Путь к Каиру: крестовый поход Людовика IX

Собрать крестоносное войско оказалось непросто, добраться до Святой земли – ещё труднее, но самым сложным вопросом оказался вопрос цели: куда направить главный удар. В конце концов, череда событий привела рыцарей на дорогу в Каир.

Король Франции в поисках святости

Когда в 1241 году скончался папа Григорий IX, старый враг германского императора Фридриха II Гогенштауфена, вражда отнюдь не умерла вместе с ним: Григорий завещал её своим преемникам. Новый папа, Иннокентий IV, энергично принялся продвигать две идеи: новый крестовый поход на Восток и одновременно с тем «крестовый поход» против Фридриха II. Одна цель фактически противоречила другой, поскольку Фридрих всё ещё оставался королём Иерусалимским, и крестовый поход против сарацин был бы, в сущности, направлен на то, чтобы вернуть Фридриху его владения на Востоке.

На том же самом Лионском соборе, где был провозглашён седьмой крестовый поход, императора Фридриха II уже в третий раз отлучили от Церкви – поводом, как говорят, послужило письмо султана Айюба папе. Папа Иннокентий попытался договориться с Египтом о перемирии, но султан ответил: стремление к миру-де весьма похвально, но, по договору 1229 года, султан Египта может заключать мир с христианами только при посредничестве Фридриха II…

Получив подобный ответ, Иннокентий IV сначала не поверил своим глазам и какое-то время искренне считал, что письмо подделал сам Фридрих. Когда же выяснилось, что письмо подлинное, а Фридрих не позволяет отправлять в Сирию продовольствие и войска, поскольку «помощь Святой земле – лишь удобный предлог для папства вымогать деньги», папа вновь подверг Фридриха церковному наказанию.

Отсутствие энтузиазма усугублялось тем обстоятельством, что сборщики денег на крестовые походы сначала собирали их во имя освобождения Гроба Господня от мусульман; потом внезапно выяснилось, что собранные средства пущены на борьбу с Фридрихом, и вот теперь нужно было снова заплатить – на сей раз точно уж за освобождение Гроба Господня! Наконец, выявились жулики, которые требовали жертвовать на благочестивые цели, а потом исчезали с собранными деньгами, «и более о них никто не слыхал».

Крестовый поход поддержал только французский король Людовик IX, который вошёл в историю с именем «Святой» (он был канонизирован спустя полвека после своей кончины и до сих пор почитается у католиков). Людовик жаждал возродить древний дух Готфрида Бульонского, первого завоевателя Иерусалима.

Король вырос при умной, властолюбивой и религиозной матери, королеве Бланке Кастильской, чей авторитет он никогда не ставил под сомнение. Он был высок ростом, худ, хрупок, неистово благочестив и, как ни странно, довольно рассудочен. Сама по себе крестоносная затея была авантюрой с начала до конца и подогревалась религиозным рвением, однако поведение Людовика, особенно на фоне поступков других знатных господ, вовсе не выглядит таким уж неразумным. Все три брата короля – Робер Артуа, Альфонс Пуатье и Карл Анжуйский – также решили принять участие в походе.

Небольшую поддержку оказали Людовику англичане, хотя английский король Генрих прямо высказывался в том смысле, что его подданные уже неоднократно бывали обмануты всеми этими крестоносными мечтаниями. В результате Людовик остался со своими французами и небольшим отрядом англичан (по другим сведениям, это были шотландцы).

Задержка, ставшая роковой

В последние дни августа 1248 года Людовик Святой со своим воинством отплыл из Эг-Морта на кораблях, нанятых у генуэзцев. Ещё одна часть войска выступила из Марселя. 17 сентября король благополучно достиг Кипра и высадился в порту Лимассол. Здраво рассуждая, ему следовало бы не останавливаться здесь и не терять время, а продолжать поход, но некоторые отряды ещё не прибыли, и Людовик решил подождать их на Кипре. Генуэзские корабли вернулись в свои порты.

В конце концов, ожидание вылилось в необходимость зазимовать на острове. Страдая от скуки, бароны проводили время в пиршествах и кутежах. Некоторые из них потратили все свои деньги ещё до того, как священная война началась. Непривычный климат и «неправильный образ жизни» – говоря проще, пьянство и разврат – привели к болезням и высокой смертности. Упоминают не менее 250 рыцарей, которые умерли в ту зиму. Графа Анжуйского целый год после этого трясла лихорадка.

Летописец рисует благостную картину: к святому королю на Кипр приезжали с изъявлением восхищения посланцы из разных стран: то из Антиохии, то из Армении… На самом деле все эти благообразные посланники сманивали у Людовика людей. Князь Боэмунд V Антиохийский страдал от нашествия «туркменских орд» – как не отправить собрату отряд на помощь? Армянские послы рассказывали о блестящих победах, которые они одерживали над иконийскими сельджуками – как не захотеть поступить на службу к государю и удачливому, и, что ещё важнее, щедрому?

Даже монголы пытались поучаствовать в этом «пиршестве духа», отправив на Кипр своих людей. Монголы неплохо изучили христианских государей и отлично знали, как ими манипулировать: нужно просто объявить, что-де они хотят обратиться в христианство и просят наставника… ну и заодно неплохо бы подкинуть военной помощи… ведь у них с Людовиком, в конце концов, один и тот же враг – султан Египта Айюб!

Людовик поддержал «идею» монголов стать христианами и отправил им в подарок великолепный шатёр из тонкой красной ткани, изготовленный в виде часовни, на внутренних стенах которого изобразили жизнь Иисуса. Шатёр везли доминиканцы (которые через два года вернулись, полные разочарования).

Фридрих присылал Людовику припасы, пребывая в твёрдой уверенности, что крестоносцы, перезимовав на Кипре, отправятся к Иерусалиму. Однако за время зимовки у рыцарей окончательно созрел план нападения на Египет: ведь для того, чтобы убить змею (султана), следует отсечь ей голову!

Весной 1249 года крестоносцы снова погрузились на корабли: всего выступило около 2500 французских рыцарей, а также бароны из Англии и с Кипра. Переждав бури, «вооружённые пилигримы», наконец, отплыли – это произошло 30 мая 1249 года, – и через несколько дней взорам Людовика Святого предстал берег Египта и башни Дамиетты.

Падение Дамиетты

Дамиетта была важной крепостью, и султан Айюб, в то время тяжело больной, готовился отражать атаку неприятеля. Прибыв 5 июня в дельту Нила, христиане увидели перед собой большую армию. Бароны, не раздумывая, бросились на врага: они жаждали дела. Сам король прыгнул из шлюпки в море – никто и ничто не могло его удержать. Вода доходила ему до груди. Жан де Жуанвиль, друг и спутник короля Людовика Святого, летописец его деяний, так описывал это зрелище:

«И он двинулся, со щитом на шее, шлемом на голове и копьём в руке, к своим людям, стоявшим на берегу моря. Когда он достиг земли и заметил сарацин, он спросил, что это за люди, и ему сказали, что это сарацины, и он взял копьё наизготовку, выставил перед собой щит и бросился бы на сарацин, если бы достойные мужи, бывшие с ним, допустили бы сие».

Под стенами Дамиетты завязалось сражение, многие сарацинские предводители были убиты. Уцелевшие перешли понтонный мост, ведущий в Дамиетту, и оставили крестоносцам западный берег Нила. Когда отступившие под натиском христиан защитники Дамиетты вошли в город, там мгновенно распространилась паника. Кто-то пустил слух о смерти тяжело больного султана Айюба, который на самом деле был ещё жив. За ночь обитатели Дамиетты созрели для того, чтобы бежать.

Наступила ночь. Французы разбили шатры на берегу. На следующий день, 6 июня, намечалось подготовить осадные орудия и завершить штурм города. Утром в лагерь Людовика Святого прилетела «благая весть» о том, что крепость совершенно свободна от мусульман. Торжество было подпорчено несколькими пожарами да ещё тем обстоятельством, что у отступавших хватило времени перебить рабов и узников. Зато понтонный мост, ведущий в город, они уничтожить не успели.

Таким образом, войско Людовика Святого вошло в Дамиетту без боя. Благочестивый король тотчас приказал все мечети превратить в церкви и петь там мессы. Лагерь крестоносцев расположился под стенами Дамиетты. В самом городе находились король, королева с дамами и раненые.

Здесь следует отметить, что Людовик Святой отправился в опасное путешествие с женой, королевой Маргаритой. Маргарита ненавидела свекровь, Бланку Кастильскую, и наотрез отказалась оставаться с ней во Франции. Людовик почитал мать как святую, а по отношению к жене неизменно выполнял супружеский долг, но никогда и ни с кем не говорил ни о жене, ни о детях и как будто был к ним холоден. Королева как раз в это время собиралась родить.

Узнав о бегстве своих людей из Дамиетты, султан пришёл в ярость. У больного Айюба хватило сил распорядиться повесить пятьдесят человек из числа струсивших командиров. Затем он отправил вызов французскому королю, предлагая тому сойтись в битве 25 июня. Людовик отвечал, что готов – рыцарский поединок был в его характере.

«Отсечь голову змее»

Но 25 июня за Людовика решил дело великий Нил: начался разлив, и армия христиан опять оказалась обречена на бездействие. Рыцари снова проводили время с «дурными женщинами» в безделье и обжорстве, а у короля не было средств повлиять на поведение своих людей: те были самостоятельными сеньорами и путешествовали на собственные деньги. Никакие призывы к чистоте жизни не помогали, и «чад кутежа» не прекращался.

Людовик однозначно запрещал всякие стычки среди христиан и требовал, чтобы никто не предпринимал «безрассудных вылазок» против неприятеля – однако и здесь к нему не прислушивались. Некий рыцарь Готье де Шатийон вооружился с головы до ног и с боевым кличем бросился на сарацин (те, естественно, кружили вокруг Дамиетты, выжидая удобного момента). Во время этой бездумной атаки он упал с лошади, и сарацины тотчас его изрубили. Французам пришлось отбивать безрассудного товарища, однако Готье умер от ран. Король же сказал, что ему не нужны тысячи подобных Готье, которые бросаются в бой без приказа. Эту историческую фразу тщательно записал Жуанвиль – но она, впрочем, ничего не решала.

Султан прислал письмо, в котором предлагал весьма разумные и выгодные условия мирного договора: христиане возвращают ему Дамиетту, а он в обмен отдаёт Иерусалим, Аскалон и Тивериаду. Это позволило бы Людовику без большого кровопролития добиться главной цели похода – возвращения Гроба Господня. Фридрих II принял бы такие условия не раздумывая, но войску Людовика хотелось подвигов. Пойти вот так запросто на соглашение с «неверными»? А как же священная война?

Скорее всего, позиция самого Людовика была достаточно взвешенной и разумной, но ему определённо не хватало реальной власти. Крестоносцы – в первую очередь, брат короля Робер Артуа – были опьянены лёгкой победой в Дамиетте и считали, что им ничего не стоит взять и сам Каир, а после этого вообще весь Восток падёт к их ногам.

Ждали прибытия ещё одного королевского брата, графа Пуатье: он должен был явиться с подкреплением. Время шло, бароны бездельничали, ссорились и болели всеми местными болезнями. Наконец, в октябре граф Пуатье появился в Дамиетте. Стали обсуждать, куда двинуть войска: то ли захватить Александрию, то ли всё-таки идти на Каир. Робер Артуа настаивал на Каире и напоминал про змею, которой следует отсечь голову.

20 ноября 1249 года Людовик Святой со своим воинством выступил на Каир. Королеву Маргариту он оставил в Дамиетте, полагая, что город достаточно укреплён, и беременная дама будет там в безопасности. Айюб находился в крепости Мансура и ожидал прибытия своего царственного противника, предприняв при этом последнюю попытку мирных переговоров.

Людовик, страдавший от болезни (желудочного расстройства), начал задумываться: а не пойти ли всё-таки на мир с Айюбом? Отдать ему Дамиетту в обмен на Иерусалим? Но, с другой стороны, не захватит ли сильный египетский султан Святую землю вновь, как только Людовик отплывёт домой? Однако, пока король колебался, как ему поступить, султан скончался, вести переговоры стало не с кем, и атака крестоносцев на Каир сделалась неизбежной.

Продолжение следует: «Победоносная» крепость Мансура.