Микеланджело и Виттория Колонна: история любви великого итальянского мастера и знаменитой поэтессы эпохи Возрождения

О трендах XVI века

Виттория Колонна родилась в 1490/1492 году (точная дата неизвестна) недалеко от Рима и была наследницей древнего, знатного и весьма воинственного рода. Когда ей исполнилось четыре или пять, ее обручили с Фернандо (Ферранте) Франческо д’Авалосом, маркизом ди Пескара, внуком испанского военачальника, переселившегося в Неаполь вслед за королем Альфонсо V.

Первым представителем рода Колонна, имя которого появляется в документах, был Пьетро, живший с 1078 по 1108 года в окрестностях городка Колонна, от которого род и берет свое имя.

С тех пор она жила и воспитывалась в семье будущего мужа на острове Искья около Неаполя. Вместе они играли и обучались грамоте под чутким руководством старшей (почти на 30 лет!) сестры малолетнего жениха — Констанци д’Авалос, герцогини Франвавилльской. Она любила искусство, а поэзия в то время была в тренде в среде придворной неаполитанской аристократии. Констанца организовала своеобразный «кружок по интересам», собрав вокруг себя литераторов, и сделала все, чтобы заинтересовать поэзией воспитанников. Юная Виттория оказалась в числе самых активных его участников.

В конце 1509-го, когда девушке исполнилось семнадцать (или девятнадцать) лет, состоялась свадьба с Фернандо. Брак по расчету оказался союзом по любви. Во всяком случае, позже Виттория вспоминала короткое время, проведенное вместе, как лучшее в жизни. Возможно, все дело в правильной «дозировке».

По словам историка искусства Бориса Виппера, Виттория «не была красива и не была создана для того, чтобы быть любимой блестящим и чувственным маркизом. Тем не менее она любила маркиза и жестоко страдала от неверности мужа, который ее обманывал в собственном ее доме».

Утонченный садист

Из описаний современников известно, что Фернандо был интеллектуалом, обладал исключительной ловкостью, которую проявлял во время рыцарских турниров, и красивой внешностью. «Борода у него была каштанового цвета, нос — орлиный, глаза расширялись и горели в минуты возбуждения, в обыкновенное же время были кротки и ласковы», — писал его биограф епископ Джовио.

Устоять перед силой и напором маркиза ди Пескара противникам удавалось нечасто, а дамы сдавались в плен без боя. О романах Фернандо д’Авалоса, его ратных подвигах и, наряду с этим, беспощадности ходили легенды. «Злой и жестокий, ни во что не ставивший человеческие страдания, выдававшийся даже среди своих товарищей не только свирепостью, но подчас и способностью наслаждаться зрелищем бедствий и разорения, которых он был причиной», — так характеризуют его документальные источники. Вероятно, Виттория пребывала в блаженном неведении, потому что все годы разлуки (а их было гораздо больше, чем лет, проведенных вместе), супруги обменивались страстными посланиями, в том числе поэтическими.

Поскольку война сама по себе была смыслом жизни Фернандо д’Авалоса, за время службы в качестве кондотьера — предводителя наемных военных отрядов — он сражался как на стороне итальянцев, так и на стороне испанцев против французско-венецианской армии. Ведь, несмотря на то, что родился в Неаполе, всегда чувствовал себя испанцем и даже с Витторией говорил на родном языке.

На каком — испанском или итальянском — она убедила его отказаться от участия в заговоре против императора, история умалчивает. Главное, что ей это удалось. Заговорщики склоняли маркиза ди Пескара к предательству, предлагая сделать его королем Неаполя.

«Но я отлично знаю, что его супруга, синьора Виттория, женщина безукоризненной нравственности, богато одаренная всеми добродетелями, которые украшают ее пол…, написала с чувством бесконечной печали и тревоги самое горячее письмо мужу…, уверяя его, что… хочет только одного — остаться женой честного и прямодушного человека», — сообщает в своей «Истории Флоренции» их современник писатель Бенедетто Варки. В итоге маркиз отказался от мысли об измене и сообщил обо всем императору.

Особенно отличился Пескара в битве при Павии в феврале 1525 года, когда был взят в плен французский король Франциск I. От полученных ран (по другим сведениям — от туберкулеза) в конце того же года Фернандо скончался в Милане, куда просил поскорее прибыть Витторию. Но она не успела, а узнав о том, что супруг умер, погрузилась в депрессию и решила уйти в монастырь. Тогда в дело вмешались друзья, которые не хотели лишиться ее общества. Они добыли у папы Климента VII грамоту, в которой тот пригрозил монахиням полным отлучением от церкви, если они допустят маркизу постричься.

Однако Виттория все же связала себя неким подобием обета: поскольку своих детей у нее не было, она усыновила молодого родственника Альфонсо дель Васто, с которым всю жизнь поддерживала дружеские отношения.

Первая леди эпохи Возрождения

Виттория не испытывала дефицита в поклонниках ни во время замужества, ни после смерти супруга (к слову, именно это событие пробудило ее поэтический талант). «Я пишу лишь для того, чтобы излить сокровенное страдание, которым живет мое сердце, не желающее никакой другой пищи», — так начинается первый из ее элегических сонетов.

Ее называют «первой вдовой, которая, взбунтовавшись, закричала о своей боли в сонетах». А главное — она первой из дам итальянского Ренессанса посягнула на мужскую привилегию писать любовные стихотворения. И из предмета брачного торга превратилась в женщину, заявившую о своем праве любить.

Стиль стихотворений Колонны единодушно признали изящным, содержание — глубоко продуманным, хотя сами сонеты не слишком эмоциональными. Однако уже после первых публикаций поклонники стремились получить с них копии. В числе ее преданных читателей были кардиналы, епископы, поэты, ученые, дипломаты, которые передавали произведения из рук в руки и даже делали темой своей переписки или корреспонденции с «божественной поэтессой».

«Она имела удовольствие видеть еще при жизни три издания воплей, вырывавшихся у нее помимо воли», — съязвил по этому поводу английский писатель XIX века Томас-Адольф Троллоп.

Поэты XVI столетия воспевали ее красоту, писатель Бальдассаре Кастильоне говорил о «ее божественном интеллекте», а художники спешили запечатлеть «самую красивую женщину» на полотнах.

Искусствоведы нашли Витторию среди других итальянских поэтов на знаменитой фреске Рафаэля «Парнас», написанной в Cтанце делла Сеньятура Апостольского дворца в Ватикане.

Есть мнение, что она изображена и на скандально известной фреске «Страшный суд» Микеланджело в образе Девы Марии. По другой версии, Витторию видим в образе одной из женщин в платке слева от Христа, в то время как Иисус писан с его любимого ученика (и, как предполагают, любовника, что не доказано) Томмазо Кавальери.

Титан и Колонна

Один из современников назвал Витторию «надвигающейся колонной, которая стоит посреди бушующего шторма». Тем самым подчеркнул не только ее талант объединять людей вокруг себя, но и то, что она устояла во времена инквизиции, несмотря на опасную репутацию лидера реформистского движения. Виттория встала на сторону тех богословов, которые выступили против жесткой схоластики в официальной церкви: многие из них погибли на костре, другие бежали. Колонна осталась жива, хотя находилась под наблюдением инквизиции. Микеланджело тоже считался нарушителем традиций, ибо многие его работы вызывали гнев церковников и подвергались цензуре. Словом, им было о чем поговорить.

Они познакомились в Риме в 1536 или 1537 году: Виттории — около сорока шести, Микеланджело — за шестьдесят.

Вот что пишет об их отношениях биограф Микеланджело Асканио Кондиви: «Особенно велика была любовь, которую он питал к маркизе Пескара. До сих пор хранит он множество ее писем, наполненных самого чистого, сладчайшего чувства. Сам он написал для нее множество сонетов, талантливых и исполненных сладостной тоски». Но не только: в одном из посланий Микеланджело раскритиковал ее за… любовь к украшениям. По его мнению, она не нуждалась в этом: «Ювелирные украшения, ожерелья, лесть, золото, пиршества и жемчуг! Кто воспринимает эту пустышку, когда она создает божественные вещи?».

По словам Джовио, Микеланджело был очарован гермафродитными чертами маркизы — «слегка мужским декором» — и «хотел бы преобразить свое тело в один глаз, чтобы в полной мере восхищаться ее внешностью».

«Уникальный маэстро и мой самый необычный друг», — обращалась к Микеланджело Виттория в одном из писем. Об их переписке в прозе и стихах говорил и другой современник, Джорджо Вазари: «Бесчисленное их множество посылал он светлейшей маркизе Пескара и получал от нее ответы в стихах и в прозе, будучи влюблен в ее добродетели, равно как и она была влюблена в его добродетели, и много раз совершала она путь от Витербо до Рима, дабы навестить его». «Он очень любил маркизу Пескару», — подтверждал биограф Микеланджело Кондиви.

«У Виттории было сто три сонета в пергаменте, связанных вместе, которые она послала из Витербо», — сообщил 7 марта 1551 года Микеланджело в письме к своему племяннику Леонардо. Речь идет о посвященных ему поэтических посланиях, которые маэстро хранил как сокровище.

Микеланджело выполнил для Виттории рисунки на тему «Распятия» в необычной для него манере (мягкий итальянский карандаш, характер туманного облака, общий дух возвышенности и покорности), а также сделал ряд ее портретных зарисовок. В литературе эти рисунки называются «Идеальная голова женщины», «Женщина», «Голова молодого человека». Хотя и были некоторые догадки относительно личности модели, Виттория на них до сих пор не идентифицирована: никаких доказательств, что изображена именно она, нет — только предположения.

Принято считать, что Микеланджело испытывал к маркизе исключительно платонические чувства. Некоторые исследователи считают, что таким образом ему проще было «утолить свои бушующие желания, передав их святой Виттории Колонне, — женщине, чье целомудрие не угрожало его естественным гомосексуальным инстинктам» (намек на связь с молодым учеником Томмазо Кавальери и не только). Другие утверждают, что «благодаря Томмазо он окончательно постиг неоплатоническую теорию любви Марсилио Фичино, согласно которой «самоотверженная любовь по отношению к другой душе (в данном случае — к другому мужчине) помогает человеку приблизиться к Всевышнему».

Виттория и Микеланджело «встречались каждый день, вместе читали, посвящали друг другу сонеты и вели нескончаемые беседы о религии, поэзии, искусстве. Португальский художник Франсиско де Ольянда сохранил для потомства воспоминание об этих беседах в своих четырех «Диалогах о живописи», — писал исследователь Борис Виппер.

«Дух лишен плоти, а дружба не имеет пола», — считал Микеланджело, называя Колонну un uoma in una donna — «мужчина в женщине». Однако именно ей посвятил множество любовных сонетов, в том числе такой:

Знать, никогда святой не вспыхнет взор
Той радостью, с какой в него гляжу я.
Строг дивный облик, знаменуя,
В ответ улыбке, сумрачный укор.
Вот чаяньям любовным приговор!
Не может, видно, красота без края,
Свет без границ, что естеством своим
Враждебен навыкам моим,
Гореть со мной, одним огнем пылая.
Меж двух столь разных лиц любовь хромая,
Гневясь, спешит найти приют в одном.
Но как мне ждать ее к себе с дарами,
Когда, войдя в меня огнем,
Она течет в обратный путь слезами?

Их любовь-дружба продлилась десятилетие — вплоть до смерти Виттории в феврале 1547 года. «Он, со своей стороны, любил ее так, как он говорил, и его огорчает только одно: когда он пришел посмотреть на нее уже не живую, то поцеловал только ее руку, а не в лоб или в лицо. Из-за этой смерти он долгое время оставался рассеянным и как бы обезумевшим», — писал Асканио Кондиви о Микеланджело, который пережил Колонну на 17 лет.

Когда моих столь частых воздыханий
Виновница навеки скрылась с глаз, —
Природа, что дарила ею нас,
Поникла от стыда, мы ж — от рыданий, —

писал Микеланджело. «Смерть забрала у меня великого друга», — говорил он.

Сама Виттория, предчувствуя скорый уход, смерти не боялась: в мире ином, верила она, ее ждал супруг и бесконечное счастье божественной любви.

Любила жизнь бездумно я годами,
Меня пьянила слава, как вино,
Но зря — в беде увидев жизни дно,
К Творцу пришла обратно со слезами.

И помогло. Пишу теперь гвоздями
Его Креста, а не простым пером,
Чернила — Его кровь. Пою я лишь одно:
Горение Христовыми Страстями…

Но есть и такое мнение: создатели легенд «заставили Витторию Колонну сыграть роль Джульетты в жизненной драме Микеланджело, и это относит одну из самых влиятельных женщин эпохи Возрождения к простому объекту желания». Так считал британский биограф Микеланджело Джон Аддингтон Симондс, уверяя, что влияние Колонны на жизнь мастера значительнее, чем если бы она стала лишь его моделью или любовницей. «Она изменила его представление о религии, покровительствовала работе и служила одним из ближайших доверенных лиц», — говорят сегодня исследователи. Ведь была не просто донной, которая писала стихи, а свободной (в том числе, во взглядах) женщиной. Конечно, настолько, насколько могла быть свободна женщина эпохи Возрождения.

После смерти Виттории Колонны Микеланджело испытывал чувство полного одиночества. «Я всегда один, и я ни с кем не разговариваю», — писал он племяннику.

Виттория не была долгожительницей — она не дожила до шестидесяти, но оказалась свидетелем и участником многих исторических событий того времени. Это дало повод Рами Таргофф, автору книги о Колонне, назвать ее «Форестом Гампом Ренессанса»: она стала не только первой женщиной, сочинения которой напечатали в Италии, но и первой дамой, которую посмертно судила инквизиция за реформаторские идеи, при том что Виттория всю жизнь была праведной католичкой.