Марианна Веревкина и Алексей Явленский: как гениальная художница простила мужа и создала «искусство будущего»

Сын потомственного военного, Алексей фон Явленский был вынужден принести свой талант на алтарь чаяний отца. Желание заниматься живописью пришлось отложить на неопределенный срок, и после смерти отца Алексей был вынужден погрузиться в военную карьеру. Новоиспеченный выпускник военного училища, лейтенант Явленский предпринял все возможные шаги для перевода из Москвы в Санкт-Петербург — в столице офицеры имели возможность посещать Академию художеств. Это был отличный шанс на профессиональное обучение живописи для небогатого отпрыска дворянского рода, и Явленский им воспользовался.

Если учиться — то у лучших: Алексей поступил вольным слушателем в класс Ильи Репина, а позже стал бывать у учителя в мастерской. Именно здесь он познакомился с молодой художницей, женщиной необычной во всех отношениях — Марианной Веревкиной, дочерью коменданта Петропавловской крепости, которую их общий учитель уважительно называл «русским Рембрандтом». Импозантный и привлекательный военный вскоре стал завсегдатаем студии Марианны, где собирались шумные и веселые компании художников и артистов. Бывали здесь Константин Сомов и Николай Рерих, заезжали Филипп Малявин и Осип Браз.

«Талант его признавали, но особых успехов он не делал… Я полюбила его искусство и захотела помочь ему. Он мне понравился, хотя я знала, что он легкомысленный человек и ловелас» — так отзывалась Веревкина об Алексее фон Явленском.

Обладая огромными знаниями в истории живописи и оригинальным взглядом на искусство, Марианна привлекала окружающих остротой ума и живостью характера. Красотой она не блистала, но это с лихвой окупалось отменной эрудицией и смелостью высказываний, а также несомненным художественным талантом. Трагический случай на охоте, произошедший с Марианной в 1888 году, в ходе которого она чуть не лишилась двух пальцев на правой руке, не сломил ее желания заниматься живописью, и после долгой реабилитации она вновь встала к мольберту.

На признания Алексея в любви Марианна отвечала заверениями в искренней дружбе. Генерал от инфантерии Веревкин, зная спокойную уверенность дочери в общении с военными, не мог, впрочем, не отметить повышенный интерес молодых людей друг к другу. Но на все тревожные вопросы заботливого отца Марианна отвечала легко и шутливо — мол, волноваться не о чем, и замуж она не собирается. Явленский и Веревкина много общались, вместе работали в ее студии, вместе отправились на пленэр в имении Верeвкиных Благoдать…

Позже, в своих воспоминаниях Марианна писала: «Явленский осквернил меня, хотя смелости взять меня у него не хватило. Что мне оставалось делать со своей жизнью? Всe рассказать отцу и тем самым убить его? Вынудить моих братьев к дуэли?.. Прогнать Явленского? Я была обесчещена в собственных глазах и решила молчать, потому что с такой тайной на coвeсти для меня не мог существовать никакой другой мужчина».

Что произошло между Марианной и Алексеем, мы не знаем. Но этот момент, наверняка неприглядный, переломный, мучительный, не оттолкнул их друг от друга, а наоборот — сблизил, но все-таки на очень странный, на современный взгляд, манер. Марианна решила «покрыть свой позор» славой и любовью и поставила перед собой цель — сделать из Явленского великого художника. Явленский был вынужден согласиться на ее условия и отказаться от физической близости, которая так претила Марианне. Их отношения выстраивались на творческом единении, на общности взглядов, на вере Марианны в гениальность избранника.

Мечта Явленского о европейском художественном образовании, в конце концов, исполнилась. В 1896 году, после кончины отца, Марианна получила пенсию — 7 тысяч рублей в год — и стала состоятельной и независимой женщиной. Все пути разом открылись, но прежде Явленскому надо было выхлопотать выход в отставку. Имея большие связи среди друзей отца, Марианна справилась с этой задачей, и Явленский был освобожден от военной службы «по состоянию здоровья» в чине старшего лейтенанта. После обсуждения маршрута была избрана школа Ашбе, а значит — Мюнхен, куда Алексей, Марианна и ее юная горничная Елена Незнакомова прибыли 27 октября 1896 года. Они поселились в доме на Гизелаштрассе, 23 и стали обживаться на новом месте.

Следуя за своими установками, Марианна вскоре отказалась от живописи и все свои усилия направила на взращивание художественных способностей Явленского. Следующим ее шагом стал «Розовый салон», интеллектуальная атмосфера которого, как считала Веревкина, была призвана способствовать росту таланта ее избранника. Это ей удалось сравнительно легко: как и в ее петербургскую мастерскую, людей привлекали не только искренний интерес Марианны к собеседнику, но и ее глубокие познания в искусстве, знание новейших течений. Здесь были беседы и лекции о новаторской живописи, об авангардизме, центром которого к тому времени стал Мюнхен.

Выдающийся ум и обаяние хозяйки «Розового салона» привлекал не только сокурсников Явленского из школы Ашбе, их давних друзей Дмитрия Кардовского и Игоря Грабаря, — но и всех знаменитостей, которые жили в Мюнхене или бывали здесь наездами. В уютной гостиной на Гизелаштрассе, 23, можно было встретить Валентина Серова и Виктора Борисова-Мусатова, Анну Павлову и Сергея Дягилева, посла России в Мюнхене Николая Столыпина и знаменитую итальянскую актрису Элеонору Дузе. Здесь, в «Розовом салоне», родилась идея «Нового художественного объединения Мюнхена», ставшего предвестником знаменитого позже «Синего всадника». Здесь регулярно собирались молодые «гизелисты» — художники Габриель Мюнтер, Франц Марк, Август Маке, Василий Кандинский. Общество салона не пропускало ни одной художественной выставки, которые потом горячо обсуждались. Веревкина и Явленский путешествовали по Европе, побывали в Венеции на Биеннале современного искусства.

Шло время, и вот уже Явленский оставил школу Ашбе — учитель все чаще погружался в алкогольное забвение, и смысл обучения пропал. Марианна по-прежнему была весела и обаятельна на людях, а наедине с Явленским интересовалась только искусством. Он хотел нежности и близости — она делала все, дабы его талант расцвел. Он метался в творческих поисках — она фонтанировала идеями и смыслами. Несовпадение интересов, да и темпераментов, приводило к постоянным конфликтам, которые изнуряли обоих. В конце концов, Явленский обратил внимание на горничную своей гражданской жены, скромную и милую Елену. А Марианна стала вести дневники, которые позже назвала «Письма незнакомцу», в которых пыталась разобраться в себе, в сложившейся нелегкой ситуации. «Я люблю только душу. Я равнодушна к телам», — писала Марианна. А тем временем Елена Незнакомова ждала ребенка, и назревал огромный скандал.

После выяснения отношений было принято решение отправиться в Россию, где несовершеннолетняя по немецким законам Елена могла бы родить ребенка вдали от пристальных взглядов. В квартире на Гизелештрассе временно поселились друзья — Кандинский и его гражданская жена Габриель Мюнтер, — а трое наших героев уехали в Витебскую губернию. Здесь, в поместье Анспаки, принадлежащем другу Марианны, госсекретарю русской дипломатической миссии в Мюнхене Николаю Столыпину, 5 января 1902 года родился Андрей Незнакомов. А тем временем Алексей и Марианна путешествовали. После тифа, перенесенного Явленским, пара остановилась в Алупке, после съездила на Кавказ. Алексей выздоравливал, впитывал новые впечатления, а Марианна лихорадочно улаживала дела и исправляла документы. Дату рождения Елены поменяли с датой рождения ее старшей сестры Марии — так проблемы с законом были решены, и в октябре 1902 года семья вернулась в Мюнхен — уже впятером. Андрея представляли как племянника Явленского, а Мария Незнакомова взяла на себя обязанности горничной.

Жизнь на Гизелештрассе, 23 уже не была прежней. Явленский много времени проводил с сыном и обеими сестрами, а Марианна регулярно скандалила. Через год она решилась на демарш и укатила во Францию с одним из друзей, художником Александром фон Зальцманом. Разлука продлилась недолго — Марианна прислала «дорогому Лулу» открытку, потом письмо, другое… И вскоре вместо очередного письма на ее пороге стоял сам Явленский. Пара едет в Париж, окунается с головой в водоворот выставок и вечеринок, отношения понемногу налаживаются. Такие вояжи они предпринимали регулярно, давая себе возможность примириться друг с другом. «Искусство — вот великая власть Лулу надо мной» — писала Марианна.

Явленский прошел через увлечение творчеством многих знаменитых современников — от Ван Гога до Гогена. Он сменил технику, полюбил масляные краски, увлекся цветовыми решениями, успешно выставлялся. А что же Марианна? Ее период творческой аскезы остался позади, наступило время и самой перенести на холст все те теории, за которые она горячо ратовала долгих десять лет. Зимой 1906 года она опять взяла в руки кисти, и ее новое творчество очень отличалось от реализма, впитанного на уроках Ильи Репина.

В записях художницы — личная оценка: «Мое искусство возвращается ко мне в более укрупненном виде, чем прежде». Эта новая творческая волна заново скрепила расползающееся по швам странное семейное счастье, Явленский и Веревкина вместе ездили на этюды в Бретань, в Женеву, в Баварию. В 1905 году они открыли школу живописи, где Явленский преподавал рисунок и живопись, а Веревкина — историю и теорию искусства. Одной из учениц школы стала Габриэль Мюнтер, гражданская жена Василия Кандинского.

В 1906 году Явленский и Веревкина открыли для себя Мурнау — городок, расположенный всего в 50 километрах от Мюнхена, в предгорьях Альп, а два года спустя к ним присоединились друзья — Габриэль Мюнтер и Василий Кандинский. Горные пейзажи, яркие домики, пестрые одежды местных жителей — здесь было, что перенести на полотно. Мюнтер купила в Мурнау дом, и теперь творческой четверке было где с удобством расположиться. «…Чудесное, радостное время труда с постоянными разговорами об искусстве с вдохновенными «гизелистами», — вспоминала об этих временах Габриэль Мюнтер.

Кипение творческого котла не прекращалось и в Мюнхене — весной 1909 года было создано «Новое Художественное Объединение. Мюнхен» (НХОМ), которое, к большому разочарованию Марианны, возглавил не ее обожаемый Лулу, а Василий Кандинский. Именно ему достались самые крупные «шишки» после выставок, организованных НХОМ — публика с трудом принимала новаторские идеи. В 1911 году прошла первая персональная выставка Алексея фон Явленского, после которой приобрели 16 картин художника. И это был настоящий успех, признание, которого так желала для него Марианна. Свою первую «персоналку» сама она показала год спустя — центром выставки стал ее знаменитый «Автопортрет», написанный в 1910 году. А вскоре на смену НХОМ пришло новое творческое объединение — «Синий всадник», которое организовали Василий Кандинский и Франц Марк.

Между тем политическая обстановка в Европе становилась все напряженнее. После объявления войны России Германия стала выдворять из страны всех нежелательных лиц. Удалось взять только самое необходимое — и вот уже вся семья в вагоне поезда, едущего в Швейцарию. Остановились на берегу Женевского озера, в Сен-Пре, в скромном жилище. Обоим уже около пятидесяти, источник существования — пенсия Марианны и скромное военное пособие Алексея — постепенно иссякли… Единственное, что по-настоящему радовало обоих художников — несомненные живописные успехи сына Явленского, Андрея, взявшего все самое лучшее и у отца, и у приемной матери.

В 1917 году «странствующее семейство» перебралось в Цюрих. Здесь бурлила настоящая жизнь, а кафе «Одеон» каждый вечер было переполнено весело гомонящими художниками, актерами и философами. Здесь собирался цвет творческого общества, а у Веревкиной и Явленского появился собственный столик. Дадаисты, выставки Ренуара, Сезанна… Явленский — в своей любимой среде, он начинает писать свои знаменитые серии — «Мистические головы» и «Лики Спасителя».

Внезапный грипп тяжело ударил по здоровью художника, и вот уже преданная Марианна везет его на юг, в Аскону. Именно в здесь, на прекрасных берегах озера Лаго-Маджоре, разыгралась финальная драма долгих и непростых отношений Алексея фон Явленского и Марианны Веревкиной.

Взрослый сын требовал, чтобы отец наконец-то узаконил отношения с матерью, но, с другой стороны, слово, данное Явленским отцу Марианны — беречь ее как зеницу ока — не давало принять окончательное решение о расставании. «Елена выросла и больше не желает быть рабыней, хочет быть, как все. Этого она может добиться через венчанье со мной. Андрей должен носить мою фамилию, и если я его усыновлю, то заберу у Елены все, даже сына, а это совершенно невозможно. Марианна не понимает этого, она думает только о себе» — писал он своей поклоннице и единомышленнице Эмме Шайер, которая взялась организовывать выставки своего кумира.

Окончательный разрыв произошел в марте 1922 года. Явленский уехал в Висбаден, и отсюда написал Марианне письмо, поставившее точку в их отношениях. Тридцать лет платонического брака и творческих исканий остались позади. Потрясение от поступка Явленского, от того, что он разорвал отношения так нелепо и жалко — написал письмо — захлестнуло Марианну. Еще одна пощечина — женитьба Явленского на Елене Незнакомовой, долгие годы бывшей служанкой в их доме… В ее доме. Больше Явленский и Веревкина никогда не встречались — наверное, так было легче обоим.

Но Марианна фон Вереффкин была стойкой женщиной. Она смогла оставить позади эту трагедию всей жизни, хотя никогда по-настоящему от нее не оправилась. Оставшись одна, без средств, художница не растерялась — рисовала почтовые открытки и продавала их курортникам, по-прежнему много писала темперой и даже основала в Асконе небольшой музей, которому подарила свои картины и попросила друзей сделать то же самое. В своем дневнике Марианна оставила такие слова: «Аскона научила меня уважать все человеческое, любить счастье созидания и нищету бытия, носить все это в себе как большое духовное богатство». В конце жизненного пути Веревкина нашла утешение в дружеских отношениях с коммерсантом из Берлина — Эрнестом Альфредом Айе. Их встречи были редкими, но именно Санто — как называла своего спутника жизни Марианна — вернул ей смысл жизни. Ее картины вновь заиграли яркими красками.

Тень будущей тяжкой болезни навестила Явленского сразу после разрыва с Марианной, и год за годом медленно, но уверенно прибирала его к рукам. Да, он был успешен, да, его до конца жизни любили и опекали нетривиальные женщины… Но ужасный для художника недуг — деформирующий артроз — постепенно давал о себе знать все сильнее и сильнее. Сам Алексей считал, что это расплата — за эгоизм, за равнодушие, за неблагодарность по отношению к Марианне. «Медитации», лица, напоминающие крест — его последние, многочисленные работы, которые он создавал сотнями.

Только в 1936 году он решился обратиться к Марианне и просить у нее прощения — через посредника, базельского коллекционера. После визита в Аскону коллекционер написал Явленскому письмо, где привел дословный ответ Марианны: «Я без горечи думаю о Явленском. Я все преодолела и ничего не хочу заново возрождать. Явленский стал для меня чужим, но я знаю, что он больной и несчастный человек, поэтому я молюсь за него».

Марианна Веревкина скончалась 8 февраля 1938 года. Явленский, очень больной, потрясенный этим известием, не смог поехать на похороны. Да его никто и не звал… Художник пережил свою подругу на три года, его не стало 15 марта 1941 года.