Если первый поход к берегам Индии Васко да Гама совершал во главе небольшой флотилии из 4 кораблей, в повторном плавании под его началом была уже целая армада. Время дипломатических увещеваний прошло. Маврам и их индийским союзникам предстояло испытать на себе действие португальской корабельной артиллерии.
К родным берегам
Возлюбленных героев величая,
Гирлянды нимфы резвые сплетали
И, с гордой розой лавры сочетая,
Потомков Луза щедро увенчали.
Затем, к своим супругам припадая,
Обет любви и верности им дали,
Сказав, что жизнь и смерть,
несчастья, беды
Не властны над любви святой обетом.
Луиш де Камоэнш, «Лузиады», песнь IX, стих 84
Спустя несколько дней после отплытия из Каликута да Гама высадил на берег одного из пленников и передал ему письмо для заморина, в котором говорилось, что адмиралу бы хотелось считать всё случившееся досадным недоразумением. Пленников же дон Васко обещался вернуть после того, как покажет им Португалию и представит королю, дабы они смогли убедиться, что португальцы – отнюдь не разбойники, каковыми их описывали арабские торговцы.
Путь до побережья Африки был мучительным. За всё время экспедиции умерло от болезней или погибло немало моряков, так что на остальных ложилась дополнительная нагрузка. Команды кораблей также периодически мучили различные недуги, так что те или иные обязанности наравне с командой случалось выполнять и капитанам. Наконец, 2 января нового 1499 года на горизонте показалась земля – это была Африка. Вскоре моряки смогли разглядеть очертания крупного прибрежного города. Лоцман-индус сказал, что это – Могадишо, порт мавританских торговцев и известное логово пиратов.
Как бы в подтверждение его слов от берега отделилась небольшая флотилия лодок и быстро поплыла наперерез португальской эскадре. Да Гама понимал, что ни в коем случае нельзя допустить сближения с ними – немногочисленные и ослабленные болезнями португальские команды в абордажном бою были заведомо обречены. Зычный голос отдал команду, и, вторя ему, в унисон рявкнули бомбарды. Строй пиратских лодок рассыпался, несколько перевернулось, остальные же поспешили ретироваться.
По дороге домой эскадра не упустила случая зайти в едва ли не единственный порт, оставшийся дружественным по отношению к ним – в Малинди. Султан встретил их радушно: путники пробыли в городе несколько дней и пополнили запасы провизии. Помимо этого, да Гама попросил у султана разрешения нанять лоцманов, которые вели его корабли в Индию, для путешествия в Португалию – их знания могли очень пригодиться при составлении новых карт. Султан дал добро, и корабли продолжили свой путь.
На обратном пути болезни унесли жизни ещё нескольких моряков, после чего оставшимся стало совсем тяжко исполнять свои обязанности – на кораблях отчаянно не хватало рук, и, как следствие, ход эскадры значительно замедлился. Было принято непростое решение сжечь «Сан-Рафаэль», команда которого оказалась самой малочисленной, а моряков и груз распределить между «Берриу» и «Сан-Габриэлем».
В довершение всех бед, тяжело заболел Паулу да Гама, и это внесло определённые коррективы в маршрут. Дон Васко отправил Николау Коэлью на «Берриу» прямиком в Лиссабон, чтобы весть об открытии Индии, не задерживаясь, достигла ушей короля. Сам же он повёз больного брата на остров Тершейру, где находился францисканский монастырь. Он надеялся, что монахи если не вылечат Паулу, то хотя бы помогут облегчить его страдания. «Берриу» достиг Лиссабона 10 июля 1499 года. Паулу да Гама боролся за жизнь более месяца, но всё же не смог выйти из этой схватки победителем. В ночь на 30 августа он скончался в монастырской келье. Васко да Гама тяжело переживал смерть брата, однако долг звал мореплавателя в Лиссабон, где его дожидался король Мануэл.
Герои торжественно прошествовали по улицам Лиссабона 18 сентября 1499 года. Народ ликовал, король был доволен. Мануэл I Счастливый был известен своей прижимистостью, если не сказать скупостью, но не уважить адмирала и его людей не мог. Все они были награждены. Сам да Гама получал во владение свой родной город Синиш, однако тот находился во власти Ордена Сантьяго, и рыцари захотели получить взамен его другой город.
Подобный обмен мог быть совершён только с разрешения папы римского, так как военно-монашеские ордена находились в его ведении. Нужно было снаряжать посланца в Рим. Командор Ордена намеренно затягивал дело – несмотря на заслуги да Гамы и то, что он сам был рыцарем Ордена Сантьяго, отдавать Синиш, приносивший солидный доход, крестоносцы не спешили. Ситуацию усугубляло то, что Орден был одним из основных кредиторов короны, и король Мануэл не торопился содействовать Гаме в его притязаниях, чтобы не лишать себя доступа к орденскому золоту.
Выходило так, что героя вроде бы наградили, но получить в распоряжение свою награду он не мог без разрешения из Рима. Король, который, несомненно, мог поспособствовать скорейшему получению этого разрешения, от тяжбы устранился, предоставив сторонам разбираться самим, и дело застопорилось. Чтобы как-то компенсировать да Гаме неудобства, король назначил ему ежегодную пенсию в 1000 крузаду до тех пор, пока Синиш не перейдёт к нему во владение. Забегая вперёд, скажем, что этого так и не произойдёт – тяжба продлится несколько лет, а в 1507 году да Гама покинет Орден Сантьяго и вступит в другое братство – Орден Христа. Обещанную пенсию тоже платили не регулярно – сказывались перебои с поставками с африканских рудников и уже упомянутая прижимистость короля. Все эти неприятности немного компенсировались тем, что вскоре после возвращения домой да Гама женился на Катарине ди Атаиди, девушке из влиятельного клана Алмейда.
Не спеша раскошеливаться, Мануэл, между тем, уже лелеял планы по расширению своих владений. Он уже заочно включил едва открытую Индию в перечень подвластных земель, и его титул теперь звучал как «Король милостью божьей Португалии и Альгарве как по этой стороне моря, так и за морем, в Африке, Повелитель Гвинеи и завоевания, мореплавания и торговли Эфиопии, Аравии, Персии и Индии». Что по этому поводу этом могли подумать аравийские эмиры и иранский шах, Манула беспокоило мало.
Едва остатки эскадры да Гамы прибыли в Португалию, король начал готовить новый поход в Каликут. Сам Гама вместе с Бартоломеу Диашем участвовал в подготовке и рассказал новому адмиралу Педру Альварешу Кабралю о всех подводных камнях каликутских придворных интриг. Эскадра Кабраля из 13 кораблей покинула Лиссабон 9 марта 1500 года. Принял в ней участие и соратник да Гамы Николау Коэлью. Закончилась эта экспедиция в целом неудачно. Кабралю удалось получить от заморина разрешение на торговлю в Каликуте, но ему не хватило дипломатической гибкости да Гамы – при первом же мелком конфликте между португальцами и местными началась поножовщина, европейцам пришлось отступать на корабли, фактория же была сожжена. В отместку Кабраль обстрелял Каликут из бомбард и отплыл восвояси. В Лиссабон вернулись лишь шесть кораблей из тринадцати.
Сладкий вкус мести
Король Мануэл был раздосадован исходом экспедиции Кабраля и решил отправить в Индию ещё одну эскадру – более мощную. Начальствовать над ней сначала хотели поставить Кабраля, но да Гама настаивал, чтобы руководство поручили ему. Он даже соглашался уступить своё адмиральское жалование Кабралю и дать ему отступные в размере 2000 крузадо за это. Причиной такой настойчивости было то, что да Гама не слишком верил в способности Кабраля и считал, что подобные миссии ему не по зубам. Помимо этого, был у него и личный интерес – желание рассчитаться за все обиды и несправедливости, которые он и его люди понесли в Каликуте. В этот раз он собирался везти в Индию бочонки не с мёдом, а с порохом. Мануэл внял доводам дона Васко – тот получил титул адмирала Индийского океана и был утверждён в качестве руководителя новой экспедиции.
Планируя новую экспедицию, Васко да Гама не скрывал её основного назначения. Теперь он собирался идти к берегам Индии уже не как торговец и дипломат, а как завоеватель. Для того чтобы закрепить португальское присутствие у индийских берегов, он предложил королю Мануэлу держать там постоянно курсирующую эскадру каравелл. С одной стороны, она охраняла бы португальские торговые суда, а с другой – топила всех других торговцев, осмеливающихся подрывать «бизнес» короны. Королю идея понравилась.
Что касается состава экспедиции, то число кораблей в ней было доведено до 20. При этом 10 из них находились под непосредственным командованием да Гамы, 5 должны были составить эскадру для крейсерской войны у индийских берегов, а ещё 5, под флагом племянника адмирала Эштевао да Гамы, должны были охранять португальские фактории на побережье. 10 февраля 1502 года армада вышла в открытое море. Сам да Гама шёл на флагманском «Сан-Херонимо».
В этот раз плавание тоже не обошлось без трудностей. У Мыса Доброй надежды португальцы потеряли корабль «Санта-Елена» — он был изрядно побит штормом, потерял мачты и не мог следовать дальше. Моряки с «Санта-Елены» перешли на «Бретоа» и «Санта-Марию». Наконец, преодолев множество испытаний, армада в начале июня подошла к Мозамбику. Местные жители сразу узнали стоящие на рейде огромные корабли под белоснежными парусами – в городе началась паника. Эмир тут же поспешил на встречу с европейцами: огромная пышно украшенная лодка доставила его к борту «Сан-Херонимо». Гама откровенно упивался своим положением – теперь он мог сам ставить условия. Эмир поклялся обеспечивать безопасность португальских моряков и их имущества, пока они будут в Мозамбике, а также предоставить путешественникам всё необходимое.
Пока чинились корабли, да Гама решил не сидеть сложа руки и привести к покорности богатый город Килоа, расположенный дальше на побережье. На этот город наткнулся в ходе своего плавания Кабраль, но сходу подчинить его не смог и отплыл несолоно хлебавши. В Килоа был отправлен Педру д’Агийяр на двух каравеллах. Драться, впрочем, не пришлось – Агийяр буквально на пальцах объяснил местному эмиру-мавру, что если тот окажет сопротивление, то скоро вместо двух кораблей прибудут два десятка, а бомбарды европейцев раскатают город по брёвнышку. Негр с ходу сообразил, что лучше сотрудничать, нежели отправиться на рандеву с духами предков, и спустя считанные дни в его владениях была открыта португальская фактория. Защищать её с отрядом солдат остался молодой офицер Франсишку Серрано, который уже представлял, как по возвращении домой будет в красках рассказывать лучшему другу, Фернану Магеллану, о своих приключениях.
Закончив дела на африканском побережье, да Гама поспешил к Индии. В этот раз его корабли вышли к берегу существенно севернее цели, поэтому армада продолжила движение на юг, по пути провозглашая новые порядки. А были они, надо сказать, довольно простыми и понятными. Король Мануэл – владыка всех морей, а посему все должны признавать его главенство. Король вводит три запрета: нельзя перевозить турок, торговать пряностями (португальцы намеревались сделать это своей монополией) и иметь отношения с Каликутом. Город, купцы которого ослушаются этого наказа, будет сожжён дотла. Желающих оспаривать новые законы практически не находилось – португальские пушки были весомым аргументом.
В один из дней португальцы увидели вдалеке большой парус – это было торговое судно. Его довольно быстро догнали, и взошедшие на его борт европейцы были буквально ошарашены богатством содержимого его трюмов. Однако ещё больше Гама удивился, когда узнал в капитане корабля одного из мавританских советников заморина, в своё время активно подбивавшего правителя перерезать португальцев и сжечь их факторию. Адмирал пришёл в ярость и, утратив самообладание, совершил поступок, отбрасывающий тень на его имя даже спустя века. Капитан умолял пощадить его, но Гама был неумолим – после того как португальцы перегрузили на свои корабли всё ценное, он велел поджечь захваченное судно вместе с оставленной на нём командой.
Мавры поняли, что спасения ждать неоткуда. Отчаяние и ярость в их сердцах пересилили страх. На корабле началась ожесточённая схватка – мусульмане были хуже вооружены, но превосходили португальцев числом, а близость мучительной смерти окончательно притупила в них инстинкт самосохранения. Толпой бросились они на португальских моряков, и те, рубя эту многоликую кричащую массу, всё же не могли с ней справиться. Теснимые к борту, португальцы прыгали за него в надежде вплавь достичь своих кораблей. Видя, что ситуация выходит из-под контроля, да Гама приказал своим людям как можно скорее покинуть каликутский корабль. Очевидец описал дальнейшее так:
«Капитан-командир приплыл сам на маленькой лодке, приказал всем своим людям покинуть мавританское судно и велел потопить его выстрелами из фальконетов. Так и сделали. Мавры плавали вокруг, а наши преследовали их на лодках и убивали копьями. Случилось так, что мавр, плывший в воде, нашёл в воде копьё. Он поднялся над водой, насколько мог, и швырнул копьё в лодку. Копьё пронзило и убило одного матроса. Это показалось мне замечательным случаем. Я записал его».
Наконец, 30 октября 1502 года португальская армада достигла Каликута. В городе уже знали о приближающейся угрозе, поэтому европейцы нашли городскую гавань пустующей – купцы увели свои суда в устье реки, где большие португальские корабли не могли их настигнуть. Заморин тут же отправил да Гаме послание, в котором клялся в вечной дружбе и обещал дать солидные отступные, если грозный адмирал пощадит его город. Гама ответил, что примирится с Каликутом на следующих условиях: ему возместят все убытки от разграбления фактории, выдадут зачинщиков нападений на португальцев, дабы те были преданы суду, и, наконец, вышлют из города всех арабов и мавров. Заморин ответил отказом. Дальнейшие действия адмирала красноречиво описал Гаспар Корреа:
«Тогда он велел всем судам подойти ближе к берегу и весь день и всю ночь бомбардировал город, причинив этим большие разрушения. Он прекратил стрельбу лишь потому, что стрельба расшатала корпуса португальских кораблей… Когда он это делал, в гавань вошли два больших корабля и двадцать две груженных рисом малабарских самбуки и лодки. Когда наши увидели их, за ними погнались каравеллы, и они не могли ускользнуть, так как были тяжело нагружены рисом… Шесть командиров самбук явились к капитану-командиру и заявили, что они из Кананора, и назвали имя приказчика Рюи де Манданья и других португальцев. Капитан-командир был очень доволен и отпустил их. Зато он приказал разграбить шестнадцать самбук и два больших корабля… Затем капитан-командир приказал отрубить всем захваченным в плен руки, уши и носы и положить всё это в маленькую лодку и туда же положить жреца, повесив ему на шею его отрубленные руки, нос и уши и письмо на пальмовом листе к заморину, в котором он советовал сделать карри из того, что привезёт ему жрец».
Корабли да Гамы два дня подряд неустанно бомбили Каликут. Наконец, адмирал решил, что на первое время с его старых врагов хватит, и отправился налаживать торговые связи в другие крупные города побережья – Кочин и Коилун. С их правителями Гама достаточно быстро нашёл общий язык, причём страх перед португальскими пушками был далеко не единственной причиной для такой сговорчивости.
Раджи Кочина и Коилуна видели в португальцах своеобразную «крышу», которая за определённые отчисления сможет устранять их конкурентов точно так же, как это случилось с Каликутом. Перспектива получить себе в союзники и защитники «железных людей» с их изрыгающими гром и огонь пушками была настолько привлекательной, что оба правителя с ходу дали добро на открытие португальских факторий в своих владениях.
Приносящий бурю
Могучую армаду Саморина
Разрушат в клочья ядра огневые,
Помчатся над кипящею пучиной
Кормила, мачты, паруса былые.
А юноша, как воин дней старинных,
Презрит, смеясь, опасности земные,
На абордаж взяв флагман горделивый
И сотни мавров полонив кичливых.
Луиш де Камоэнш, «Лузиады», песнь X, стих 28
Вскоре ситуация снова потребовала активных военных действий. Во время пребывания да Гамы в Кочине в один из дней к нему прибежал посланец от раджи – тот спешно звал португальца к себе во дворец. Оказалось, что шпионы правителя в Каликуте передали угрожающие вести – заморин не только жив, но и на деньги мавританских купцов собирает огромный флот, чтобы раз и навсегда расправиться с европейцами.
Практически одновременно с этим в Кочин прибыл посланник от заморина, который привёз для Гамы предложение мира и заверения в дружбе от правителя Каликута. Однако адмирал уже знал о приготовлениях мусульманской флотилии, и усыпить его бдительность посланцу не удалось. Последний был схвачен, обвинён в злоумышлениях против христиан и, после того, как сознался, что на самом деле является шпионом, подвергнут страшным истязаниям. Ему живому отрезали губы и уши, вместо которых пришили собачьи, и в таком виде отослали обратно в Каликут с «наилучшими пожеланиями».
Тем не менее, было ясно, что сидеть на месте нельзя. На совете капитанов было принято решение не дожидаться, пока заморин соберёт все возможные силы в кулак, а самим идти к Каликуту и там навязать мусульманам бой на своих условиях. К тому же у хитроумного адмирала была идея, которая, как окажется впоследствии, не только поможет выиграть бой, но и заложит принципиально новые методы войны на море.
Когда 12 февраля 1503 года флоты встретились вблизи гавани Каликута, португальцам могло показаться, что имеет место ситуация с мышкой, поймавшей кошку. Численность вражеского флота превзошла все ожидания. Очевидец отмечал, что мавры шли на сотнях кораблей, и хотя их суда в целом уступали португальским в ряде конструкционных параметров, это было уже не столь важно. Численный перевес был критическим. Гама, однако, оставался невозмутимым, и его уверенность постепенно передавалась всем солдатам и морякам. Они не погибнут, не сложат головы под этим чужим солнцем на краю земли, ведь у дона Васко есть план.
План действительно был. Едва флотилии начали сближаться, Гама велел сигнальщикам передать на другие корабли, чтобы те разворачивались бортом к неприятелю. На палубах отбивали ритм барабанщики, туда-сюда сновала орудийная прислуга, сверкали клинки абордажников. Наконец, был дан сигнал, и хором взревели мощные пушки европейцев. Мир словно бы замер на мгновения, утонул в клубах дыма, раскололся от орудийного грохота. Даже сами португальцы никогда прежде не видели такого зрелища.
Дело в том, что хоть первые корабельные пушки были известны ещё в XIV веке, применялись они, в основном, для того, чтобы уничтожать такелаж на вражеских кораблях и осыпать картечью абордажников противника. Со временем, когда на кораблях появились орудия более крупных калибров, их в основном использовали для обстрела целей на побережье, тогда как главной тактикой борьбы с неприятельскими судами оставался абордаж. Но в тот день адмирал Индийского океана Васко да Гама решил пойти против всех военных канонов.
В силе мусульманской флотилии крылась и её главная слабость – весь этот огромный рой кораблей шёл плотной группой, максимально облегчая работу португальским артиллеристам. Как отмечал впоследствии один из участников боя, промахнуться было просто невозможно. Тяжёлые каменные ядра буквально дробили каликутские корабли, крошили их в мелкую щепу. Мавританские моряки с воплями сыпались в воду, пытались найти спасение на ещё целых судах.
В это время, подобно демону вынырнув из клубов порохового дыма, «Сан-Херонимо» двинулся по направлению к каликутскому флагману. На вражеском корабле заметили движение «португальца», но не могли ничего поделать – незадолго до этого на флагмане ядром снесло мачту, которая, падая, внесла сумятицу на палубу и покалечила многих моряков. Корабли сблизились, и с бортов щедро посыпались стрелы: это португальские арбалетчики состязались в меткости с малабарскими стрелками, использовавшими огромные, в человеческий рост, луки.
Борта кораблей уже напоминали спины огромных ежей, когда, наконец, португальцы железной волной хлынули на палубу «мавра». Там их уже дожидались отборные гвардейцы заморина, наиры. Закипел яростный бой. Через несколько минут палуба окрасилась кармином, и смолк лязг металла – всё было кончено. Увидев, что флагман потерян, а враг продолжает одолевать, остальные корабли каликутской флотилии начали поворачивать и пускаться наутёк. Лишь тогда европейцы смогли перевести дух. Это был их день.
После разгрома мавританского флота Гама вернулся в Кочин – там до самой зимы он решал различные организационные вопросы и руководил постройкой португальской фактории. На этот раз её превратили в настоящую крепость с высокими стенами и пушками на них. Отдав все необходимые распоряжения, адмирал взял курс на Португалию. Когда в начале сентября 1503 года его эскадра достигла родных берегов, Васко да Гама не узнал лиссабонскую гавань: строились новые склады, верфи, а на рейде стояли купеческие корабли. Лиссабон становился одним из крупнейших торговых портов мира, и существенная заслуга в этом принадлежала именно адмиралу.
Продолжение следует: Приключения Васко да Гамы: последний поход рыцаря.