Несказочный мир Елены Поленовой, автора волшебных иллюстраций к русским сказкам, воплощавших «пленительное безумие детской фантазии»

Далее мы расскажем и покажем, чем замечательно творчество младшей сестры Василия Поленова.

Картины Елены Поленовой покупал Третьяков, а акварельные пейзажи чрезвычайно высоко оценивали коллеги. Репин говорил, что её этюды — лучше, чем у Шишкина. Не слишком щедрый на похвалы критик Стасов восторженно превозносил её «необыкновенный и оригинальный талант», а художники рубежа ХIX-ХХ веков — Александр Головин, Иван Билибин, Леонид Пастернак, Александр Бенуа — считали Елену Поленову «крестной матерью» русского модерна. Однако не живопись сделала ей имя. В русской культуре Поленова стала первопроходцем в таких областях, как книжная иллюстрация и промышленный дизайн.

И до сих пор антикварный и арт-рынок ценят мебель по эскизам Елены Поленовой едва ли не выше её картин. Хотя и последние успешно продаются.

Из сравнительно недавнего: акварельная работа Елены Поленовой «После Купания» в 2010 году была продана на аукционе Christie’s за «скромные» 37 тысяч фунтов, в то время как буфет по её эскизам продавцы антиквариата оценивают в 7,5 миллионов рублей.

«Девочка из хорошей семьи»

Иван Крамской. Портрет В. Н..Воейковой

В один из дней умная и властная генеральша Вера Николаевна Воейкова собрала пятерых внуков, детей её дочери Марии и историографа Дмитрия Поленова, и объявила: коль скоро к вам ходит учитель рисования, будем проводить экзамен! По всем академическим правилам.

Дети — 13-летние близнецы Вера и Вася, будущий художник, средние братья Алеша и Костя и самая младшая из всех, 8-летняя Лиля (так, и только так, Елену Поленову называли в семье), получили задание писать картину на одну из исторических тем: «Суд царя Соломона», «Сергий Радонежский благословляет Дмитрия Донского перед Куликовской битвой» или «Иисус Навин у стен Иерихона».

Задание серьёзное, непростое. Как в Академии.

Первую золотую медаль «бабаша» (так внуки всегда обращались к Вере Николаевне), когда дело дошло до наград, присудила Васе, вторую золотую — Вере. Их братья, за недостатком интереса к искусству, из конкурса выбыли, но удивила всех младшая, Лилька. 8-летняя девочка, выбравшая себе тему из русской истории, про Сергия Радонежского, достойно с заданием справилась. «Лиленьке — за оригинальность и усердие — первую серебряную медаль!» — постановила «бабаша».

Много позже, когда русская старина станет главным среди интересов Елены Поленовой, а сама она — первым иллюстратором и собирателем русских народных сказок и создателем оригинальных декоративно-прикладных изделий в русском стиле, бабушкин экзамен будет восприниматься как своего рода пророчество.

Впрочем, и удивиляться прозорливости Веры Николаевны Воейковой особо не приходится — уж очень у неё был необычный «бэкграунд». Девичья фамилия бабушки Поленовых по материнской линии — Львова. Она была дочкой Николая Львова, гениального русского архитектора. Осиротев в 15 лет, Веринька Львова воспитывалась в семье своей тетки, материной сестры. Замужем тетка была за Гаврилой Романовичем Державиным. И если почивший Николай Львов был первым русским архитектором своей эпохи, то Державин, вплоть до пушкинского дебюта, — первым поэтом. Можно представить, каким был круг общения Веры Николаевны в её детстве и юности.

Замуж она вышла по любви, за молодого генерала Алексея Воейкова ( портрет ниже), а в 33 года осталась вдовой.

Портреты знаменитого архитектора Николая Львова и его невесты, а потом жены Марии Дьяковой — одни из лучших у Дмитрия Левицкого, а сама история их любви, тайного венчания и семейной верности — тема не одного чувствительного романа об эпохе русского Просвещения. Елене и Василию Поленовым Николай и Мария Львовы приходятся прадедом и прабабкой по материнской линии.

Чему учиться Лиле?

В 1858 году, незадолго до своей смерти, художник Александр Иванов привёз в Петербург выстраданное «Явление Христа народу». Для семейства Поленовых это стало настоящим событием. Мать несколько раз водила детей посмотреть на гигантское полотно. Их отец рассказывал другу в письме: «Маша с детьми часто ходит в Академию единственно для картины Иванова, и дети, то есть старшие, замечают и судят очень порядочно. Понимают и восхищаются…«

Академия весьма рано стала для детей Поленовых местом близким, почти семейным. Видя, что у старшего сына, 15-летнего Васи, большие способности, родители решают пригласить к нему и Вере учителя из студентов Академии — Павла Чистякова. Чистяков тогда еще не был тем, кем станет через 2−3 десятилетия, — наставником многих выдающихся русских художников от Репина до Серова. Близнецы Вера и Вася Поленовы стали для молодого педагога «пробой пера».

Чистяков, впрочем, быстро раскусил, что у Веры особого таланта к рисунку и живописи нет, а вот Вася — да, у Васи задатки. Чистяков о нём говаривал родителям, чуть посмеиваясь: «Они — колорист. Мне нравится, как они рисуют, точно играют». «Он тогда говорил в третьем лице во множественном числе», — пояснит много позже его манеру выражать Поленов. Был в этом лёгкий ернический оттенок, которым Чистяков, простолюдин, бравировал перед этими знатными петербургскими господами.

Чистяков одним их первых отметит, как одарена другая сестра Поленова — не Вера, а 9-летняя умница Лиля. И станет учить и её.

Должно быть, у родителей будущее Елены вызывало серьезную тревогу. Со старшими детьми было как-то яснее: красивая и послушная Вера вышла замуж и переехала в Киев. Василий учился одновременно и на юридическом факультете университета, и в Академии. Закончил, получил Большую золотую медаль, уехал пенсионером за границу. Ну, а Лиля? Да, безусловно, и у неё есть художественный дар, но ведь женщин не берут в Академию!..

А способности и жажда учиться у младшей Поленовой были незаурядными. Она вместе с братьями штудировала университетские курсы математики и права, а от отца унаследовала страсть к истории; интересовалась также геологией, минералогией, литературой, читала Дарвина и Канта. В 25 лет Елена выдержала экзамен и поступила на Высшие женские педагогические курсы, получила диплом домашней учительницы истории. Но всё это было не то. Не то, что ей нужно и не то, для чего она родилась.

Несколько лет Поленова продолжала брать частные уроки у Чистякова и Крамского. В Париже, куда у неё была возможность ездить за художественными впечатлениями, Елена познакомится с художником Шарлем Шапленом, который, посмотрев на её работы, скажет: «У Вас есть талант… В Вас есть содержание, что ещё больше, но Вы не владеете техникой дела, и вот чем Вы должны стремиться овладеть».

Ей будет уже под 30, когда она решит всё же получить «официальное» художественное образование и поступить учиться в ОПХ — Общество поощрения художников. Не Академия, конечно, но всё же. В рисовальной школе при ОПХ Елена Поленова с успехом закончит керамический и акварельный классы.

«Какой скандал, Вася, — радостно сообщала она брату, — меня посылают в командировку за границу от Общества поощрения. Я думаю, это первый пример в истории, по крайней мере, в русской, чтобы особа нашего бабьего сословия получала поручение и отправляема была в командировку с целью изучения и т. д.». И — о Париже: «…всё-таки, нигде на свете так хорошо не работается, как здесь. Вот ещё деревня для вольного труда с натуры хороша. Работать в Имоченцах, и в Воейкове, и где угодно, а учиться в Париже, а жить — в Москве».

Акварель или масло?

За границей Елена совершенствуется в живописи по керамике и эмали, а для души пишет этюды по мотивам своих дорожных впечатлений. Пейзажный набросок с натуры со временем становится её любимым жанром. Где бы ни была — в Париже ли, в Костроме, в бабушкином ли поместье Ольшанка или в родительских Имоченцах — Поленова не расстаётся с блокнотом для натурных зарисовок.

В 1882 году, особо не претендуя на успех, художница решается представить своё акварельное творчество публике — и неожиданно получает отличные отзывы. Репин отдаёт предпочтение её этюдам перед шишкинскими, а её требовательный наставник Чистяков приходит от работ Поленовой в восторг и заключает: «Её этюды акварелью сделали бы честь самому пресловутому художнику-мужчине!»

У пейзажей Елены Поленовой есть ряд особенностей, сразу заставивших критику говорить о том, что художница имеет свой голос. Во-первых, тонкость и безупречная верность натуре. Во-вторых, избегание всего большого, масштабного (дальних горизонтов, распахнутых далей) и предпочтение ему укромных уголков, безлюдных местечек. В третьих, так называемая «лягушачья перспектива»: многие пейзажи Поленовой «увидены» снизу вверх.

Поленова почти не писала водной глади, или лунных ночей, или экзотической природы (как, например, много путешествующий по далёким странам её брат Василий... Тревел-блог Василия Поленова (ч.1) и Тревел-блог Василия Поленова (ч.2) ). Зато изображала цикории и мальвы, тысячелистник и татарник, кувшинки и осоку, пожелтевшие листья и голые ветки. Она очень хорошо осознавала камерный характер своих предпочтений:

- Для меня пейзажный этюд с натуры летом составляет главный, существенный интерес жизни. Виды, а уж особенно грандиозные, мне не по натуре. За душу захватывает лишь своя, хорошо знакомая, природа, северная или среднерусская, особенно тогда, когда она выражена в маленьких, ничтожных как будто, но глубоко поэтических уголках. Это мне близко и дорого, — это мне и удаётся.

Интересно, что виртуозно владея техникой акварели, Елена Поленова долгое время не решалась работать маслом. Её смущало отсутствие академической выучки, да и сравнения со знаменитым братом не хотелось. А убедил её попробовать силы в новых техниках и жанрах её учитель Чистяков — очень уж любил озадачить учеников чем-нибудь неожиданным. Сюжеты для картин Поленова чаще всего будет выбирать исторические или бытовые, иногда — пейзажи. Первую же её картину маслом, которую художница представит публике, «Иконописную мастерскую XVI века», купит Третьяков.

Любовь и прочие неприятности

У Елены Поленовой не было детей, она никогда не была замужем, а её немногочисленные биографы обязательно упоминают, что с конца 1870-х годов художница приняла окончательное и бесповоротное решение посвятить свою жизнь искусству. Но что это значит?..

В 1874 году Лиля Поленова приехала в Киев к старшей сестре. Её муж был там директором Института благородных девиц, сама Вера тоже не сидела сложа руки — преподавала, пыталась составлять школьную хрестоматию, позже, когда начнется Русско-турецкая война, будет ухаживать в госпитале за ранеными. Предполагалась, что и Лиля, не определившаяся с призванием, займётся чем-нибудь социально-полезным, например, закончит курсы и станет преподавать арифметику. Или рисование. Или «мироведение». Девушка из хорошей семьи после эпохи 1860-х не мыслила себя вне идеи общественного служения.

В это время 23-летняя Лиля знакомится с человеком, который вызывает у неё больше чем симпатию — молодым профессором кафедры медицинской физики Киевского универститета Алексеем Шкляревским. Ему 34, он защитил в Петербурге диссертацию «О прохождении белых кровяных шариков сквозь коллоидные оболочки», в научных целях бывал за границей, но не сухарь — интересуется искусством, высоко ценит передвижников и особенно Крамского, одного из Лилиных педагогов.

Молодые люди много времени проводят вместе, они мечтают, как когда-нибудь поедут в Москву. Шкляревский заканчивал там медицинский университет, Лиле же нравится сама идея — жить в городе, где улицы дышат так любимой ею русской стариной. Скоро становится ясно: Лиля любит и любима. Ни она, ни Шкляревский даже не предполагают, что им нужно что-то скрывать. Счастливая, как никогда ранее, Лиля рассказывает о своих чувствах и планах сестре и — в письмах — родителям и братьям.

Между тем Вера с мужем шлют старшим Поленовым тревожные депеши. Смысл их, завуалированный благопристойностями, таков: этот Шкляревский, наглец, оповестил уже весь Киев, что женится на Елене Поленовой. А какого он сам происхождения — что-то неясно. Уж, мягко говоря, не великокняжеского. Он вообще, может статься, поляк! Поляков нам еще недоставало — хватит и того, что Василий в письмах из-за границы, заставляя мать не на шутку волноваться, критикует политику России и отстаивает право Польши на вольность!

Мария Алексеевна, мать Поленовых, спохватывается и тоже едет в Киев: посмотреть, что же на самом деле происходит. У неё из головы не идёт письмо Веры: «Мы не знаем ни его деятельности, ни среды, ни его самого как человека и, по-моему, не можем так рисковать Лилькой, которая, конечно, теперь находится в экзальтированном состоянии. Надо, чтобы все это успокоилось, чтобы Лилька пришла в нормальное состояние…»

Шкляревского мать Поленовых даже не удостаивает очным знакомством, а дочерей спешно увозит из Киева в Баден-Баден. Лиле не говорят прямо, что такой брак неугоден родителям. Увещевают, что некуда спешить, нужно подождать, приглядеться и т. п. Вскорости в Баден приезжает и Василий Поленов, взбудораженный отчаянным Лилиным письмом: «…если бы ты знал, как мне теперь трудно, ты бы, наверное, приехал повидать нас в Баден, ты один у меня, который относится сочувственно. Вера не сочувствует… Остальные члены семьи… все сделают, чтобы расстроить это и так далее… Они еще уверяют, что он поляк и это скрывает, а он настоящий малоросс по происхождению и русский по симпатиям и интересам».

А Вера нашёптывает брату: Шкляревский — коварный и корыстный, Лиля нужна ему, чтобы попасть в аристократический круг. «По словам Веры и Лильки — это два разных человека», — заключит Василий Поленов другу семьи Федору Чижову.

Чижов — давний друг родителей Поленовых, богатый и влиятельный промышленник и меценат, компаньон Саввы Мамонтова. Будучи человеком практичным и многоопытным, он производит собственное «расследование»: «…С видом постороннего человека разузнавал о Шкляревском и узнал: 1) что он чистый малороссиянин, а не поляк; 2) что он из семейства бедных дворян Черниговской губернии, что превосходный сын и потому нисколько не смущается тем, что мать его ходит в платке — для дам самое страшное преступление; 3) что он превосходный человек, весьма образованный и с весьма эстетическим вкусом, весьма и весьма душою предан искусству. Одним словом, все его хвалят. Сам по себе он не нуждается в средствах, потому что имеет большую практику медицинскую. Полагаю, что искание аристократических связей приписано ему Хрущовым».

Увы, Поленовым этого оказалось недостаточно. В конце концов, Шкляревский, уязвлённый отношением родственников Елены, отказывается от дальнейших совместных планов с нею.

«Это было слишком хорошо, чтобы могло осуществиться, — пишет Лиля Чижову, который принял её сторону в этой непростой истории, — Пусто, холодно, одиноко стало во мне и вокруг меня с тех пор, как я от него отказалась. Что я сделаю теперь со своей длинной ненужной жизнью, не могу себе представить; как поволочу ее дальше, а нужно волочить со дня на день, без желания, без смысла, без будущего… А невеселую эпоху переживает теперь Ваш Лилек и сколько ни думает, исходу не может придумать. Покуда мне приходилось бороться со взглядами и мнениями моей семьи, борьба имела смысл. Теперь, по словам Веры, он сам разделяет отчасти их взгляд, следовательно, приходится только подчиняться… Теперь при этих обстоятельствах мне легко отказаться от него. Но забыть и разлюбить его не могу никогда, да что толку, лучше было бы, если бы могла».

Не просто любовная драма, а глобальное предательство со стороны тех, кого беззаветно любишь, — матери и сестры, но и Шкляревского, конечно, тоже — вот чем обернулось её первая любовь для Лили. Она изменилась и замкнулась. Только интересеная работа мало-помалу наполнит жизнь Елены Поленовой светом и смыслом.

"Абрамцевский период" Поленовой: обретённое призвание

В 37 лет умрет от плеврита Вера, а за 3 года до этого не станет отца Поленовых, и Лиля с матерью переберутся в Москву, в гостеприимный дом Василия Поленова. Он как раз совсем недавно женился на Наталье Якунчиковой — молодой родственнице Мамонтовых, его ближайших друзей. Конечно, брак Поленова, по меркам его родителей, тоже должен был бы считаться мезальянском — Наталья Васильевна была из купеческого сословия. Но то ли мать за прошедшее десятилетие смягчились, то ли долго не складывающаяся личная жизнь и Лили, и Василия заставили Марию Алексеевну несколько пересмотреть свои дворянские предубеждения.

Василий Поленов привёз мать и сестру в Абрамцево, к Мамонтовым. Это оказалось прекрасной идеей. Сначала Лиля, по свидетельствам мемуристов, «дичилась». Но вскоре оттаяла, втянулась в общие дела и развлечения, начав с разработки костюмов к спектаклям, которые ставил Савва Мамонтова. А с женой Мамонтова Елизаветой Григорьевной отношения у Елены сложились самые доверительные. Именно ей спустя почти 10 лет Елена расскажет о том, какую пустыню выжгло в её душе предательство родных. Оказалось, есть у Мамонтовой и Поленовой общее увлечение — русская старина, и вскорости это необычное хобби захватило их целиком.

Началось с того, что Елизавета Григорьевна придумала создать в Абрамцево настоящий музей русской старины. Но где взять экспонаты? С новой подругой они стали ездить по деревням разных губерний в поисках образцов народного искусства, и, нужно скзать, нередко им попадались шедевры.

«Вещи, украшенные резьбою, которые нам удавалось находить во время наших поездок: солонки, ящички, донца, швейки, вальки и рубели, прялки и трепала, передки телег и саней, грабли, детские сиделки и скамьи, — мы, по возможности, покупали; более крупные вещи, как столы, висячие шкапики, божницы, лавки, большею частью не подвесные, а прямо вделанные в стену, составляющие как бы часть внутренней архитектуры избы, — я зачерчивала или фотографировала», — рассказывала Елена критику Стасову.

По мотивам собранных безымянных шедевров Елена Дмитриевна начала рисовать авторские эскизы мебели и утвари. Вскоре их оказалось столько, что впору было запускать собственное производство.

Так в Абрамцево открылась столярно-резчицкая мастерская под руководством Елены Поленовой.

Здесь для неё счастливо сошлось всё. Обнаружившийся еще в пейзажах её интерес к многобразию цветов и трав трансформировался в причудливые растительные орнаменты; её идущая из детства любовь к русской старине и прикладное художественное образование получили материальное выражение; наконец, реализовалось горячее желание Поленовой быть нужной и полезной людям — в резчицкой мастерской получали профессию десятки крестьянских детей. Поленова ожила. 7 лет она возглавляла абрамцевскую мастерскую, создала более ста эскизов мебели и утвари. Неоромантический русский стиль тем временем вошёл в моду. Изделия абрамцевской мастерской отлично продавались — в особенности в столицах. Так с легкой руки Елены Поленовой эпоха русского модерна перешагнула двери музеев и аристократических гостиных и органично влилась в русский быт.

— Какой талант! Какой необыкновенный, какой оригинальный талант, какая необычайная способность к русскому стилю, никем у нас не понимаемому и даже скорее всего презираемому и затаптываемому в грязь! — захлебывался от восторга критик Стасов, не устававший пенять Василию Поленову за его «французистость», — И всё это делает кто — женщина, у которой нашлось вдруг и необычайное знание, и необычайная творческая фантазия, и необычайная любовь, даже страсть к нашему национальнорму складу, формам, краскам. Всё это до такой степени неожиданно, непредвидено и вместе сильно, что кажется мне невероятным!..

В этот же период Елена Поленова начинает иллюстрировать русские сказки. Их, разнообразных, диковинных, поэтичных, она слышала множество, собирая по селам экспонаты для Абрамцевского музея. А еще Елене часто вспоминалось, как в детстве бабушка Воейкова забирала её из Петербурга в имение Ольшанку под Тамбовом. Они долго ехали в карете по проселочным дорогам, а когда въезжали в густой и сказочный тамбовский лес, бабушка заводила сказку «Война грибов» — там были целые грибные города, монастыри и посады, а вместо людей действовали рыжики, волнушки и прочие обитатели лесных полян. С иллюстраций к бабушкиной «Войне грибов» и афанасьевской «Белой уточке» Елена и начала. Потом было много других: «Волк и лиса», «Морозко», «Почему медведь стал куцый», записанная лично Поленовой сказка «Сынко Филиппко» и другие.

«Я не знаю ни одного детского издания, где бы иллюстрации передавали поэзию и аромат древнерусскогоскла да, и русские дети растут на поэзии английских и немецких чудно иллюстрированных сказок», — объясняла Елена Дмитриевна свои мотивы заниматься сказками. При её жизни издавать их было проблематично — не существовало достаточных полиграфических мощностей, ей приходилось упрощать линии и обеднять колорит, тем не менее, сделанное Еленой Поленовой было уникально и повлияло на всю последующую историю русской книжной иллюстрации.

Последней работой, к которой художница сделала много эскизов, но всё никак не могла подобрать удовлетворительную натуру, должна была стать картина «Зверь» или «Змий». Поленова в тот период увлеклась символизмом в искусстве, сблизилась с «мирискусниками». Но картина не давалась… Жена Василия Поленова Наталья Якунчикова видела в «Змие» автобиграфичность: «Живя в волшебном мире искусства, срывая цветы его, она не видела того чудовищного зверя, который уже близко подкрался к ней и должен был беспощадно унести её».

Предсказания в искусстве страшны своей способностью сбываться. Елена Поленова умерла, не сумев оправиться от давней дорожной аварии. Через неделю ей должно было исполниться 48 лет.