3-й петербургской гимназии Лемониуса.

та комиссия довольно быстро выработала подробный проект нового устава, который и поступил на рассмотрение Государственного совета, причем он был направлен не в один из его департаментов, как полагалось, а в специально образованное для этой цели особое присутствие Государственного совета под председательством графа Строганова из 15 лиц, в числе которых были все министры, заведующие учебными заведениями, – среди них несколько либералов с Д.А. Милютиным во главе. С другой стороны, туда вошли и бывшие министры народного просвещения Ковалевский и Головнин, а также граф Панин, бывший министр юстиции, и целый ряд других лиц.

В этом присутствии, которое рассматривало вопрос на правах департамента Государственного совета, голоса разделились; девять человек было на стороне Толстого, некоторые, быть может, потому, что сам император Александр наперед относился к этому проекту одобрительно, другие – потому что проект соответствовал их собственным реакционным стремлениям. Но шесть человек, в числе которых самым выдающимся был Д. А. Милютин, затем граф Литке, просвещенный адмирал, бывший воспитатель великого князя Константина Николаевича, бывший министр народного просвещения А. В. Головнин, академик Я. К. Грот и, к удивлению всех, граф В. Н. Панин, который, конечно, более по недоразумению оказался на этот раз в числе либералов, – оказали проекту Толстого энергическое сопротивление.

Милютин и Головнин резко нападали на Толстого и указывали, что и в самой Англии, и в Пруссии, на которые Толстой ссылался как на страны с классической системой образования, где процветала якобы эта рекомендуемая им система, в сущности уже классицизм стал считаться системой отживающей и что в последнее время и там открывают реальные гимназии на равных правах с классическими, причем выбор той или другой школы предоставляется родителям, и как из тех, так и из других открывается доступ в университет. При этом Милютин доказывал, что неверен и тот взгляд, который приписывает именно реальной системе обучения связь с материализмом и нигилизмом, а в классической системе видит против них противоядие. Милютин указывал, что все деятели Великой французской революции, все материалисты конца XVIII в., которые так резко действовали в свое время во Франции, как раз воспитывались на классицизме, который тогда царил во Франции; а с другой стороны, он утверждал, что и реальная система образования может быть поставлена так серьезно, что отнюдь нельзя будет ее аттестовать как специально воспитывающую то легкомыслие, на которое жаловался Толстой. В особом присутствии, однако же, победил Толстой.

Но в общем собрании Государственного совета, где обычно дела рассматривались только для проформы, так как обыкновенно общее собрание присоединялось к заключению департамента или соединенного присутствия, в данном случае получилось нечто иное. В общем собрании члены Государственного совета, движимые, как остроумно заметил Васильчиков, одним из наиболее сильных человеческих чувств – чувством родительской любви, отвергли большинством 29 голосов против 19 предложение Толстого. Но Александр присоединился к мнению меньшинства, и проект Толстого 15 мая 1871 г. получил силу закона.

Произведенная в 1871 г. Толстым реформа среднего школьного образования сводилась к введению нового типа классических гимназий, в которых, с одной стороны, введены были латинский и греческий языки в огромном объеме, а с другой стороны, вовсе исключено естествознание и произведены в преподавании русского языка и в самой программе этого предмета значительные изменения. Вместе с тем уничтожены были реальные гимназии и на место их – или даже, скорее, не на место их, а только в связи с их уничтожением – введены были реальные училища.

В классических гимназиях нового типа древние языки заняли такое место, что для латинского языка было отдано 49 час. в неделю, а для греческого – 36 час. в неделю во всех классах…Затем сильно увеличен был курс математики, а вместе с тем, чтобы дать место этому расширенному преподаванию древних языков и математики, согласно с теми нападками, которые Катков делал на словесность и историю, сильно сокращено было число часов русского языка и в особенности истории словесности в старших классах; был введен еще церковнославянский язык в счет часов и без того сокращенного русского языка. Далее, было уменьшено число часов истории, географии и новых языков, причем последние были объявлены предметами второстепенными, так что обучение двум новым языкам даже стало необязательным.

Наряду с этим изменилась и самая воспитательная система в гимназиях. Однако несмотря на строгость введенных правил, студенческие волнения вспыхивали при Толстом несколько раз и принимали весьма значительные размеры: в особенности в 1869 г., а также в 1874 и 1878 гг. И вот в борьбе с этими студенческими волнениями, постоянно обвиняя в послаблениях или даже в пособничестве и попустительстве профессоров, Толстой тщательно подготовлял полную реформу университетского устава и настраивал в этом отношении императора Александра. Однако Толстому до конца его пребывания министром народного просвещения достичь этого не удалось, несмотря на деятельную поддержку Каткова в печати. В конце своего пребывания министром в 1879 г. Толстому удалось лишь провести довольно важные частичные изменения в уставе 1863 г. – именно восполнение, а отчасти и замену тех профессорских органов по отношению к надзору за студентами, которые существовали, по уставу, в лице ректора, проректора и особого университетского суда, новым учреждением, инспекцией, которая явилась для университета учреждением посторонним и введение которой сопровождалось новыми студенческими волнениями.

Те элементы нового устава, которые подготовлял Толстой во все время своего министерства, впоследствии получили ход и практическое осуществление уже при его преемнике, Делянове, в 1884 г.

Начальное образование. Уставы 1864 и 1874 гг. – Борьба министерства народного просвещения с земством

Что касается начального образования, то в этом отношении деятельность Толстого была так же резка и энергична. Начальное образование было тогда, как вы знаете, делом новым, начавшим развиваться лишь после крестьянской реформы. По Головнинскому уставу 1864 г., Министерство народного просвещения не взяло на себя организации этих школ, а предоставило учреждение их частной инициативе, – инициативе частных лиц, обществ, городов, земств и различных других установлений. На себя же Министерство народного просвещения приняло только надзор за правильной постановкой учения в открываемых школах, причем, однако, в распоряжение министерства должны были быть отпущены от казны и некоторые средства, именно 100 тыс. руб. в первый год, 200 – во второй и 300 тыс. руб. – в третий – на пособия делу распространения начальных школ. Впрочем, только первый из этих отпусков денежных сумм был действительно сделан в 1864 г., а в последующие годы деньги на школы отпускались лишь на западную окраину, специально для борьбы с полонизмом, и эти отпуски имели, таким образом, особую, чисто политическую цель. Ассигнованные для русских губерний 100 тыс. руб. должны были быть распределены между губернскими училищными советами, которые и являлись главными органами надзора за образованием в низшей школе.

Так как этих советов было в земских губерниях 34, то приходилось всего по 3 тыс. руб. на каждый из них; но и этих сумм они, в сущности, не получили, так как Толстой, взяв деньги в свои руки, дал им другое назначение и частью пустил на организацию кое-где образцовых министерских училищ, а отчасти – на учреждение учительских институтов или семинарий для учителей низших школ.

Фактически главную роль в открытии училищ сыграли земства, хотя, по положению 1864 г., такая их деятельность, в сущности, вовсе не предусматривалась, ибо в земском положении была одна лишь статья, включенная в него по инициативе петербургского и нижегородского дворянства, поддержанная графом М. А. Корфом, по которой земствам предоставлялось заботиться лишь о доставлении материальных средств для развития начального образования в земских губерниях и уездах. Но земства с самого начала распространительно толковали эту статью и считали одною из важнейших своих обязанностей всестороннее попечение о распространении народного образования в России. …

После издания инструкции 1871 г. инспекторы стали вмешиваться в дело назначения учителей, а в тех случаях, когда земства или учредители школ с ними не соглашались, стали писать доносы. Но Толстой этим не удовольствовался и вскоре вознамерился предпринять более коренную реформу всего дела, как только убедился, что вмешательство инспекторов лишь обостряло борьбу между земством и министерством. Он понял, что при недостаточном числе инспекторов и при существовавшем уставе инспекторы эти не могут фактически захватить начальной школы с свои руки. Поэтому в 1873 г. Толстой выступил с проектом нового устава. По новому уставу, предполагалось во главе губернских советов поставить директора народных училищ, а во главе уездных советов – инспекторов, причем должности этих последних образовать в каждом уезде. По отношению к попечителям округов реформированные советы должны были занять подчиненное положение.

Однако это преобразование, хотя оно и было вперед одобрено императором Александром, встретило в Государственном совете большое сопротивление. Толстой, неожиданно для себя, столкнулся с дворянским течением, которое возмутилось против его стремления отобрать народную школу в руки бюрократии. Это течение нашло доступ и к императору Александру, и Толстой, по-видимому неожиданно, получил 25 декабря 1873 г. высочайший рескрипт, где ему указывалось, что надзор за школами прежде всего должен быть вверен на местах первенствующему сословию – дворянству. В соответствии с этим рескриптом Толстому пришлось переделать свой проект и заменить в губернском училищном совете архиерея не директором училищ, а губернским предводителем дворянства, а в уездном совете прежнего выборного председателя – не инспектором училищ, а уездным предводителем дворянства. А так как этот предводитель дворянства имел ближайшее отношение к земству, то во многих местах председатели советов оказались и теперь на стороне земства.

Что касается до числа инспекторов, то Толстому удалось увеличить это число только до двух инспекторов на губернию ввиду финансовых затруднений.

В конце концов распря между земством и агентами Министерства народного просвещения обострялась иногда так сильно, что в губерниях, где представители Министерства народного просвещения особенно резко стремились оттеснить земство от управления школами, земства иногда отказывали в ассигновании средств на содержание уже открытых школ, а в 1879 г. в тверском земстве состоялось даже постановление о прекращении всякого отпуска денег на дело народного образования. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не подошла эпоха «диктатуры сердца» и если бы Лорис-Меликову не удалось выхлопотать в 1880 г. отставки графа Толстого. Только после этого земству пришлось вздохнуть несколько свободнее, при более либеральных министрах А. А. Сабурове и бароне Николаи, которые, впрочем, продержались на своих постах очень недолго (Сабуров с конца 1880 до весны 1881 г., барон Николаи – с мая 1881 до мая 1882 г.)

Развитие женского образования в период 1866–1878 гг.

Наряду со всеми этими преобразованиями мужских учебных заведений Толстой часто вмешивался и в дело заведования женскими учебными заведениями, которые тогда ему были, в сущности, неподведомственны: только что открытые тогда женские училища были подчинены ведомству императрицы Марии.

Впрочем, вскоре в составе Министерства народного просвещения тоже были открыты женские училища первого и второго разряда, которые и были затем преобразованы Толстым в гимназии, так что, на первый взгляд, в этом отношении им предпринят был даже как будто бы прогрессивный шаг, так как курс этих женских гимназий был несколько приближен к курсу мужских учебных заведений. Однако в отношении программы, введенной в преподавание в женских училищах, Толстой даже в ведомстве императрицы Марии производил такое давление в сторону сокращения программы естествознания, что лицо, заведовавшее этими заведениями, – весьма выдающийся педагог Н. А. Вышнеградский, должно было в конце концов покинуть свой пост. Затем, отрицательное отношение к женскому образованию, в особенности высшему, резко проявилось у Толстого, как только возник вопрос о дальнейшем развитии женского образования и о допущении в какой-нибудь форме высшего образования для женщин. Такие попытки приобщения женщин к высшему образованию, в сущности, начались еще в начале 60-х годов самочинно. Женщины, хотя и в небольшом числе, самочинно проникли тогда в университеты, и вплоть до утверждения устава 1863 г. фактически в столичных, по крайней мере, университетах мы видим женщин-вольнослушательниц. Затем по проекту устава 1863 г. предположено было, в примечании к параграфу 100-му, допускать женщин, выдержавших особые испытания, наравне с мужчинами, в университеты. Но в комиссии, рассматривавшей этот устав, примечание это было отвергнуто. Поэтому даже Милютин не решился допустить женщин в подчиненную ему Военно-медицинскую академию. Тогда группа передовых женщин с Трубниковой, Стасовой и Философовой во главе предприняла ряд ходатайств об организации высшего образования для женщин. Сперва они подали просьбу ректору Петербургского университета об организации для них лекций профессорами университета в свободное от университетских занятий время. Ректор должен был обратиться за разрешением к министру, и Толстой тогда решительно отказал, указав, что для настоящего времени он не находит возможным допустить даже организацию частных лекций университетскими профессорами, и после долгих переговоров согласился на то, чтобы эти профессора стали читать публичные лекции для лиц обоего пола. В сущности, и на это он согласился лишь потому, что, ввиду невозможности получать университетское образование в России, в начале 70-х годов многие женщины стали для этого ездить в Швейцарию, где они легко подпадали, к неудовольствию правительства, под действие социалистической и анархической пропаганды. Поэтому именно с охранительной точки зрения представлялось желательным дать им хоть некоторую возможность получать высшее или специальное образование дома. Таким образом и возникли после многих хлопот Аларчинские курсы, главный контингент слушателей которых составляли все-таки женщины. С этих пор началось в Петербурге приобщение женщин к высшему образованию.

В Москве в 1870 г. уже были образованы такие же курсы специально для женщин, потому что здесь ректору Московского университета удалось этого добиться при содействии московского генерал-губернатора. Эти первые московские курсы, под названием Лубянских, получили характер естественного факультета. В 1871 г. по инициативе профессора Герье были образованы здесь и другие курсы, имевшие характер историко-филологического факультета. В Петербурге лишь в 1878 г. профессору Бестужеву-Рюмину удалось наконец устроить частные курсы для женщин с физико-математическим и историко-филологическим отделениями; эти курсы стали функционировать с зимы 1878–1879 гг., причем с большим трудом допущено было тогда же и образование особого общества для доставления средств этим курсам. Благодаря энергии этого общества и лиц, стоявших во главе дела, эти курсы развились в Высшие женские курсы. Особую судьбу имело женское медицинское образование. Толстой не согласился разрешить открыть медицинские курсы для женщин в своем ведомстве, но тут на помощь этому делу пришел опять-таки военный министр Д. А. Милютин, и при его содействии, в специальном помещении, отведенном им при Николаевском госпитале, в 1872 г. открыты были высшие женские медицинские курсы. В 1881 г. военный министр Ванновский нашел, однако, их существование при военном госпитале неуместным, они были тогда закрыты, и только через несколько лет, в 1897 г., им удалось возобновиться в форме женского медицинского института.