Средневековое мракобесие: тайны охоты на ведьм

Средневековые ведовские процессы — раскрыта ли тайна охоты на ведьм?

Наука практически всегда рассматривает средневековую охоту на ведьм как нечто вторичное, полностью зависящее от внешних обстоятельств — состояния общества, церкви. Предлагаемая же статья делает попытку объяснить феномен охоты на ведьм, опираясь на частные факты, на первый взгляд малозначительные и не удостоившиеся внимания. Для большинства историков (отечественных и зарубежных) охота на ведьм — явление пусть и ужасающее, но вполне отвечающее общему строю суеверного, темного Средневековья. Такая точка зрения весьма популярна и сегодня. А между тем ее легко опровергнуть с помощью хронологии. Большинство ведьм сгорело на кострах инквизиции отнюдь не в начальный период Средних веков. Гонения на колдуний набирали силу в Европе параллельно с развитием гуманизма и научного мировоззрения, то есть в эпоху Возрождения. (И часто применялись как средство борьбы с нарождающимся протестантизмом — прим.ред.)

Но не XVI век изобрел «козни дьявола». Вера в магию, чертей, колдунов и ведьм — древнейшего происхождения. В законодательстве самых «темных» столетий, как было принято некогда именовать раннее Средневековье, то предусматривались наказания для обвиняемых в ведовстве, то запрещалось их преследование. В VIII в. Карл Великий воспретил под страхом смерти в недавно обращенной тогда в христианство Саксонии «языческий обычай» сожжения ведьм. В решениях церковных соборов X в. указывалось, что убеждение некоторых женщин, будто они летали на шабаш, есть следствие происков сатаны, и доверие к таким рассказам равносильно впадению в ересь. Однако уже в XII-XIII вв. положение существенно изменилось. А в конце XV и начале XVI вв. восторжествовало вообще диаметрально противоположное мнение: кознями дьявола и ересью надлежит считать как раз неверие в реальность шабаша. Эта позиция была зафиксирована, между прочим, в получившей зловещую известность книге «Молот ведьм», написанной инквизиторами Г. Инститорисом и Я. Шпренгером и опубликованной в 1487 г. при прямом поощрении со стороны римского престола.

Преследования «ведьм» во второй половине XV в. натолкнулись на противодействие и не приняли массового характера. Разумные голоса раздавались достаточно громко, чтобы обеспокоить вдохновителей гонений. Французский инквизитор Н. Жакье в книге «Бич еретиков» (1458 г.) жаловался, что хотя скептики и не ставили под сомнение показания арестованных, но утверждали, что дьявол, возможно, обманывал «ведьм», которым лишь казалось, что они видят на шабаше людей, в действительности не принимавших никакого участия в бесовских оргиях. Для опровержения подобных доводов, которые могли показаться небезосновательными даже инквизиторам, Жакье рекомендовал судьям занимать такую позицию: конечно, образы людей, которых видели ведьмы, могли быть обманными видениями; но вызвать их сатана не был в состоянии без соизволения божьего; следовательно, оговоренные люди вполне заслуживают кары.

Основные идеи «демонологии» созрели уже к концу XV века. Но бурное развитие их относится к XVI и XVII столетиям. В эпоху, когда Леонардо да Винчи испытывал тайны природы и в своих гениальных чертежах предвосхищал самолеты и подводные корабли далекого будущего, авторы трактата «Молот ведьм» и их бесчисленные коллеги рьяно пытались найти в повседневной жизни происки сатаны и обнаружить способы, которыми можно уличить нечестивцев в связи с князем преисподней. В годы, когда прозвучала весть о замечательном открытии Н. Коперника, становилось преступлением сомневаться в бесовском шабаше. В то время, когда Томас Мор создал свою бессмертную «Утопию», ученики Торквемады усердно совершенствовали сеть трибуналов инквизиции по всей Испании. Печатный станок, знакомивший человечество с возвращенными ему культурными сокровищами языческой античности, одновременно наводнял Европу мрачными сочинениями демонологов, которые не испытывали затруднений в поисках издателей. Далее первые листки новостей — предки современной газеты — стали издаваться в Германии с целью поскорее известить население о разоблаченных и сожженных ведьмах. Кроме того, публиковались специальные «Новости о ведьмах». В одном из таких листков сообщалось (1616 г.), что в вюрцбургском селении Герольцгофен были арестованы четыре старухи, которые признались, что они ведьмы, и показали на допросе: «Во всем герольцгофенском судебном округе вряд ли найдется человек 60 старше семилетнего возраста, которые совсем не были бы причастны к колдовству». На этом основании последовал указ епископа: «Местные власти должны отныне еженедельно по вторникам, кроме дней великих праздников, учинять сожжение ведьм. Каждый раз их надо ставить на костер и сжигать душ по 25 или 20 и никак не меньше, чем 15»

Нужно напомнить, что И. Лойола был современником Ф. Рабле, а расцвет ведовских процессов приходится на время Й. Кеплера и Г. Галилея, Ф. Бэкона и Р. Декарта. Более того, глубокие научные познания, которые вследствие творений демонологов стали тогда приписываться дьяволу, делали подозрительной саму ученость.

Никакие несообразности не смущали тогдашнюю юстицию, шло ли дело в светских судах или церковных трибуналах, в судебных учреждениях, подчинявшихся центральной власти либо местным феодалам, происходили ли процессы в католических или протестантских странах. В одном австрийском городе отправили на костер двух женщин, поскольку они «много бродили по лесам, ища коренья». В другом случае жертву предали в руки палача за то, что она умертвила человека, некоего Гейнца Фогеля, который тут же выступал свидетелем обвинения на процессе (судьи не задавали ему никаких вопросов относительно его чудесного воскресения). В третьем случае доказательством полета на шабаш считалось отсутствие таких доказательств, в чем усматривалась «хитрость дьявола». Инквизиционный процесс с его презумпцией виновности и непременными атрибутами — моральной и физической пыткой, утаиванием имен свидетелей, лишением подсудимого права привести доказательства ложности обвинения, вымоганием по заранее разработанной единой системе показаний разных лиц, как бы подтверждавших друг друга,— создал возможность самых немыслимых самооговоров, доносов и вынесения свирепых приговоров «ведьмам», что еще более подкрепляло суеверие.

Демонологи разъясняли, что ведовство — духовное преступление, наказуемое смертью, даже если оно не принесло вреда. Это — особое преступление, для расследования которого не применимы обычные правила. Судьи, заботясь о безопасности общества, могут приносить в жертву интересы индивидуума. Пытка — религиозное средство, применение которого позволяет вернуть подозреваемого в общество, способ освободить человеческую душу от власти дьявола. Поэтому вырванные признания являются вполне достаточным основанием для обвинения и других лиц в ведовстве. При таком подходе высказываемые подсудимыми сомнения в компетенции судей вели к пыткам даже в случаях, когда сами судьи сомневались в виновности подсудимых. Еще одна характерная черта времени: судьи часто допрашивали подозреваемых в ведовстве, не знакомы ли они с книгами противников процессов (что считалось тяжким прегрешением), а также с сочинениями самих демонологов, включая «Молот ведьм». Ведь эти трактаты, по мнению властей, содержали слишком много сведений, способных смутить нехитрый разум паствы, так что творения демонологов разрешалось читать для пользы дела лишь инквизиторам. Признание же в знакомстве с демонологическими исследованиями могло служить веской уликой против подсудимых. 

Одной из причин быстрого распространения демонологической пропаганды было значение, которое придавал протестантизм личному знакомству мирян с Библией, заполненной рассказами о магии и колдовстве и содержащей правило: «Ворожеи не оставляй в живых» («Исход», XXII, 18). Не меньшую роль играл акцент, делавшийся Реформацией на личном общении человека с Богом без посредства духовенства. Это как бы наделяло мирян возможностью сближения их со сверхчувственным миром, а значит, и способностью к совершению магических действий.

Советская историография всегда рассматривала охоту на ведьм как одно из проявлений развернувшейся в XVI-XVII веках феодально-католической реакции. Правда, она не учитывала то, что «слуг дьявола» вовсю жгли и в протестантских странах: жертвой мог стать каждый, независимо от социального положения и религиозных воззрений. Не избежала подобного взгляда и наиболее популярная ныне социальная теория: охота на ведьм — лишь очень яркий показатель степени обострения внутриобщественных отношений, стремление найти «козлов отпущения», на которых можно возложить ответственность за все проблемы и трудности бытия.

Наконец, третье направление, находящееся как бы между первыми двумя, стремится учитывать политическую подоплеку ведовства и преследований, не упустить скрывавшийся за этим глубокий социальный конфликт. Однако конфликт этот рисуется частью авторов просто в виде противоборства между христианством и остатками языческих культов. В самой гипотезе о том, что влияние языческого наследия было большим, чем это обычно признавалось в литературе, имеется рациональное зерно. Иное дело — искать именно здесь причину ведовских процессов. Дальше всех в этом отношении пошла Маргарет Мэррей, которая попыталась в своих книгах «Ведовской культ в Западной Европе» (1921 г.) и «Бог ведьм» (1933 г.) представить ведовские процессы как попытку христианства уничтожить сохранявшее свое влияние язычество. Ее книги получили широкое распространение и даже были воспроизведены в соответствующих статьях ряда изданий Британской энциклопедии в качестве общепризнанной научной истины. Мэррей предлагала доверять вырванным пытками признаниям и самооговорам, считая, что подсудимые были действительно приверженцами древнего культа бога плодородия, жрецов которого инквизиторы объявили воплощением дьявола. Но и этих открытий оказалось мало: в книге «Божественный король Англии» (1954 г.) та же исследовательница задумала под углом зрения своей теории переписать несколько столетий английской истории, предпослав своей книге цитату из произведения современника Шекспира, драматурга и поэта Ф. Бомонта «Королевские могилы в Вестминстерском аббатстве»: «Останки знатных здесь взывают из могилы. Как люди умерли они, хотя богами были».

По мнению Мэррей, когда вплоть до XVIII в. говорили о божественной власти короля и о том, что монарх — олицетворение Бога на Земле, эти слова понимались в прямом, буквальном смысле. На протяжении столетий существовало поверье, что король должен быть принесен в жертву богу плодородия для блага подданных. Позднее возник обычай избирать в качестве искупительной жертвы не правящего монарха, а кого-либо из лиц, близких ему по крови, семейным связям или высокому положению. Такие жертвы приносились не только в Англии, но и в других странах Западной Европы. Типичными примерами Мэррей считает Жанну д'Арк, а также сподвижника Орлеанской девы, ставшего прототипом мрачного героя легеды о «Синей бороде», маршала Ж. Ре. В Англии искупительные жертвы приносились в царствование каждого из монархов, по крайней мере со времен Вильгельма Завоевателя и до начала XVII в., а может быть, даже позднее. Ведь старая религия сохранялась среди сельского населения до конца XVII века. Первоначально жертва-заместитель попросту выбиралась по приказу короля. Впоследствии ритуальное жертвоприношение внешне представлялось как результат судебного разбирательства и вынесенного приговора, которые были насмешкой над справедливостью. «Такие юридические убийства историкам трудно было объяснить, поскольку эти убийства представляли собой отрицание всех принципов человеческого правосудия и христианской религии, которую, как предполагается, исповедовали и король, и судьи».

Церковь должна была долгое время терпеть этот языческий обычай и даже идти на компромисс, канонизируя некоторых из лиц, ставших искупительными жертвами, а потом приписывала им способность творить чудеса. Вместе с тем духовенство, обладая монополией на ведение летописей, старалось скрывать существование языческого культа. В XVI в. именно области распространения старой веры, особенно Восточная Англия, продолжает Мэррей, стали районами, где раньше всего пустила корни Реформация. К концу правления Елизаветы I вера в божественность монарха почти угасла и сохранялась лишь в отдаленных деревнях. По вступлении в 1603 г. на английский престол Яков I старался возродить веру в божественность монарха, что уже не встретило былой поддержки, а более энергичные попытки Карла I даже привели к его низложению и казни.

Согласно ритуалу, искупительную жертву следовало приносить раз в семь лет. Было неудобно так часто менять монархов. Потому и возник институт заместителей. Жертву приносили, когда возраст короля или время его правления были кратны числу 7 (или 9). Жертвы редко требовались до того, как монарху исполнялось 35 лет. Наибольшее их число приходится на год, когда монарх достигал 42-, 49- или 56-летнего возраста. Ритуальные казни в 63 года являлись исключением по той причине, что только четыре английских короля перешагнули этот возраст (Генрих I, Эдуард I, Эдуард III и Елизавета I). Казнь приурочивали к магическим, священным месяцам в языческом культе — февралю, маю, августу, ноябрю (чаще к февралю и августу). Во время казней толпа громко стонала, а части разрубленного палачом трупа выставлялись на обозрение в различных местах страны. Не менее характерно, что многие осужденные покорно шли на казнь, как на заклание, вместе с тем до конца отрицая возведенные на них обвинения (по поверью, невиновность жертвы была необходима, чтобы искупить грехи всего королевства). В судебные процессы против заместителей иногда вовлекали других лиц, чтобы вырвать у них нужные признания против главного обвиняемого. Эти лица могли быть отправлены на плаху или избежать смерти, если их помилование не мешало казни заместителя. Так, придворных, обвиненных в преступной связи со второй женой Генриха VIII Анной Болейн, казнили, поскольку признание их виновными было необходимо для вынесения обвинительного приговора королеве.

Иногда жертва заранее знала об уготованной ей участи. Как иначе объяснить пророческие слова Жанны д'Арк, что она вряд ли проживет более года? Анна Болейн тоже сознательно шла навстречу своей судьбе и поднялась на эшафот, как сообщали современники, «в радостном настроении». Однако в других случаях от жертв скрывали, что их ожидает. Некоторые заместители, подобно Жилю Ре, сами признавались в приписываемых им преступлениях. А процедуры варварской казни вроде вырывания палачом у еще живой жертвы ее внутренностей не ставили целью причинение дополнительных страданий и имели символическое значение. Только позднее такую казнь стали применять к обычным преступникам. Далее Мэррей пытается найти ритуальные жертвы даже среди множества казненных во времена династических войн Алой и Белой Розы (1455-1485 гг.) и ссылается на убийство Генриха VI как раз в мае и в возрасте 49 лет (его могилу почитали вплоть до Реформации как святое место).

Вся эта аргументация, даже если принимать ее всерьез, повисает в воздухе по той простой причине, что нет ни одного прямого свидетельства источников о сохранении языческого культа и тем более обычая приносить человеческие жертвы богу плодородия.

На деле куда большее значение, чем вымышленный Мэррей конфликт между христианством и язычеством, имела в XVI-XVII вв. вполне реальная конфронтация католицизма и Реформации — то идеологическое и политическое противоборство, которое вскоре было перенесено в сферу международных отношений и которое затем пытались решить военным путем.

Обычное для протестантов, начиная с М. Лютера и Ж. Кальвина, отождествление римского папы с антихристом стало вообще официальной точкой зрения государственной англиканской церкви. Превращение идеологической конфронтации в международный конфликт, потребовавший огромных жертв и сопровождавшийся бесконечными кровавыми распрями, создавало то лихорадочное состояние общественного сознания, которое благоприятствовало распространению демонологической пропаганды и преследований по обвинению в ведовстве. Массовые гонения на ведьм хронологически совпадают с этим противоборством (примерно 1520-1650 годы). Гонения начали нарастать в полустолетие, когда созревали условия для конфликта, и быстро сошли на нет по его окончании. Прослеживаются многие совпадения между прогрессом конфликта и развитием гонений. В 1532 г. император Карл V, когда он еще не оставил мысли о возможности компромисса с протестантским лагерем, одобрил общеимперские законы об ограничении судебного произвола при преследовании ведовства. Красноречива и география ведовских процессов. Они меньше распространены были в странах, где преобладала одна из борющихся партий. Так, в Италии и Испании у инквизиции были другие занятия, вызванные противоборством с исламом. В Англии же и Шотландии «охота на ведьм» связана с борьбой между протестантской и католической партиями, находившими поддержку за рубежом. Первый смертный приговор за ведовство был вынесен в Англии в 1556 г., когда правила Мария Тюдор, пытавшаяся реставрировать католицизм. В 1560-е годы Елизавета — в Англии, Мария Стюарт — в Шотландии проводят через парламенты специальные законы о наказании за колдовство.

В отличие от континентальных английские суды обычно не пытали «ведьм». В результате лишь 1/5 таких процессов окончилась там обвинительным приговором как следствием либо самооговора (женщины нередко выражали убеждение в своей способности повелевать сверхъестественными силами), либо свидетельских показаний (по английскому праву в ряде случаев не требуется признания подсудимого, и его вообще не допрашивают). Все же и там не менее 1 тыс. человек были казнены за колдовство.

Во Франции ужасы религиозных войн сопровождались мрачной истерией ведовских процессов. Лишь в такой обстановке могли быть всерьез приняты утверждения некоего Труа-Эшеля, стремившегося спасти себя от угрожавшего ему ареста сообщением, что он выдаст сразу 300 тысяч прислужников сатаны. Ему после этого поручили проверять уколом иглы поголовно население многих городов и деревень, и он обнаружил 3 тысячи «ведьм» и «колдунов». Воден уверял, что сей опыт приказала прекратить королева-мать Екатерина Медичи, сама причастная к занятиям черной магией.

В Юго-Западной Германии с 1400 по 1560 г. было казнено по обвинению в ведовстве 88 человек. Позднее гонения резко усилились. Первая массовая «охота на ведьм» началась в 1562 г., последняя происходила в 1602-1665 гг., но в отдельных районах длилась до 1684 года. Пострадали тысячи людей. Наиболее жестокие преследования вообще проходили именно в Германии, где началась Реформация. В герцогстве Брауншвейгском с 1590 по 1600 г. сжигали в среднем 10 человек ежедневно. В деревнях около Трира в 1586 г. остались в живых только две женщины, остальных казнили как «ведьм». В 1589 г. в саксонском городе Кведлинбурге, насчитывавшем 12 тыс. жителей, за один день было сожжено 133 человека. В Бамберге епископ Йоганн фон Дорнхейм (период 1623-1631 гг.) отправил на костер сотни «ведьм», пока не был изгнан из своих владений шведскими войсками. Князь-епископ Вюрцбурга Филипп-Адольф фон Эренберг сжег 900 человек, включая собственного племянника и 19 католических священников. В Мельтенбурге (возле Майнца), насчитывавшем 3 тыс. жителей, между 1626 и 1629 гг. было казнено 56 «ведьм». В Бургштадте с населением 2 тыс. человек состоялось более 77 казней, в крохотной деревеньке Айхенбюсль — 19. Гонения перекинулись на Эльзас, Лотарингию и соседние провинции Франции. Но и в протестантских государствах — Швейцария, германские княжества — преследования приобрели широкий размах. Затем пуритане перенесли гонения в британские колонии Нового Света. Однако эпицентр конфликта протестантизма и Контрреформации точно совпадал с эпицентром гонений. «Ведовский епископ», как прозвали фон Эренберга, и ему подобные не только были организаторами преследований: их самих обуревал страх, порожденный суеверием. И вот результаты: в 1630 г. фон Эренберг и его канцлер тоже были обвинены в колдовстве.

Итак, «охота на ведьм» в XVI-XVII вв. явилась порождением специфической идеологии феодального мира и той религиозной оболочкой, в которой развертывались классовые битвы эпохи. Однако, раз начавшись, такая «охота» получала известную самостоятельность, приобретала свойства быстрорастущего снежного кома. Инквизиторы и судьи в немалой степени сами создавали то, что стремились искоренить, внедряя убеждение в происках князя тьмы в сознание людей. Во второй трети XVII в. гонения стали ослабевать. Постепенное изменение позиции судей намечалось первоначально еще в привычных формах. Например, высказывалось мнение, не являлись ли сами преследования «ведьм» следствием дьявольского обмана. Позднее стали признавать невменяемость обвиняемых. Разъяснялось также, что эти несчастья — результат не злых чар, а воли божественного провидения.

Снижение кредита сатаны совпало по времени с возвышением системы государственного долга. Ведовство перестали считать смертным грехом, когда утвердились символы веры мануфактурного капитализма: «В то самое время, когда англичане перестали сжигать на кострах ведьм, они начали вешать подделывателей банкнот». С ведовскими процессами было покончено в основном во второй половине XVII в., когда происходил быстрый процесс секуляризации идеологии, когда естествознание достигло успехов, которые отдельные исследователи даже называют «научной революцией». В XVIII столетии идеология Просвещения еще не препятствовала новому подъему интереса к астрологии, алхимии и магии. Однако этот интерес уже не находил выхода в сферу политической жизни. Исчезли былые импульсы к «охоте на ведьм», и она перестала служить эффективным средством достижения политических и церковных целей…