Взрыв на острове Блэк-Том-Айленд: предыстория

Немец с американцем братья навек?

В первом десятилетии ХХ века вопросительный знак в этом предложении можно было, хотя и не без натяжек, заменить восклицательным. Накануне Первой мировой войны США были торговым партнером Германии №1 при общем объёме торговли более 2,28 млрд марок. Немецкий экспорт в США за 1902–1912 гг. тоже увеличивался с 449 до 698 млн марок, и это не смотря на твёрдую протекционистскую политику, проводимую Штатами. Да, доля США в немецком импорте была почти вдвое больше обратного показателя (14,8% против 7,8%). Да, тарифы на экспорт зерна и гороха казались Берлину несправедливыми, а осенью 1912 года США прекратили ввоз немецкого картофеля. Ещё годом ранее немецкие политики призвали вообще отказаться от поставок нефти «Стандарт Ойл», но затем признали, что погорячились: в преддверии большой войны взять столько же нефти Германии было попросту негде.

Затем началась Великая война. США не стали ввязываться в драку, продолжив торговать с обеими сторонами, которые стали ещё больше нуждаться в поставках из-за океана. Потребности Германии в товарах и ресурсах составляли целый спектр: нефть и хлопок, медь и железо, продовольствие и пр. Однако вести дела как прежде, в мирное время, было уже невозможно. Опираясь на положения Лондонской декларации о праве морской войны, — к слову, британским правительством не ратифицированной, — Британия начала морскую блокаду немецких портов. В течение следующего полугодия списки товаров, приравненных к контрабанде, неоднократно дополнялись, а с марта 1915 года контрабандой стало считаться всё.

В этих условиях Германия решила прибегнуть к помощи других нейтральных стран, в которые экспорт США скоро заметно увеличился. Впрочем, Вашингтону было чем восполнить убытки от сокращения торговли с Берлином. Особенно болезненными для Центральных держав стали поступавшие в Америку и выполняемые ею военные заказы.

В свою очередь, Германия развязала подводную войну, которую и вела с переменным успехом. Потопление лайнера «Лузитания», на котором погибло более 100 граждан США, серьёзно пошатнуло нейтралитет Штатов, хотя пока и не склонило их на сторону Антанты. Параллельно Германия вела тайную борьбу, ареной которой стали сами США.

20 долларов есть 20 долларов!

Если учесть, что немцы составляли около 10% населения США то неудивительно, что главным оружием в этой борьбе стали деньги и общественное мнение. Немецкий посол в США Йоганн-Генрих фон Бернсторф положил своей целью не допустить присоединения Америки к Антанте.

Посол неоднократно просил о сокращении экспорта США для Антанты. Опытный дипломат, еще в 1914 году вложивший 625 тысяч долларов в «Нью-Йорк Ивнинг Мэйл» для публикации прогерманских сводок с фронта, он утверждал: британцы, французы и русские скупают продукцию военных предприятий так быстро, как она только успевает производиться. После отзыва в Берлин с началом Первой мировой Бернсторф вскоре возвратился в Штаты с торговым атташе Генрихом Альбертом. С собой у них имелась внушительная сумма денег, а Альберт дополнительно увеличивал её, реализуя краткосрочные облигации среди американских инвесторов.

Не обойтись при описании этой партии и ещё без двух важнейших фигур: военного атташе Германии Франца фон Папена и военно-морского атташе Карла Бой-Эда. Папен открыл в Нью-Йорке контору, снабжавшую документах немецких моряков из экипажей интернированных в территориальных водах США судов, чтобы те могли возвратиться в Германию. Паспорта выкупались у подданных нейтральных стран за 20 долларов. Бой-Эду же надлежало курировать саботаж на американских грузовых судах, перевозивших военные грузы заказчикам в странах Антанты. Негласные обязанности обоих атташе были недвусмысленно сформулированы в зашифрованном сообщении разведслужбы Генерального штаба, полученном посольством Германии в Вашингтоне 26 января 1915 года:

«Подробные сведения о людях, пригодных для совершения диверсионных актов в США и Канаде… В США диверсии могут производиться на любых предприятиях, производящих военные материалы. Железнодорожных насыпей и мостов не трогать. Ни в коем случае не компрометировать посольство».

Интересно, что сам Папен в мемуарах упоминал только о списке ирландских националистов, подчеркивая, что был решительно настроен против любых подобных действий.

Так и не дождавшись действий фон Папена и Бой-Эда, Генеральный штаб командировал в США флотского офицера капитана Франца фон Ринтелена. В его кармане лежал паспорт на имя подданного Швейцарии Эмиля В. Гаше, а ручку саквояжа оттягивали полмиллиона долларов. Не будучи диверсантом, Ринтелен, однако, являлся выходцем из одного из крупнейших банковских домов Германии и был хорошо известен в американских высоких кругах. Достаточно сказать, что он был третьим по счёту немцем, ставшим членом Нью-Йоркского яхт-клуба, при этом первым значился сам кайзер Вильгельм. Амбициозный молодой офицер без обиняков внушал большим шишкам в немецких министерствах: «Я скуплю в Америке, что смогу, и взорву остальное». Это вполне отвечало напутствию: «Берите все наши корабли, завербуйте всех наших людей, используйте всё, что вы найдёте в Америке, и положите конец переброске этих проклятых снарядов».

Смертоносные сигары

Правда, действительность слегка охладила пыл фон Ринтелена: он обнаружил, что предложение на рынке взрывчатки и боеприпасов в Штатах намного превосходит спрос. Однажды утром в контору учрежденного им торгового дома «Э.В. Гиббонс и К°» на Седар-стрит явился человек, представившийся Вальтером Шееле из Нью-Джерси. Адрес ему выдал Папен.

Заметно нервничая, Шееле продемонстрировал Ринтелену сигарообразную свинцовую трубку, наконечники которой были запаяны. Разделённая пополам изнутри медной перегородкой, она была заполнена серной и пикриновой кислотами. Долго ли, коротко ли, но, растворив медь, оба вещества смешивались. Из запаянных оловом наконечников «сигары» вырывалось пламя, и корпус расплавлялся ещё до того, как потухал огонь. Эксперимент в перелеске за городом прошёл успешно.

Шееле запросил у Ринтелена 2500 долларов, безопасную мастерскую для производства бомб пару дней на то, чтобы усовершенствовать устройство. Наиболее удобным местом для работы оказывались всё те же немецкие корабли в гавани Нью-Йорка — ведь представители властей не имели права подниматься на борт судов, технически являющихся территорией Германской империи. Выбор пал на пароход «Фридрих Великий». Скорость срабатывания бомб зависела лишь от толщины медных пластинок внутри «сигар», а их Шееле нарезал лично.

3 мая 1915 года в считанных милях от аптеки Шееле, на химическом заводе «Андерсон» в Уоллингтоне, штат Нью-Джерси, прогремел взрыв. Затем то же самое случилось на предприятии по производству боеприпасов фирмы «Дюпон» в Карнис-Пойнт того же штата. 13 мая вспыхнул пожар на борту судна «Замланд». Всего с мая 1915 по апрель 1917 гг. на химических и оружейных предприятиях, а также в трюмах грузовых кораблей произошло около 100 пожаров и взрывов. Сегодня нельзя сказать, что все они были устроены немецкими диверсантами, хотя по нескольким заводам в Мичигане и Филадельфии сомнений нет. К этому периоду относится весьма важное упоминание в мемуарах Ринтелена:

«…Мы добрались до конечной станции с несколько странным названием «Чёрный Том». Судя по многочисленным железнодорожным путям, проложенным здесь, это был один из самых важных пунктов, откуда союзники отправляли свои военные материалы. Я сохранил в памяти его странный вид, напоминавший по форме голову какого-то чудовища. Невольно я подумал, что необходимо нанести сокрушительный удар по голове этого «Чёрного Тома». Когда все приготовления будут сделаны, и наготове будет стоять мощная моторная лодка, чтобы со всей быстротой исчезнуть на громадной поверхности Гудзона, это удастся совершить в мирный летний вечер вдали от нескромных взглядов, не подвергая опасности ни одну человеческую жизнь».

Речь шла о грузовом терминале на Блэк-Том-Айленде — искусственном острове в нью-йоркской гавани. Именно там располагались крупнейшие база хранения и пункт отправки боеприпасов за океан на всем северо-востоке США.

Тем временем в тенета Бой-Эда, Папена и Ринтелена вовлекались все новые и новые люди. Например, Пауль Кёниг прежде возглавлял службу безопасности пароходства «Гамбург — Америка». Он знал буквально каждого докера на пирсах Нью-Йорка и мог не мытьем, так катаньем заставить их работать на себя. Связи Кёнига в Нью-Йоркском отделении полиции были ничуть не менее полезны. Он отвечал за безопасность посла и атташе, заодно рассылая подручных почти по всей территории Штатов и фиксируя сведения от них в тетради — впоследствии при аресте и обыске Кёнига она будет конфискована. Ещё один немец, Пауль Хилкен, приходился сыном главе «Северогерманского Ллойда», крупнейшей судоходной компании Германии — ему доверили вербовку новых сторонников и распоряжение деньгами.

К середине 1916 года агентура действовала вдоль всего восточного побережья: это были не только немецкие иммигранты или их потомки во втором-третьем поколении, но и ирландцы, а также просто всевозможные авантюристы. Проследить их связь с немецкими дипломатами было практически невозможно. Если верить рассекреченному МИ5 делу фон Папена, сами его помощники не знали Кёнига и не контактировали с Ринтеленом.

Судьба резидентов

Весьма на руку немцам было отсутствие в Штатах службы контрразведки как таковой — в этом отношении США заметно отстали от ведущих европейских держав. Для изучения происшествий, предположительно оставлявших «немецкий след», Госдепу приходилось буквально брать взаймы детективов у Департамента казначейства и недавно созданного Бюро расследований. Впрочем, сотрудники последнего даже не располагали возможностями расследования подрывной деятельности — их специализацией были уклонение от уплаты налогов и мошенничество.

Когда помощник Генерального прокурора США Чарльз Уоррен в июне 1916 года подготовил серию законопроектов, что позволили бы правительству арестовывать и преследовать иностранную агентуру за совершение терактов, это возмутило прессу, заголосившую о «полицейском государстве». Конгресс отклонил инициативу Уоррена до момента вступления Америки в Первую мировую войну.

У подотчетной Министерству финансов Секретной службы в этом отношении было больше свободы действий. В начале 1915 года глава Минфина Уильям Гиббс Макэду, зять президента Вильсона, подписал директиву об усилении надзора за посольством Германии и его служащими. Это решение вскоре принесло свои плоды, когда три месяца спустя после гибели «Лузитании» торговый атташе Альберт спросонья забыл свой портфель в вагоне поезда. Догнать вора, а на деле — агента Минфина, не вышло. И если уголовника вряд ли заинтересовала бы немецкая пропаганда и бумаги о приобретении Альбертом военного предприятия в Бриджпорте, штат Коннектикут, то ближайший советник президента полковник Эдвард Хаус распорядился ими как следует, а именно опубликовал их.

Примерно тогда же случайность погубила Ринтелена. Племянница госсекретаря еще Авраама Линкольна по имени Энн Сьюард написала лично президенту о странной встрече со старым знакомым, почему-то именующимся теперь Эмилем Гаше. 3 августа 1915 года тот поднялся на борт судна «Нордам», следовавшего в Роттердам, а через десять дней был взят под стражу британскими моряками. На допросе в Скотланд-Ярде Ринтелен признался во всем. Теперь ему суждено было пребывать в статусе военнопленного сначала в Британии, а затем в США до самого конца войны. В феврале 1918 года Госдеп внесёт в черный список по закону «О торговле с врагом» и его брата Карла.

Дальше — больше: 1 сентября 1915 года в английском Фалмуте задержали американского журналиста Джеймса Арчибальда, подозревавшегося в работе немецким связным. За уликами не пришлось далеко ходить — у него они тоже оказались в портфеле: переписка Папена с Берлином, документы о спонсировании забастовок на военных предприятиях в США, даже письмо жене с восторгами от успехов кайзеровской армии на Русском фронте и упоминанием «идиотских янки». 3 декабря президент Вильсон уполномочил госсекретаря Роберта Лансинга выслать Франца фон Папена и Карла Бой-Эда из страны. Дипломатическая неприкосновенность позволила им избежать ареста.

Арест или отзыв главных действующих лиц парадоксальным образом не сказался на подготовке будущих диверсионных и террористических актов. Более того, федеральные власти уже не играли значимой роли в расследовании немецкой подрывной работы. Теперь эта ответственность легла на плечи Томаса Танни, главы инженерно-саперного отдела Департамента полиции Нью-Йорка. Опытный взрывотехник, Танни всё же был сбит с толку, когда впервые увидел «сигару» своими глазами и осознал масштаб деятельности подпольной сети. Да и это стало возможно только благодаря случаю.

В четырёх мешках с сахаром в трюме парохода «Киркосвальд», прибывшего из Нью-Йорка в Марсель, обнаружили необычные предметы. Комиссар французской полиции принял их за несработавшие взрывные устройства. «Сигара» вместе с мешком была направлена в Госдеп США, оттуда находку передали мэру Нью-Йорка Джону Митчеллу, а уже он спустил ее Танни. Тот предположил, что самодельные зажигательные бомбы подбросили в груз докеры, но судоходные компании не заводили досье на грузчиков.

Выход был лишь один: привлечь к расследованию владеющих немецким языком детективов, чтобы они занимались сбором информации в портовых тавернах. Это решение оправдало себя, и уже вскоре начались аресты завербованных немцами саботажников. Однако сплетенная ими сеть уже не ограничивалась Нью-Йорком, и предугадать, когда и где пламя вспыхнет в следующий раз, было по-прежнему невозможно.

Воскресной ночью 30 июля 1916 года, в 02:08, на острове Блэк-Том-Айленд произошёл взрыв, а точнее — Взрыв.

Продолжение следует: Взрыв на острове Блэк-Том-Айленд: словацкий иммигрант, американский морпех и лейтенант кайзерлихмарине против США.