Семейные трудности римских солдат на рубеже III и IV веков

Благодаря уникальным климатическим особенностям Египта мы располагаем большим количеством документов, которые позволяют заглянуть в повседневную жизнь простых людей, какой она была две тысячи лет назад. Перед нашими глазами предстают те же проблемы и заботы, которые беспокоят нас сегодня: семейные неурядицы, проблемы со здоровьем, бедность. Так называемый архив Плутогении из коллекции папирусов Мичиганского университета позволяет нам наблюдать за тем, как на фоне узурпации власти и начинающейся гражданской войны на рубеже III и IV веков н.э. выясняли отношения друг с другом члены большого и не очень дружного солдатского семейства.

Узурпация Домиция Домициана

В марте 297 года в Египте был опубликован эдикт императора Диоклетиана, вводивший новый принцип налогообложения и повышавший ставки платежей. Эдикт вызвал массовое недовольство жителей провинции. В разных частях страны вспыхнули беспорядки. Египетский наместник Луций Домиций Домициан воспользовался удобным случаем и в начале лета того же года провозгласил себя императором в Коптосе в Верхнем Египте. Вскоре под его контроль перешёл и Нижний Египет с Александрией. Узурпатор отчеканил здесь серию монет со своим изображением и титулом августа в одном ряду с его «соправителями» Диоклетианом и Максимианом.

Одновременно с восстанием в Египте в наступление на римские границы перешли персы, которые нанесли поражение армии цезаря Галерия. Несмотря на все трудности, императору Диоклетиану удалось стянуть войска и ещё до конца года вновь поставить Египет под свой контроль. Домиций Домициан с оставшимися приспешниками заперся в Александрии. В самый разгар осады он неожиданно умер, успев перед этим сделать своим преемником Ахиллея. Последнего некоторые источники считают подлинным зачинщиком мятежа, который пользовался Домицием Домицианом, как марионеткой. Как бы то ни было, к марту 298 года Александрия пала, Ахиллей был захвачен в плен и казнён по приказу императора. Римский историк Евтропий писал:

«Победой Диоклетиан воспользовался с жестокостью; весь Египет он истерзал тяжёлыми проскрипциями и убийствами. Однако благодаря этому событию он из предусмотрительности упорядочил и утвердил многое из того, что сохранилось и до нашего времени».

Архив писем из Фаюма

Одним из источников по истории этого времени является дошедший до нас архив из девяти папирусных документов, датируемых рубежом III и IV веков. В 1923 году коллекцию документов Мичиганский университет приобрёл у известного торговца древностями Мориса Нахмана. По информации, полученной от находчика, все документы происходят из Герзы, древней Филадельфии, на территории Фаюмского оазиса в Египте. Архив был опубликован в 1927 году. В состав коллекции входят шесть писем, написанных неким Паниском своей жене Плутогении и их общей маленькой дочери Гелиодоре. Ещё одно письмо тот же Паниск адресовал своему шурину Эону, брату Плутогении, а два письма содержат переписку между женщинами той же семьи. Особая ценность этой группы писем заключается в том, что они проливают свет на мир маленьких людей и их повседневные заботы, раскрывают характеры участников переписки, а также дают отличное представление о жизни семьи военного в римском Египте в эпоху смуты.

Отправитель писем Паниск — мужчина средних лет, прямой в речах и мыслях и наученный опытом сохранять самообладание в трудных ситуациях. Все его письма домой отправлены из Коптоса, что почти в 600 км южнее Фаюма. Причина, удерживавшая его вдали от дома, в письмах никак не обозначена, однако просьбы Паниска прислать ему оружие и военное снаряжение заставляет думать, что он был солдатом или, с меньшей вероятностью, торговым подрядчиком, занимавшимся армейским снабжением. Паниск располагал определёнными средствами и регулярно посылал домой деньги, продукты, пряжу и подарки для жены и дочери. Это свидетельствует о нём как о примерном семьянине, который привязан к жене и любит единственную дочь Гелиодору. Даже свекровь — хотя она, по-видимому, играла в его семье ту роль, которая стереотипно и приписывается свекрови —регулярно упоминается в его адресованных родственникам приветствиях. Такие благопожелания являются общим местом в письмах того времени, но в данном случае они, по-видимому, основаны на его искренности и доброй воле. Тем больше Паниск огорчается своеволию своей супруги, которая игнорирует его просьбы и не отвечает на письма.

Плутогения производит впечатление независимой, властной, а порой и несколько грубоватой женщины. У неё была привычка поступать, как ей заблагорассудится, и оправдывать свои поступки надуманными предлогами, которые совершенно не впечатляли Паниска. Когда Плутогения вопреки его распоряжению перед отъездом возвратилась в родительский дом, он весьма мрачно заметил, что ему хорошо знакомо её оправдание: мать, мол, мне приказала. Плутогенея подолгу не отвечала на его письма, игнорировала его настойчивые просьбы и, конечно, вовсе не собиралась ехать к нему в Коптос.

Тот же резкий тон отличает её отношения с матерью Гелиодорой, которая в одном из писем архива жалуется на неё своей матери Исидоре. Последствия своих действий Плутогения почувствовала гораздо позже, когда писала матери после своего переезда в Александрию. Из этого документа мы узнаём, что за восемь месяцев, прошедших с момента переезда, её мать ни разу не написала ей. «Должно быть, — злится Плутогения, — ты считаешь меня не своей дочерью, а своим врагом», — и сразу после этого даёт указания насчёт домашней посуды и сковородок.

Писцы и письма

Как уже говорилось, все письма дошли до нас в составе единого архива. Весьма вероятно, что на происхождение архива указывают слова Паниска в одном из писем:

«Когда я уходил, я сказал тебе «не уходи в свой дом», а ты всё же ушла».

Если Плутогенея действительно вернулась в родительский дом, в котором жили её ближайшие родственники, в том числе брат Эон и мать Гелиодора, это объясняет соседство писем, отправленных Паниском, с перепиской других членов семьи. Все письма написаны несколькими разными почерками, принадлежавшими профессиональным писцам, которые выполняли эту работу за деньги.

Привычка диктовать письма довольно часто встречается в римском Египте, но грамотные люди нередко прибавляли к тексту, сделанному писцом, собственноручно написанное приветствие. Отсутствие этой характерной детали, возможно, означает, что и сам Паниск, и его супруга были неграмотны или малограмотны. Это предположение крепнет из-за наличия ошибок в написании имени Плутогенеи в некоторых письмах, что было бы непростительным для любящего супруга.

В трёх письмах Паниска встречается формула «Я молюсь за ваше здоровье каждый день перед Господом» (παρὰ τῷ θεῷ κυρίῳ), а также слово «Бог» (θεός) в грамматической форме единственного числа. Это заставило некоторых комментаторов думать, что Паниск был христианином. Однако с этой гипотезой плохо совмещается его языческое теофорное имя (имя, включающее имя бога или божественный эпитет), а также слова ещё одного письма, в котором Паниск сообщал, что молится о здоровье Плутогении перед «всеми богами» (παρὰ τοῖς θεοῖς πᾶσι), что неприемлемо для христианина. Почерк, которым написано это письмо, явно отличается от почерка трёх предыдущих. Это даёт основания предположить, что соответствующие формулы благопожеланий отражают религиозную принадлежность не столько самого Паниска, сколько писцов. Один из них мог быть язычником, а другой исповедал христианство, широко распространившееся в это время в Египте.

Семейные дела Паниска

Все письма, в тех случаях, когда в них есть какая-то дата, привязаны к месяцам египетского календаря между апрелем и серединой июня. Единственным указанием на абсолютную хронологию служит упоминание в одном из писем Гермия, ещё одного брата Плутогении, который находился с префектом (επάρχου) за городом. Родственники настойчиво рекомендовали ему присоединиться к корректору Ахиллею, и Паниск сообщал, что тот ещё этого не сделал. Имя Ахиллея позволяет предположить, что упомянутый выше префект — не кто иной, как Луций Домиций Домициан. Следовательно, пребывание Паниска в Коптосе могло быть связано с волнениями в Верхнем Египте, предшествовавшими узурпации 297 года.

Представленная далее последовательность писем была предложена Жаком Шварцем в его статье 1968 года об архиве Плутогении. Особняком стоят два письма, одно из которых написано Плутогенией её матери Гелиодоре, а другое от имени Гелиодоры адресовано её матери Исидоре. По различным гипотезам, они могли как предшествовать по времени основному блоку писем, так и быть написаны некоторое время спустя.

В первом письме Паниска мы находим лишь минимум информации о нём самом и его семье — только то, что он находился в отъезде и писал домой, чтобы выяснить, как в его отсутствие у них обстоят дела:

«…Я хочу знать, не нужно ли вам чего-нибудь. (…) Я также послал вам шерсть для вас самих, чтобы, если вы пожелаете, вы могли использовать её для себя. И позаботься также о своём скоте. А что касается трёх золотых монет, то сделай из них ножные браслеты для моей дочери и украшения для своего хитона и гиматия (…) Я пошлю Ахея (чтобы известить вас), если Бог того пожелает. Приготовь мой кожаный плащ, и если он (Ахей) чего-нибудь захочет, следуй его приказам».

Из второго письма следует, что Паниск находился в Коптосе. Он просил Плутогению приехать к нему и привезти необходимые продукты и некоторые вещи, в том числе его оружие. Чтобы смягчить издержки этой просьбы, он сообщал, что недалеко живёт её сестра с детьми, и они смогут повидаться. Перечисленное Паниском военное снаряжение наводит на мысль, что он был солдатом. Однако в этом случае возникает вопрос: почему, отправляясь в поход, он оставил своё оружие дома?

В письме содержатся намёки на опасность, с которой связано путешествие вверх по реке. Паниск советует своей жене отправляться в путь в компании надёжных людей и не надевать украшения во время поездки. Является ли этот совет отражением забот встревоженного супруга или реальной угрозой стать жертвой ограбления?

«Паниск своей жене Плутогении, матери своей дочери, [посылает] множество приветов. Прежде всего, я ежедневно молюсь о твоём добром здравии перед всеми богами. Я хочу, чтобы ты знала, сестра, что мы остановились в Коптосе рядом с твоей сестрой и её детьми, чтобы ты не горевала о своём приезде в Коптос, потому что твои родственники здесь. И как ты больше всего желаешь приветствовать её, так и она ежедневно молится богам, желая приветствовать тебя вместе с твоей матерью. Итак, когда вы получите это моё письмо, сделай необходимые приготовления, чтобы сразу же отправиться в путь, если я пошлю за тобой. Отправляясь в путь, возьми с собой десять мотков шерсти, шесть кувшинов маслин, четыре кувшина медового вина, и мой щит, только новый, и мой шлем. Возьми также мои копья. Возьми также крепления для палатки. Если представится такая возможность, отправляйся в путь с хорошими людьми. Пусть Ноннос пойдёт с тобой. Привези всю нашу одежду, когда приедешь. Возьми с собой свои золотые украшения, но не надевай их на лодке.

(Оборотная сторона) Я приветствую мою госпожу дочь Гелиодору. Гермий [также] приветствует тебя. Доставить моей жене и моей дочери от Паниска, её отца».

Плутогения, по-видимому, вовсе не собиралась отправляться в путь и даже отвечать на письма мужа. На это он жаловался в следующем послании:

«Я пишу тебе уже второе письмо, чтобы ты приехала ко мне, а ты всё не приезжаешь».

Эта просьба также не получила ответа. Наконец, Паниск написал самое эмоциональное письмо:

«Паниск своей жене Плутогении здравствовать. Когда я уходил, я сказал тебе «не уходи в свой дом», а ты всё же ушла. Если ты чего-то хочешь, то делаешь это, не считаясь со мной. Я знаю, что всё это устраивает твоя мать. Видишь, я послал тебе уже три письма, а ты не написала мне ни одного. Если ты не хочешь ехать ко мне, никто тебя не принуждает. Эти письма я тебе написал, потому что твоя сестра заставляет меня писать отсюда. Но так как ты не хочешь писать об этом, то по крайней мере напиши о себе. Я слышал вещи, которые тебе не приличествуют. Пришли мне мой шлем, щит, пять копий, панцирь и пояс. Я приветствую твою мать Гелиодору. Посыльный, когда пришёл ко мне, сказал: «Когда я собирался уходить, я сказал твоей жене и её матери: «Дайте мне письмо, чтобы отвезти его Паниску», — и они не сделали этого». Я послал тебе один талант через Антонина из Псинеста. Я молюсь за ваше благополучие.

(Оборотная сторона) Плутогении, моей [жене…]».

Домашние неурядицы

Судя по этим и другим дошедшим до нас письмам римских солдат, продолжительная разлука с семьёй и длительные периоды неизвестности относительно того, как обстоят дела дома, являлись частью повседневной жизни даже в спокойные времена. Читая одно письмо Паниска за другим, мы видим, как постепенно менялись его эмоции от делового тона, отдающего распоряжения, до упрёков жене за пренебрежение к нему. Смирившись, должно быть, с мыслью, что в ближайшее время ему не удастся встретиться с женой, он пытался нащупать почву для будущего примирения, сообщая, что писал эти письма только по просьбе её сестры, которая не видела другого способа увидеться с ней.

От передающих домой его письма посыльных Паниск знал, что его жена жива, но кроме каких-то неясных порочащих её слухов он понятия не имел, что с ней происходит, почему она не отвечает на его послания и почему ушла в родительский дом. Он встревожен и озабочен и вместе с новым письмом послал ей деньги — в дополнение к тем продуктам, которые отправил ранее. Недовольна ли она его тоном, безразлична ли к его просьбам, или у неё нет времени посреди забот об оставленной дома семье и хозяйстве найти писца, чтобы продиктовать свое письмо? Быть может не отвечать на письма — это семейная черта? В письме, адресованном матери, сама Плутогения замечала, что мать ни разу не написала ей в течении восьми месяцев, пока она находилась в Александрии.

Как бы то ни было, хотя Плутогения и не отвечала на письма мужа, мы должны помнить, что она, по крайней мере, сохранила их в целости, и это может нам кое-что сказать даже без её слов.