Князь Юрий Токмаков: вершина карьеры

На эти бедствия наложились и другие. Отношения с крымским ханом вконец испортились и переросли в полноценную войну, да не простую, ибо в полный рост встала угроза другого, более серьёзного и масштабного конфликта — с османской Турцией. И, само собой, всё никак не заканчивалась война с Великим княжеством Литовским. Внутренние и внешние проблемы немало поспособствовали обострению политической борьбы внутри Русского государства, что вылилось в череду казней и репрессий. Наивысшей точки насилие достигло зимой 1569–1570 годов, когда Иван Грозный во главе опричного войска пришёл в Новгород и устроил там сыск об измене.

После «литовщины»

А где всё это трудное и кровавое время пребывал герой нашего повествования, воевода Юрий Токмаков? Отбыв свой срок на литовской «украине», в построенной им крепости Суша-Копьё, Токмаков был отозван с порубежья и вернулся домой. Можно предположить, что это случилось ранней осенью 1568 года, то есть с началом нового, 7077 по тогдашнему русскому летоисчислению, года. Однако далеко он, судя по всему, не уехал. После кратковременной побывки дома Токмаков снова вернулся на северо-запад. И очень скоро ему представилась возможность отличиться.

В январе 1569 года, под занавес Полоцкой войны 1562–1570 годов, литовцы «искрадом» взяли псковский пригород Изборск. Как писал Сигизмунду II Иван Грозный, «князь Олександр да князь Иван Полубенские, пришедчи некрестьянским обычаем, (…) сослався с нашими изменники, безбожным обычаем в наш пригородок во псковской в Избореск с нашими изменники вьехали и город Избореск (…) засели». Слова царя дополняет посольская книга:

«Пришли изгоном к городу к Изборску из неметцкого города з Володимера (Вольмара — прим. авт.) князь Александр да князь Иван Полубенские с литовскими людми, и город Избореск засели, а наместника изборского Офонасья Нащекина з женою и с сыном и городового приказщика и всех изборских посадцких людей з женами и з детми в полон поимали, шли к Изборску, таясь лесными месты, бездорожно».

Взяв Изборск, князь А. Полубенский, уже заслуживший к тому времени славу искусного «полевого командира» и мастера «малой» войны, прислал псковскому воеводе Никите Замыцкому грамоту:

«Ведомо вам буди: Божиим соизволением, а государя нашего краля полского счастием и нашими верными послугами город Изборск в руках государя нашего великого короля полского; и вы б о том ведали и вперед не вступались и в волости те, что к Изборску тягнут».

Далее вольмарский староста требовал, что «если захочете мир становити межи государи, мир о добром деле, и вы нашим старостам и ротмистром дайте покой до росказанья государей наших». Однако в Москве отнюдь не собирались давать Полубенскому и его людям покой. Согласно сведениям всё той же разрядной книги, «государь послал к Изборску с нарядом против литовских людей бояр своих и воевод Михаила Яковлевича Морозова, Ивана Васильевича Меньшова Шереметева, князь Юрья Ивановича Токмакова, князь Федора Ивановича Татева, Василья Юрьевича Сабурова, князь Микиту Григорьевича Гундорова, князь Микиту Ивановича Кропоткина». Составитель разрядной книги продолжал, что посланные воеводы были расписаны на три полка: Большой, Передовой и Сторожевой. Земская рать была дополнительно усилена татарами и опричными полками. Нашему же герою в операции по возвращению Изборска было поручено руководить нарядом.

Если верить немецкому авантюристу Г. Штадену, литовцы удерживали Изборск две недели. Следовательно, реакция Москвы была по тем временам молниеносной — равно как и само возвращение Изборска. В посольской книге сказано по этому поводу, что земские и опричные воеводы «к Изборску пришед город Избореск осадили и из наряду по городу били; и Божиим милосердием Избореск у литовских людей взяли», пленив около сотни литовских шляхтичей, служебных людей и пахоликов, которые и были присланы в Москву как живое подтверждение одержанной победы.

Иван остался чрезвычайно доволен действиями своих «стратилатов» и осыпал их дождём наград. Среди отмеченных царской милостью был и князь Юрий, которому был вручен «золотой московской большой» — второй в иерархии наградных золотых за этот поход. Точно такую же награду получил первый воевода Передового полка И.В. Шереметев Меньшой. Розданные воеводам от имени царя наградные монеты: «золотой корабленый» (доставшийся большому воеводе боярину М.В. Морозову), «золотые московские» «большие» и «малые» — играли роль своего рода орденов и медалей за заслуги на государевой службе, знака отличия, дорогого по причине своей редкости. Это о них писал англичанин Джайлс Флетчер, что у московитов принято «тому, кто отличится храбростью перед другими или окажет какую-либо особенную услугу, царь посылает золотой с изображением святого Георгия на коне, который носят на рукаве или шапке, и это почитается самой большой почестью, какую только можно получить».

Спаситель Пскова

После изборской экспедиции Токмаков получил назначение на воеводство в Пскове. Здесь он снова отличился, сыграв роль спасителя города от гнева Ивана Грозного. Кстати, вряд ли это назначение было случайным — похоже, оно было связано с «изборским делом».

Всё началось с Великого Новгорода. В описи архива Посольского приказа за 1626 год хранился

«столп, а в нем статейной список из сыскного из изменного дела 78-го году на ноугородцкого архиепискупа на Пимена, и на новгородцких дьяков, и на подьячих, и на гостей, и на владычних приказных, и на детей боярских, и на подьячих, как они ссылалися к Москве з бояры с Олексеем Басмановым и с сыном ево с Федором, и с казначеем с Микитою с Фуниковым, и с печатником с Ываном Михайловым Висковатого, и с Семеном Васильевым сыном Яковля, да з дьяком с Васильем Степановым, да с Ондреем Васильевым, да с князем Офонасьем Вяземским о здаче Великого Новгорода и Пскова, что архиепископ Пимин хотел с ними отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии хотел и злым умышлениьем извести, а на государство посадити князя Володимера Ондреевича».

Опалившись на Великий Новгород, «лутчие» люди которого замыслили измену, царь явился в город в конце 1569 года и устроил в нём сыск, сопровождавшийся многими казнями заподозренных в измене новгородцев. Тень легла и на псковичей: во всё той же описи хранился «извет про пскович, всяких чинов людей, что они ссылались с литовским королем Жигимонтом», — благо история со сдачей Изборска была на слуху. И не миновать бы псковичам злой судьбы новгородцев от скорого на расправу грозного царя, если бы не Юрий Токмаков. Но дадим слово псковскому книжнику:

«Того же году (то есть в 7077, или 1569–1570 году — прим. авт.), в великой пост на первой недели, февраля месяца, прииде царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии во Псков, опритчиною, со многою ратию, восхоте разорити град Псков, яко же Великии Новград; прииде с великою яростию, яко левы рыкая (…) Госпожь Бог всещедрыи и всемилостивыи человеколюбец, молитвами Пречистыя Матери своея владычица Богородица и чюдотворица благоверного князя Гавриила Всеволод, промышляя о роде человеческом, вложи в сердце блаженному своему угоднику Саллосу Николе и христолюбцу князю Юрью Токмакову, еже преложити сердце царево от ярости на милость к гражаном».

Какую же мысль вложил в голову князя Господь? Отвечая на этот вопрос, летописец писал, что он «повеле по улицам града пред домы своими трапезы поставляли и хлебы полагати». «Яко же и бысть», — заключал книжник.

«Егда же прииде князь великий на Поле близ града, и ста во обители святого Николы, на Любятове, в нощи к недели, и начаша утреннюю звонити по всему граду, и тогда слышав князь велики велий звон, умилися душею и прииде в чювство, и повеле всем воем меча притупи о камень, и ни единому бы дерзнути еже во граде убийство сотворити».

Вступив же во град, царь «удивися веледушию гражаном и любве, еже к нему показаша, стояще все коиждо пред домом своим со женами и детьми, изнесше хлеб и соль пред враты и падше поклонишася цареви».

Стратагема князя Юрия с дарами, хлебом-солью и торжественной встречей царя пред вратами Пскова удалась. Преломив хлеб-соль, он уже не мог так просто, сходу, учинить в городе сыск и разгром. А потом к делу подключились псковский причт и сам блаженный Никола, и Псков избежал участи Новгорода. Насколько правдив в этом описании чудесного спасения города от царского гнева книжник, сегодня, по прошествии стольких лет, трудно сказать. Но осмелимся предположить, что ни Никола Саллос со своими предсказаниями, ни печерский игумен Корнилий с псковским «освященным собором», скорее всего, не смогли бы отвратить Ивана Грозного от его намерений. А вот тот факт, что хранившееся в архиве Посольского приказа сообщение о сношениях псковичей с Сигизмундом названо «изветом» (это слово обычно использовалось в значении «обман», «подлог», «наговор», хотя было и иное значение — «оправдание»), намекает на то, что Токмаков, проведя свой сыск, установил, что слухи о псковской измене — выдумка и «извет» и нет причины подвергать город погрому. Иван Грозный внял его слову и сменил гнев на милость к псковичам, отделавшимся, по сравнению с новгородцами, лёгким испугом.

Последние годы жизни

После наместничества в Пскове князь Юрий по-прежнему находился в милости у государя. Ценя его знания как артиллерийского эксперта, Иван зимой 1570–1571 года отправил Токмакова под Ревель на помощь незадачливому ливонскому «королю» Магнусу, попытки которого взять город «искрадом» не имели успеха.

Прибыв со своим отрядом (если верить немецкому авантюристу А. Шлихтингу, в нём насчитывалось около 3000 человек) и нарядом (ливонский хронист Ф. Ниенштедт писал о том, что в него входили артиллерийские орудия, стрелявшие каменными ядрами калибром от 16 до 25 фунтов), Юрий Токмаков рьяно взялся за дело. Под его руководством русские ратные и посошные люди возвели на подступах к Ревелю шанцы и батареи, и уже 13 января на город упали первые ядра. Однако князь, как и его предшественники, не слишком преуспел в осадном деле. Выделенный для осады наряд сил и артиллерии оказался явно недостаточным, тогда как Ревель был более мощной крепостью, нежели тот же Полоцк. Ревельцы не собирались сдаваться и всеми силами стремились воспрепятствовать русским осадным работам. А тут ещё чума поразила город и перекинулась на лагерь осаждавших. 16 марта 1571 года русские отступили.

Неудача под Ревелем никак не отразилась на положении князя, чего не скажешь о его предшественниках. Зимой 7080 (то есть 1571–1572) года мы видим его в росписи царской рати, с которой Иван Васильевич отправился было в поход на шведов. Правда, государь отложил своё намерение учинить недружбу шведскому королю Юхану, «что били челом государю свийские немцы послы Павел бискуп абовской с товарищи». В этом несостоявшемся походе Токмаков был первым воеводой при наряде — Иван Грозный явно ценил его в первую очередь как артиллерийского специалиста.

Летом 1572 года князь достиг пика своей карьеры. Готовясь к отражению нашествия крымского «царя» Девлет-Гирея, Иван Грозный отбыл в Новгород, чтобы оттуда направиться «на свое дело и на земское» «на свийские немцы». Царь оставил Токмакова в Москве «для осады» первым воеводой и по факту наместником столицы государства. Обращаясь к нему, посланец из Речи Посполитой Ф. Зенков, прибывший в Россию с известием о смерти Сигизмунда II, именовал в грамоте от польских и литовских панов князя «боярином и намесником и воеводою Московским». За это паны получили выговор от Ивана Грозного: мол, что они «пишут князя Юрия (…) боярином и наместником и воеводою московским не гораздо», ибо князь Юрий «у государя не боярин и не наместник воевода». Ответственность, тяжким грузом лёгшая на плечи князя, была, что и говорить, колоссальная. Город ещё не оправился до конца от последствий страшнейшего пожара, случившегося в мае 1571 года, и никто не мог гарантировать, что русское войско во главе с князем М.И. Воротынским сумеет отразить вторжение басурман.

К счастью, хан не смог проверить, насколько успешно «боярин и намесник и воевода Московский» подготовил столицу к обороне. Разбитый в многодневном сражении при Молодях на подступах к столице, крымский «царь» со своим воинством повернул обратно в Крым. Наш герой вернулся к исполнению уже ставших привычными обязанностей первого воеводы при наряде, параллельно выполняя задачи дворецкого и главы приказа Большого дворца — центрального государственного учреждения, ответственного за управление всеми дворцовыми землями. Дворецким в приказе князь Юрий оставался до 1574 года.

В зимнем 7081 (1572–1573) года походе царя на «на ливонские немцы» Токмаков, произведённый за заслуги в чин окольничего, снова выступил во главе наряда, имея под началом семь сотенных голов. 27 декабря 1572 года русское войско подступило к стенам замка Вейссенштейн. Русские именовали его Пайда, а ныне это эстонский городок Пайде. С 1562 года он находился в шведских руках, и полутора годами раньше русские уже осаждали замок — правда, безуспешно. На этот раз всё было по-другому. Под управлением князя Токмакова пушкари пробили в стенах брешь. 1 января 1573 года русские воины пошли на штурм и взяли Пайду. Во время приступа погиб знаменитый Малюта Скуратов, шедший в первых рядах атакующих.

После взятия Пайды Иван Грозный с основными силами повернул назад, отрядив своего «голдовника», ливонского «короля» Магнуса, брать замок Каркус (ныне эстонский Каркси). В помощь родственнику (стоит заметить, что князь Токмаков был в числе приглашённых на свадьбу Магнуса с Марией, дочерью двоюродного брата Ивана, старицкого князя Владимира Андреевича) царь направил воевод князя П.Т. Шейдякова и Н.Р. Юрьева, а нарядом, без которого захватить Каркус было нельзя, в этой экспедиции командовал наш герой. И снова успех: замок был взят. Магнус и русские воеводы, оставив в нём гарнизон, повернули назад.

В январе 7083 (то есть 1575) года князь Юрий снова командовал нарядом в походе ногайского мурзы князя А.П. Шейдякова и боярина Н.Р. Юрьева, которым было наказано воевать «от Ракобора х Колывани колыванские места», иными словами, от бывшего орденского замка Везенберга, нынешнего эстонского Раквере, до окрестностей Ревеля-Таллина. Далее воеводам надлежало прокатиться огненным катком по Западной Ливонии. По следам рати летом того же года Иван Грозный отправил на приморский город-порт Пернов (современный эстонский Пярну) новое войско под номинальным командованием «царя» Симеона Бекбулатовича «з большим нарядом». И опять нарядом в этом походе командовал наш герой. 9 июля гарнизон Пернова капитулировал, а в длинный послужной список князя Токмакова была вписана ещё одна строка.

Зимой 7084 (1575–1576) года Иван Грозный отправил свои полки в очередной поход в Ливонию «воевать ливонских немец». Трёхполковой ратью командовал юрьевский наместник и воевода князь А.П. Шейдяков. А нарядом в Большом полку войска Шейдякова руководил, как и прежде, Юрий Токмаков. Любопытно, что в разрядной книге он поименован «боярином» — значит ли это, что он всё же был пожалован в бояре?

Путь русской рати пролегал через эстляндские замки и городки Гапсаль (русский Апсаль, современный Хаапсалу), Лоде (русский Коловерь, современный Колувере), Падис (русский Падца, современный Падизе) и Леаль (русский Линоверь, современный Лихула), которые были взяты русскими войсками. А ещё русские воеводы «войну на поморские места и островы посылали воевать». Если верить разрядным записям, во время этого похода, 15 февраля, под Гапсалем скончался и князь Юрий. Был ли он убит или же умер от болезни — неизвестно. Есть, правда, и другая датировка его смерти. В росписи пожалований и убытия бояр, окольничих, дворецких и некоторых других придворных чинов, принадлежавшей семейству Шереметевых, его смерть датируется 7086 (1577–1578) годом. Кстати, в этой книге Токмаков проходит как окольничий.

Вместо эпилога

В русскую историю князь Юрий Токмаков вошёл не только как удачливый воевода и артиллерийский эксперт, но и как писатель, попав в этом качестве в «Словарь книжников и книжности Древней Руси». Любопытная подробность биографии его отца: он входил в круг близких к знаменитому Максиму Греку людей до того, как философ и писатель попал в опалу. Отцовский интерес к мудрости и изящной словесности передался и сыну.

Князь Юрий считается автором так называемой Повести о Выдропужской иконе Богоматери. В ней рассказывается о том, как икона Богоматери, изъятая воинами великого князя Ивана III во время новгородского похода 1471 года из церкви в селе Выдропуск (Выдропужск) между Торопцом и Вышним Волочком, чудесным образом вернулась на своё прежнее место. Написана эта повесть, судя по её тексту, не раньше 1566 года.

Князь владел и хорошей библиотекой. Во всяком случае, его Стихирарь после смерти владельца привлёк внимание самого государя и некоторое время находился в его пользовании.