Мир накануне Великой войны

Патриотическому угару августа 1914 года предшествовал мощнейший финансовый кризис, разоривший одних и обогативший других. Что же происходило в последние числа июля – первые числа августа 1914 года в твердынях капиталистического мира — биржах и банках Европы, Америки и Азии?

Мировая финансовая система накануне войны

К 1914 году мировая финансовая система выработала ряд правил и принципов, которых придерживались практически все крупные и малые страны. Это была сложная система сдержек и противовесов, элементы которой (банки, государство, общество) поддерживали друг друга, но в минуты кризиса их интересы могли кардинально разойтись.

Лондон, указывает историк Николас Малдер, был стержнем глобальной финансовой системы. Лондонский Сити обладал собственной глобальной империей, причём её география была ещё более разнообразной, чем современное Британское содружество наций. Самые важные банки были представлены пятью финансовыми учреждениями, основанными представителями семейств Ротшильдов, Барингов, Морганов, Клейнвортов и Шредеров. Они, как отмечает Малдер, «участвовали во всех самых смелых и прибыльных инвестиционных проектах по всему миру». Но крупнейшими всё же оставались акционерные банки с большими балансами, такие как Westminster (104 млн фунтов стерлингов), Lloyds (107 млн) и Midland (109 млн), у которых были миллионы вкладчиков.

В 1912 году, пишет Малдер, Лондонский Сити через свои дисконтные рынки для векселей финансировал более 60% мировой торговли. Более 7 млн фунтов стерлингов в таких векселях регистрировалось в день в лондонских акцептных банках, которые совокупно обладали действующими активами в более чем 300 млн фунтов стерлингов. Около 2/3 международных контрактов по морскому страхованию заключалось в Великобритании. Эта финансовая гегемония не была, подчёркивает Малдер, какой-то чисто бумажной, ни на чём не основанной реальностью. Власть Сити базировалась на огромной коммерческой и промышленной базе и была подкреплена прямым или косвенным британским контролем над инфраструктурой мировой торговли. 70% телеграфной кабельной сети во всём мире состояли из линий, эксплуатируемых британскими организациями. Британские судоходные компании перевозили 55% всех морских грузов в мире (американские и французские ещё примерно 25%). Британия контролировала около 3/4 всего коксующегося угля, ежегодно использовавшегося международными морскими грузовыми компаниями.

Модель с разделением обязанностей между банками, инвестиционными компаниями, акцептными банками и т.д., изобретённая в лондонском Сити, была воспроизведена в меньших масштабах в национальных финансовых центрах по всей Европе. Как правило, пишет Малдер, «несколько специализированных и активно действующих по всему миру инвестиционных банков будут находиться на вершине финансовой иерархии, а ниже уже основная группа крупных акционерных или универсальных банков будет объединять функции хранителя капитала и денежного рынка». Эти рыночные игроки в свою очередь будут связаны с более широкой общенациональной сетью региональных сберегательных банков и трестов, а также будут пользоваться услугами биржевых маклеров и страховщиков. Так, «финансовая экосистема Парижа сосредоточилась вокруг банка Crédit Lyonnais (113 млн фунтов стерлингов в 1913 году, крупнейшее финансовое учреждение в мире), Société Générale (95 млн фунтов) и Comptoir national d'escompte de Paris (75 млн фунтов), которые конкурировали с группой старых, но более мелких банков, ориентированных на обслуживание государственных финансов и инвестирование в реальные активы по всему миру».

В Берлине, третьем по величине финансовом центре Европы, основными действующими лицами были Deutsche Bank (112 млн фунтов стерлингов), Disconto Gesellschaft (58 млн) и Dresdner Bank (72 млн), которые активно участвовали в финансировании торговли и кредитовании промышленности, в то время как кредитование суверенных заёмщиков было прерогативой небольшой группы частных инвестиционных домов, таких как Mendelssohn & Co. и Bleichröder. В целом, отмечают историки, в Германии была менее централизованная финансовая система, поскольку региональные и местные сберегательные банки образовывали подавляющее большинство финансового капитала в Германской империи.

В Соединённых Штатах финансовая система также была очень обширной и чрезвычайно регионализованной. На знаменитой Уолл-стрит чувствовалась мощь крупных национальных банков, таких как Bankers Trust, National City Bank (57 млн фунтов стерлингов) и Guaranty Trust Co. (47 млн). Их доминирование было очевидным, как указывает Малдер, благодаря роли в финансировании промышленности; тут они непосредственно конкурировали с очень сильными инвестиционными банками: JP Morgan & Co., Kidder Peabody & Co., Lee Higginson & Co., Kuhn, Loeb & Co., Speyer & Co., и J. & W. Seligman & Co. Эти банки сыграли потом важную роль в международном финансировании Антанты и, одновременно, были ответственны за относительное отсутствие внешней задолженности у центральных держав.

Обвал фондовых рынков и закрытие бирж

В небольшом рассказе «Сомс и Англия в 1914–1918 гг.», который, по задумке Джона Голсуорси, служил дополнением к знаменитой «Саге о Форсайтах», есть примечательный эпизод (перевод М. Лорие):

«…Разнёсся слух, что Германия объявила войну России. Сомс решил, что это газетная утка; но полночи он провёл без сна, а в понедельник утром, прочтя о том же в «Таймс», первым поездом поехал в город. День был неприсутственный, и он направился в свой клуб в Сити — единственное место, где была надежда что-нибудь узнать. Оказалось, что многие явились туда с той же целью, и среди них — один из компаньонов обслуживавшей Сомса маклерской конторы «Грин и Грининг», или, как их чаще называли, «Врин и Врининг». Сомс изложил ему свои пожелания относительно продажи кое-каких ценных бумаг. Маклер… искоса поглядел на него.

— Ничего не выйдет, мистер Форсайт. Биржа, говорят, несколько дней будет закрыта.

— Закрыта? — переспросил Сомс. — Вы что, хотите сказать, что они прекратят операции, даже если…

— Ничего другого не остаётся, иначе акции сразу слетят до нуля. И так уже начинается паника.

— Паника! — повторил Сомс, грозно глядя на маклера («Так я тебе и поверил!»). — Считайте, что не получали от меня распоряжений; ничего я не буду продавать».

Действительно, паника, которая в течение недели охватила биржи Европы и распространилась затем на другие части света, была невероятной. Первым днём паники можно считать 23 июля 1914 года, когда Австро-Венгрия объявила Сербии об ультиматуме, касающемся расследования дела об убийстве эрцгерцога Франца Фердинанда. Поздняя новость уже не могла обвалить фондовые рынки Европы и парализовать работу банков, но сумела спровоцировать падение котировок в Торонто и Монреале. Далее последовал обвал в самой Европе.

24–25 июля рухнули курсы на Берлинской бирже, а затем, в воскресенье 26 июля, руководства бирж в Вене и Будапеште решили не начинать торги в понедельник. В понедельник же 27 июля закрылись после рекордного падения фондовые рынки в Париже, Брюсселе, Осло, Стокгольме и Одессе. В следующие два дня лихорадило уже все крупные финансовые центры.

«Биржа пережила панику, какой давно не видела, — цитирует журналист публикацию в одной из газет от 15 июля (28 по новому стилю) 1914 года. — Даже сведения о созыве чрезвычайного собрания банковского «Красного Креста», обычно влияющие на биржу успокоительно, не оказали сегодня никакого влияния. Все ценности, не исключая государственной ренты, летели вниз с головокружительной быстротой!»

После обстрела с австрийского монитора сербской столицы ничто уже не могло удержать цены. 31 июля пали последние бастионы — биржи Лондона и Нью-Йорка. Современный автор приводит слова свидетеля кризиса:

«Фондовая биржа была закрыта с 31 июля до середины декабря 1914 года, и Уолл-стрит пребывала в запустении. Не было денег, не было никаких сделок… Я уже был должен всем своим друзьям, и поэтому мне было неловко опять просить их о помощи, тем более что в тогдашней ситуации никто не располагал достаточными возможностями для этого. Поскольку фондовая биржа была закрыта, ни один брокер был не в силах чем-либо мне помочь, так что добыча денег превращалась в почти неразрешимую задачу».

Впрочем, историки отмечают, что банкиры и биржевые игроки за океаном почувствовали возможность для Нью-Йорка сместить Лондон с позиции главного финансового центра всего мира.

Обвал и прекращение работы продолжились и дальше. Кризис затронул региональные банки и биржи в Северной Америке — кроме одной биржи в Колорадо, где то ли не знали о кризисе, то ли решили, что будущая война сыграет на руку горнодобывающей отрасли штата, — латиноамериканских странах, Австралии и Новой Зеландии. Закрылась на несколько дней, но потом вновь начала торги Токийская фондовая биржа. В конечном счёте, из 120 бирж во всём мире в первую неделю августа работали только шесть в трёх из 43 стран, где вообще велись какие-то торги акциями.

Толпа осаждает банки

После падения бирж и грандиозной паники среди игроков настала очередь и всего остального общества почувствовать перемены в денежной и, шире, финансовой системах.

Для многих в странах Антанты, Тройственного союза и нейтральных государствах самым важным были не акции, а банковские накопления. Существование золотого стандарта и свобода обмена бумажных денег на монеты из драгоценных металлов успокаивали многих. Накопления на банковских счетах и сами банки казались незыблемыми как Гибралтар. Но известия об ультиматуме и распространение панических слухов о войне заставили многих на всякий случай снять все сбережения или их значительную часть. Около отделений собрались очереди из тысяч вкладчиков.

Так, за несколько дней перед войной сумма вкладов в банках Германии сократилась на 20%. В венском Первом сберегательном банке 28 июля 7000 вкладчиков забрали свои вклады. Во Франции осаждённые толпами банки выдали сумму, эквивалентную 120 млн фунтов стерлингов, при том, что общие запасы золота в центральном «Банк де Франс» оценивались в 165 млн фунтов стерлингов.

За океаном паника распространилась прежде всего среди вкладчиков европейских банков, а также в странах-колониях и доминионах европейских держав. Так, в Канаде граждане активно изымали свои деньги из банков, а в соседних США этого не происходило. Единственным пострадавшим, но всё равно выжившим банком там оказался Германо-Американский банк на Манхэттене. Пережив очереди из нервных клиентов и распрощавшись с большой суммой денег, банк спешно переименовался в Континентальный банк Нью-Йорка.

Одновременно с уменьшением вкладов исчезали из оборота драгоценные металлы. Золотые и серебряные монеты сначала перестали выдавать банки, а затем вообще все коммерческие учреждения. К толпам, желавшим взять свои вклады, присоединились толпы, жаждавшие превратить свои бумажные накопления в надёжный металл, так, в Амстердаме перед Банком Нидерландов собралось 4000 человек. На несколько дней всякая возможность совершать сделки в Европе исчезла, поскольку все ждали ясности и не желали рисковать своими финансами.

Практически мгновенно многие европейские страны, даже нейтральные, запретили экспорт золота. С 27 июля по 6 августа мировой золотой стандарт де-факто исчез, поскольку свободная конвертация золотой валюты была отменена. Только восемь стран — Великобритания, США, Нидерланды, Швейцария, Япония, Австралия, Новая Зеландия и Южно-Африканский Союз — сохранили конвертацию.

Непосредственно перед войной и в первые дни в некоторых воюющих странах был введён мораторий на выплаты по облигациям государственных займов. В той или иной форме везде были введены запреты на биржевые торги, совершение крупных сделок и ограничение доступа к банковским депозитам (так произошло во Франции), платежи по кредитам, выплаты по закладным для фермеров (например, в Канаде) и т.п. Это было сделано из соображений финансовой безопасности или, в некоторых странах, в целях поддержки призывников, семьи которых без ушедшего в армию работающего мужчины в одночасье могли разориться. Мораторий во многих странах был введён на один месяц, однако правительства продлевали его вплоть до окончания войны.

Итак, война ещё и не началась, а дезорганизация финансов уже поставила европейские страны в чрезвычайно сложное положение. Конфликт 1914–1918 гг. с первых дней навсегда изменил старую экономическую систему. Прежнее финансовое процветание уже никогда не вернётся, золотая эпоха стабильности безвозвратно ушла в прошлое.