Не только Барбюс: французские писатели–ветераны Первой мировой

Не стала исключением и Франция, многие писатели которой попали на фронт и запечатлели свои военные переживания на бумаге. Среди них, безусловно, выделяется фигура Анри Барбюса, чье произведение «Огонь» стало знаковым и породило множество подражаний, однако французская военная литература не исчерпывается этим романом. Какие же еще имена и названия можно вспомнить, когда мы говорим о французской военной литературе?

Русскоязычному читателю обыкновенно хорошо известны несколько иностранных художественных произведений о Первой мировой войне. Великобритания представлена «Последним героем» Олдингтона, Германия – романами Ремарка, Австро-Венгрия (или, точнее, уже Чехословакия) – гашековским романом о бравом солдате Йозефе Швейке, американский взгляд на войну дан в романе Хемингуэя «Прощай, оружие и Дос Пассоса «Три солдата».

Можно вспомнить, в принципе, и еще несколько имён, но в целом европейские и американские сочинения о Первой мировой войне, созданные ветеранами этого конфликта в течение 1920–1930-х гг., представлены фрагментарно и не дают полной картины. Например, вообще неизвестны итальянские тексты Курцио Малапарте или Эмилио Луссу, не переводились или редко переиздавались словенские, венгерские, румынские романы и повести и т.д.).

Сходная картина сложилась и в отношении французской литературы. Подчас кажется, что кроме романа Анри Барбюса «Огонь» ей просто нечего предложить, хотя это, безусловно, не так.

Французские писатели до войны. Война и потери

Война мобилизовала не только рабочих и крестьян, но также интеллигенцию. Французские писатели и поэты охотно откликнулись на призыв Республики. Среди пришедших на призывные пункты были представители самых разных стилей и направлений, и многие из именитых или только начинающих литераторов немедленно нашли на Великой войне свою смерть.

Так, в сентябре 1914 года во время первой битве на Марне погиб молодой писатель-реалист Ален-Фурнье (настоящее имя Анри Фурнье), за год до того прославившийся своим романом «Большой Мольн». Тогда же был убит его старший товарищ по ремеслу Шарль Пеги, писатель и драматург, до войны проделавший путь от активного участия в социалистическом движении к не менее активной деятельности в рамках национально-религиозного направления в политике и искусстве.

Другие успели повоевать больше. Так, писатель Эмиль Дриан, печатавшийся под псевдонимом «Capitaine Danrit», создал много романов в жанре т.н. «воображаемой войны». Темами его произведений становились, например, будущая война с Германией («Война за завтрашний день», 1888) и конфликт с Великобританией («Смертельная война: Франция – Англия», 1902). Уже пожилым человеком родившийся в 1855 году резервист Дриан был снова призван в армию, когда разразилась война. Он дослужился до звания подполковника и был убит под Верденом в 1916 году. В этом, наверное, можно увидеть усмешку истории. Как пишет историк Николя Бопре, картины будущих войн, которые рисовал Дриан в своих романах, «были чрезвычайно популярны. Их предупреждения, несомненно, способствовали созданию особого психологического климата, предвосхищавшего войну в Европе задолго до событий в Сараево в 1914 году».

Многим посчастливилось успешно пройти всю войну – как, например, знаменитому писателю и поэту, проповеднику литературы авангарда, Гийому Аполлинеру. Иностранец польско-итальянского происхождения (настоящая фамилия Костровицкий), воевавший в рядах французской армии и всецело принадлежавший французской культуре и литературе, он своим волонтерством заслужил гражданство Республики и, одновременно, почетное право «умереть за Францию». В 1916 году он был ранен в голову, прооперирован, два года находился в госпиталях и стал в 1918 году жертвой знаменитой эпидемии «испанского гриппа». В его поздних стихотворениях (сборник «Каллиграммы: Стихотворения мира и войны, 1913–1916») образ войны занимает центральное место. Из стихотворения «К Италии» (пер. Н. Лебедевой):

«Любовь перепахала мою жизнь как бомбы полосу

передовую

Пришли война и зрелость совпадая

И ныне в августе пятнадцатого здесь

Вот в этом наспех вырытом окопе в жаркий день

Все мои мысли о тебе Италия отчизна сердца моего

Когда фон Клюк шел на Париж в преддверье

Марны

Мне вспоминалось разграбленье Рима ордами

германцев

Как описали ту картину

Испанец Деликадо Бонапарт и Аретино

Я силился понять

Возможно ли чтоб нация

Вскормившая культуру всей Европы

Ждала уничтожения безропотно».

Друг Аполлинера, швейцарский поэт-авангардист Блез Сандрар, также воевал во французской армии и тоже заслужил гражданство, но потерял руку. Его автобиографическое произведение «La main coupée» («Отрезанная рука», существует в двух вариантах – 1918 и 1946 гг.) посвящено войне и написано с большой выразительностью. Ужас войны для Сандрара заключается не только в вылазках и схватках за траншеи, но и загадках, которые не имеют решения. Один из эпизодов его книги особенно показателен (пер. автора):

«Прекрасным утром в июне мы сидели в траве, которая покрывала наш бруствер и прятала колючую проволоку, и которую нужно было скосить и разбросать. Мы сидели среди этой высокой травы, беседуя спокойно в ожидании супа… когда вдруг этот идиот Фаваль вскочил, вытянул правую руку, указывая на что-то пальцем, и, закрыв глаза левой рукой, начал издавать жалобные вопли, как будто собака воет… Мы вскочили и удивленно уставились туда, куда он указывал: в трех шагах от Фаваля выросла, как большой цветок, посаженный среди травы, как красная лилия, истекающая кровью, прямая рука, отрезанная по локоть, будто кто-то, все еще живой, зарылся в землю пальцами, как бы пустив корни. Никакие самолеты тем утром не пролетали, вблизи или далеко не было никаких выстрелов или взрывов. Над нами было нежное небо. Солнце мягко светило. Над весенней травой было полно пчёл и бабочек. Ничего не происходило».

Наследники и продолжатели Барбюса

Однако наиболее мощной была, конечно, литература реализма. Недаром Раймон Лефевр, сам прошедший войну и навсегда оставшийся ее убежденным противником, говорил (пер. Ф. Наркирьера):

«От вас [писателей] добивается он [фронтовик] правды, как бы она ни была тяжела, лишь бы от нее не несло лицемерным оптимизмом, который по сточным канавам прессы доходит от тех, кто одерживает победы в тылу, до тех, кто складывает головы на фронте».

В данном случае, конечно, надо отдать должное Анри Барбюсу. Его книга, изданная уже в 1916 году, была первой. Она проложила дорогу таким талантливым писателям, как Жорж Дюамель (сборники «Цивилизация» и «Жизнь мучеников»), Ролан Доржелес (роман «Деревянные кресты»), Жан Жионо (роман «Большое стадо»), Морис Женевуа (сборник «Те люди из 1914 года», объединивший его работы 1916–1921 гг.). Раймон Лефевр и Поль Вайян-Кутюрье совместно издали сборник рассказов «Солдатская война». Все они были участниками войны, многие были ранены и имели награды. Надо отметить, что их произведения, переведенные и изданные на русском языке в 1920–1930-е гг., к сожалению, в дальнейшем никогда не переиздавались. Во Франции же их произведения стали классикой. Так, например, Андре Моруа отзывался о Жорже Дюамеле (пер. И. Кузнецовой):

«В 1914 году Жорж Дюамель, военный врач второго класса, был назначен в полевой госпиталь хирургом, а затем получил, по своей просьбе, «газовое» отделение. Четыре года войны он провел бок о бок со своими пациентами, сражаясь вместе с ними против смерти на поле брани человеческого страдания. Через его руки прошли тысячи изувеченных, истекающих кровью французов всех слоёв общества – рабочие, крестьяне, буржуа. Он научился уважать их и любить. Почти все они проявляли в страдании сдержанность и целомудрие, которые служили уроком как Дюамелю-художнику, так и Дюамелю-человеку. Они были мучениками веры – веры во Францию – и помогли Дюамелю осознать, насколько глубоко он сам ощущает себя прежде всего французом».

Известный литературовед и критик Жан Нортон Крю, сам прошедший войну, в конце 1920-х гг. в своей биобиблиографической работе «Свидетели» о произведениях ветеранов (романах, мемуарах, дневниках – всего более 300 книг), высоко оценив романы Барбюса и Доржелеса, отметил, тем не менее, что эти тексты выражают преимущественно личные переживания, а не коллективные.

Впрочем, поток писем ветеранов тому же Барбюсу, от генералов до рядовых, свидетельствует, что роман «Огонь» все же сумел выразить опыт всех комбатантов. Сам Крю отдавал предпочтение произведениям Женевуа, которые позднее стали сравнивать с известнейшим текстом (фактически это роман, выросший из дневниковых записей) Эрнста Юнгера «В стальных грозах».

Общий настрой этого направления выразил, наверное, Ролан Доржелес, когда вспоминал о погибших сослуживцах (пер. Л. Савельева):

«Нет, мученическая доля ваша еще не кончена, товарищи мои, и железо еще раз ранит вас, когда заступ крестьянина взроет вашу могилу… Вы были так молоды, так доверчивы, так сильны, товарищи мои – о, нет! вы не должны были умирать… Такая радость жизни была в вас, что она преодолевала худшие испытания. Среди грязи окопов, изнывая под бременем военной тяготы, даже перед лицом смерти – вы смеялись, я слышал ваш смех и никогда не слышал плача. В этой способности шутить не воплощалась ли ваша душа, бедные друзья мои, не она ли придавала вам больше силы? Чтобы рассказать о ваших долгих страданиях, я решил тоже пошутить, посмеяться, как смеялись вы. Один в моих безмолвных грезах, я опять взвалил сумку на спину и, без спутника, мысленно еще раз совершил весь путь с вашим полком – теперь полком призраков».

Случай Селина

Необходимо сказать и о том, кто оказался в стороне от направления, заданного Барбюсом и Доржелесом, которое, в сущности, восходит к натуралистической школе Эмиля Золя. Этот отщепенец – Луи-Фердинанд Селин, тоже ветеран Первой мировой войны. Изданный им в 1934 году роман «Путешествие на край ночи», первая часть которого описывает как раз военную одиссею главного героя, произвел впечатление разорвавшейся бомбы. Если у Барбюса, Доржелеса и прочих есть оптимизм, надежда на обновление после войны связана с социальной активностью масс, революцией, очищением общества от скверны, то здесь ровно наоборот. Как верно подметил Л.Д. Троцкий, оказавшийся внезапно большим поклонником романа:

«Зрелый человек, с огромным запасом наблюдений врача и художника, с суверенным безразличием к академизму, с исключительным чувством интонаций жизни и языка, Селин написал книгу, которая останется независимо от того, напишет ли он другие и будут ли они на высоте первой. «Путешествие вглубь ночи» – роман пессимизма, книга, продиктованная скорее ужасом перед жизнью и усталостью от неё, чем возмущением. Активное возмущение связано с надеждой. В книге Селина надежды нет… Роман задуман и выполнен как панорама жизненной бессмыслицы, ее жестокостей, коллизий, лжи, без выхода и просвета».

Думается, что роман Селина закрыл целую страницу в истории французской военной литературы. Приемы и настроение романа стали определяющими для последующего восприятия войн и конфликтов. С чувством глубокого отвращения ко всякой бойне, неверием в высокие фразы и пессимизмом Франция в 1930-е гг. двигалась навстречу новым испытаниям, перечеркнувшим во многом все то, что было прежде. Романы и рассказы ветеранов Первой мировой войны превратились в факты истории, и лишь считанное их число вошло в литературный канон и обрело вечную жизнь.

Продолжение следует: