В нём повествовалось о некоем Франсе Квансьюисе, одержимом идеей поиска «механической руки», сиречь протеза означенного фон Берлихингена, которая будто бы обладала некоей фантастической, дьявольской силой, позволяющей ей «жить» самостоятельной жизнью. Якобы Гёц фон Берлихинген утерял эту самую руку во Фландрии, в городе Генте, и Квансьюис горел желанием найти её во что бы то ни стало. И нашёл-таки... но лучше бы он этого не делал! «Рука» тотчас вырвалась на свободу и принялась убивать всех, кто попадался ей на дороге.
Честно говоря, у скромного автора этих строк (да простят меня многоуважаемые писатели-фантасты и их не менее уважаемые поклонники!) сложилось впечатление, что Жан Рей элементарно гнался за дешёвой сенсацией. Будь его читателям ведомо истинное положение дел, никакого «триллера» и не было бы. Ход его рассуждений был предельно прост: среднестатистическому обывателю и в голову не придёт, что во времена «мрачного средневековья», о котором тот и понятия не имеет, смогли бы изготовить такую сложную конструкцию, как подвижный протез руки. Разве что крюк на деревяшке, как у всем известного персонажа из «Питера Пэна».
Кажется, именно этот рассказ (написанный вообще-то двадцатью годами раньше) твердо прописал «железную руку» на территории фантастики. С тех пор таинственные средневековые протезы фигурируют там регулярно. Например, подобная рука появляется в научно-фантастическом романе Булычева «Похищение чародея» — причем описана она безо всякой мистики, очень грамотно (как-никак писатель Кир Булычев «по совместительству» являлся и историком Игорем Можейко!), но все-таки за ее создателем начинают охотиться фанатичные невежественные монахи, уверенные, что лишь с дьявольской помощью можно конструировать такие вещи. Сравнительно недавно сходную тему затронули и Олди, причем если в романе «Путь меча» дело происходит в неевропейском фэнтезийном мире, то одна из «Песен Петера Сьлядека» возвращает нас именно к истории Гёца, точнее — его опять-таки фэнтезийного «двойника» из параллельного мира.
Литературные достоинства этих романов (и Булычева, и Олди) на несколько порядков превышают достижения Жана Рея, к фактажу тоже претензий нет — особенно когда речь заходит о реалиях фэнтезийного мира. Так что основной упрек, который можно адресовать французскому любителю ретро-сенсаций, — это не «офантастичивание» темы, а ее мифологизация.
Слов нет, в этом французу «помогли» еще и наши идеологи — равно далекие и от науки, и от подлинной фантастики. Но важен результат: до сих пор многие твёрдо уверены, что Гёц фон Берлихинген (более чем реальная историческая личность) состоял в сговоре с дьяволом. Как иначе, без помощи Сатаны, мог бы он заполучить подвижную искусственную руку! Ибо, как всем известно, средневековье было темным, всюду царило мракобесие и невежество, ужасная инквизиция только и делала, что гнала толпы невинных еретиков на костёр — где уж тут механикой заниматься... Однако не будем увлекаться лирикой. Давайте попробуем разобраться с этой самой «механической рукой». Таким ли уж непостижимо сверхъестественным «чудом техники» она была?
Для начала вспомним, с чего же всё началось. А дело было так:
«Противники заняли сильную позицию на дамбе, и я был вынужден скрестить копья с одним из них. Но пока я выжидал удобного момента, нюрнбержцы обрушили на нас огонь своих пушек. Один из них выстрелил двойным зарядом из фельдшланга и попал мне в рукоятку меча, так что половина ее вошла мне в правую руку, а с ней и три железных пластины доспехов. Рукоять меча так глубоко ушла под доспехи, что ее вообще не было видно. Я до сих пор удивляюсь, как мне удалось удержаться в седле. Доспехи (очевидно, имеется в виду нагрудник. — Ю. К.), правда, остались целы, только были немного покорежены ударом. Вторая половина рукоятки и клинок погнулись, но тоже остались целы, и именно благодаря этому обстоятельству, как мне кажется, мне оторвало руку между перчаткой и наручем. Рука моя безвольно болталась из стороны в сторону. Когда я заметил и понял, что моя рука висит на лоскуте кожи, а копье валяется у ног моего коня, я, сделав вид, что ничего особенного со мной не произошло, спокойно развернул коня и, не взирая ни на что, без помех вернулся к своим, и никто из врагов не задержал меня. Как раз в это время показался старый копьеносец, направлявшийся в гущу сращения. Я подозвал его и попросил побыть со мной, показав, что со мной приключилось. Итак, он остался, но вскоре был вынужден позвать ко мне хирурга».
Вот таким образом автор этих мемуаров (а речь, как вы уже наверняка поняли, идет не о ком ином, как всё о том же Готфриде «Гёце» фон Берлихингене — реальном!) начисто лишился кисти правой руки. По крайней мере, так он сам написал в своих воспоминаниях — и, если говорить о «технической» стороне дела, то все вполне правдоподобно. За миг до того, как ядро врезалось в эфес меча, висевшего на передней луке седла, Гёц изготовился к таранному удару копьем — и его правая рука как раз находилась между мечевым навершьем и туловищем. От удара ядра рукоятка резко подалась назад, и кисть Берлихингена, зажатая между нею и нагрудником, была практически отрезана, словно ножницами.
Случилось это, как известно, 23 июня 1504 года под Ландсхутом в ходе междоусобной войны между Баварией и Пфальцем за так называемое «Ландсхутское наследство». Ну, горе да беда — с кем не бывает. Тем более — война. Хорошо, что жив остался, а мог ведь и голову сложить.
Вот только сам Гёц так отнюдь не думал. Он-то ведь не был «благородным рыцарем». То есть и рыцарем был, и к достаточно знатному роду принадлежал, но... как бы это помягче выразиться... Короче говоря, для Гёца потеря правой руки означала не просто тяжёлую травму. Он лишался «хлеба насущного», поелику жил и существовал за счёт военной добычи. А без руки — какая же война? Ни мечом махать, ни копьём колоть, ни трофеи уносить.
Впрочем, Гёцу не пришлось долго пребывать в состоянии «первой группы инвалидности». Как только его культя зажила, для него изготовили протез. Это была достаточно несложная конструкция (сработанная, кажется, кузнецом из ближайшей деревни) с двумя-тремя крючьями вместо пальцев, благодаря которым можно было как-то удерживать предметы. Но не более того. А нашего героя такое положение дел не очень-то устраивало. Поэтому он сразу же заказал себе новый протез, причём оговорил возможность удержания оружия. Разумеется, обыкновенный кузнец никак не смог бы выполнить такую работу, потому заказ, предположительно, был направлен нюрнбергским или аугсбургским мастерам-оружейникам. На то время они уже имели внушительный опыт изготовления ружейных колесцовых замков.
Через некоторое время протез был изготовлен, и наш герой благополучно пользовался им до самой своей смерти, настигшей его в 1562 году, когда фон Берлихингену исполнилось ни много ни мало 82 года...
Причем жизнь его была весьма бурной. Уже после своего ранения, обзаведшись знаменитым протезом, Гёц фон Берлихинген до 1518 года неоднократно участвовал в междоусобных войнах в качестве наёмника, для чего собрал собственный отряд. С 1519 года он служил уже под знамёнами князя Ульриха Вюртембергского, сражаясь с войсками Швабской Лиги. В одном из сражений попал в плен, но благодаря заступничеству своего старого товарища, рыцаря Георга фон Фрундсберга (не меньшего «джентльмена удачи», нежели Гёц), был отпущен после выплаты выкупа в 2000 гульденов с обязательством никогда более не воевать с Лигой.
В 1525 году, с началом Великой Крестьянской войны, он, после многократных и настоятельных уговоров, выступил в качестве предводителя крестьянского отряда из Ольденвальда, однако при первой же возможности предал восставших. Поскольку его участие в Крестьянской войне противоречило данному ранее слову не воевать против Швабской Лиги, фон Берлихинген в 1528 году был вновь заключён в тюрьму и лишь через два года, подтвердив данную ранее клятву, отпущен под домашний арест. Десять лет он провёл безвыездно в замке Хорнберг-наНекаре, пока император Карл V не «амнистировал» его. Выйдя из-под ареста, Гёц принимал участие в войнах с турками в Венгрии, в 1544 году с имперскими войсками воевал во Франции. Дальнейшей его боевой карьере помешала не инвалидность, а преклонный возраст. А что же отцы-инквизиторы? Куда же они смотрели? Подумать только, полвека у них под носом разгуливает субъект с дьявольской штуковиной вместо руки! Немедля схватить злодея, в темницу его, на костёр!
Полноте, святая инквизиция смотрела туда, куда нужно было. Почтенные отцы разбирались не только в теологии, но и в естественных науках, в меру тогдашнего их уровня. Если вспомнить, что к началу XVI столетия в каждом крупном городе имелись механические башенные часы, а их настольные варианты — в домах у богатых горожан и владетельных дворян, то на этом фоне протез фон Берлихингена не выглядит чем-то из ряда вон выходящим. Понятно, что изделие было отнюдь не из дешёвых, но Гёца это не особо беспокоило. У него-то средства имелись.
Итак, что же этот протез собой представлял, как был устроен? Как обеспечивалась его подвижность? К счастью, ответить на эти вопросы не так уж трудно. Сохранились не только подробные изображения и описания знаменитого протеза, но и он сам, ныне экспонирующийся в музее замка Ягдсхаузен.
Как можно видеть на репродуцированной здесь литографии XIX века, конструкция железной руки и впрямь весьма хитроумна. Она состоит из более чем двухсот отдельных деталей. Собственно механизм скомпонован так, что целиком находится внутри «кисти». Все пять пальцев могут двигаться в суставах независимо друг от друга. Кроме того, запястье может проворачиваться ладонью вверх или вниз. К культе протез крепился при помощи трубчатой шины, которая состоит из двух размыкающихся половин, соединённых шарниром и застёгивающихся при помощи двух кожаных ремней с пряжками.
Пальцы сочленены в соответствии с их реальным анатомическим устройством. На первой фаланге даже имитированы ногти. Каждый из пальцев разделён на «фаланги», соединённые шарнирами. В согнутом положении они фиксируются при помощи храповиков и подпружиненных «собачек».
Разумеется, шевелиться сам по себе этот протез не может: сие не более чем досужие вымыслы. Для того, чтобы им управлять, необходимо задействовать левую руку. На запястной части протеза имеются отдельные кнопки для управления пальцами (для большого пальца — собственная), а также для регулирования наклона кисти и её поворота. Причём сгибать пальцы и поворачивать кисть приходилось также вручную, придав им соответствующее положение. Чтобы заставить их разогнуться, нужно нажать на соответствующую кнопку.
Благодаря своей подвижности, протез позволял своему владельцу достаточно уверенно держать оружие или конские поводья, а также… перо для письма! И не просто держать, но ещё и пользоваться всем этим. Само собою, Гёцу потребовалось долго и упорно переучиваться. Понятно, что ни о каком мастерском фехтовании правой рукой уже не могло быть и речи, да и почерк выглядел весьма коряво, но это было всё же лучше, чем ничего. Между прочим, свои знаменитые мемуары Гёц написал именно правой рукой!
В бою «железнорукий рыцарь» был страшен: это мы знаем не только по его собственным мемуарам, но и из воспоминаний современников. Наверно, для виртуозного владения мечом Гёцу все же пришлось «переключиться» на левую руку — но протез можно было использовать для удержания, скажем, шестопёра. Известно, что как раз для этих целей некоторые из «железных рук» были специально адаптированы.
Тут, конечно, много неясного: нормальный бой ударно-дробящим оружием тоже требует «подправки» движений за счет и запястья, и кисти. Тем более это характерно для обеих кистей при двуручном хвате — если фон Берлихинген все же предпочитал двуручный меч. Но Гёц (и, как мы вскоре увидим, не он один) явно сумел приспособиться. Впрочем, легко поверить, что фон Берлихинген утратил изрядную долю виртуозности — однако при учете большой (ОЧЕНЬ большой!) физической силы и ОЧЕНЬ надежных лат (за которые однорукий «джентльмен удачи» мог выложить даже побольше гульденов, чем за протез) он действительно мог превосходить большинство противников. Которые, надо сказать, в массе своей были сильными и опытными рубаками, отнюдь не склонными делать скидку на инвалидность «спаррингпартнера»...
Как видите, мистики и уж тем более дьявольщины в этом предмете было не больше, чем в дверном замке или колесцовом ружье. Протез Гёца фон Берлихингена — прекрасный памятник высокой средневековой технологии (без кавычек), наглядное свидетельство недюжинного умения тогдашних мастеров.
Попутно отметим, что этот протез был далеко не единственным в своём роде. И, конечно, не первым: еще в трудах Плиния Старшего есть упоминание о некоем римском воине, потерявшем в сражении руку и заменившем её стальным протезом. Но на исходе средневековья действительно наблюдается расцвет подобных конструкций.
Среди современников Гёца было немало таких, кто вынужден был заменить отрубленные (или оторванные: даже прямое попадание тогдашнего артиллерийского снаряда не всегда приводило к летальному исходу) в боях руки механическими протезами. Например, некто Фридрих фон Вальтен, которому предположительно принадлежал протез левой руки, хранящийся в музее города Эйзенфельда (Museum Otto Ludwig, Eisenfeld, Thuringia). В своё время его извлекли из-под развалин монастыря Файльсдорф, разрушенного ещё в XVI веке. Конструктивно он заметно отличается от протеза фон Берлихингена. Большой палец протеза не антропоморфен, а выполнен в виде крючка и закреплён неподвижно. Другие же пальцы изготовлены полусогнутыми и могут действовать попарно — мизинец вместе с безымянным, средний с указательным, причём каждая из пар имеет четыре фиксированных положения. Между прочим, такая схема работы протеза со временем стала преобладающей. Двигать и закреплять пальцы владелец протеза мог правой рукой с помощью расположенного на запястье небольшого рычажка. Этот довольно удобный в управлении механизм позволял надёжно удерживать искусственной рукой предметы различной формы и размеров.
Можно ещё упомянуть Франсуа де ля Ну, французского военного теоретика (и умелого бойца-практика!) ХVI века, «счастливого» обладателя протеза руки, прозванного за это «Железным кулаком». А также герцога Христиана Брауншвейгского, одного из протестантских военачальников времён Тридцатилетней войны (1618—1648). В 1622 году он потерял левую руку и тоже заменил её металлическим протезом.
Очень интересный стальной подвижный протез был извлечён из могилы эльзасского рыцаря Ганса фон Миттельхаузена, умершего в 1564 году. Кроме того, подвижные металлические протезы рук, датированные серединой ХVI — первой половиной ХVII века, хранятся во многих музеях. Например, в Баварском музее армии в Ингольштадте (Bayerisches Armeemuseum, Ingolstadt), Государственном городском музее в г. Ротенбург (Reichsstadtmuseum im Klosterhof, Rothenburg, собрание Германа Бауманна), в стокгольмской Livruskammaren, музее шведского замка Скоклостер (Schloss Skokloster, Sweden), миланском музее Польди Пеццоли (Museo Poldi Pezzoli), в кембриджском Fitzwilliam Museum и во многих других.
Иллюстрированные описания механических протезов для рук можно без труда обнаружить в трактате выдающегося французского врача Амбруаза Паре. Правда, те протезы, которые там изображены, вряд ли можно было бы рекомендовать какому-нибудь вояке. Дело в том, что кнопки и рычажки, с помощью которых нужно было бы управлять движениями пальцев, расположены на ладонных поверхностях, а не на тыльных, что затруднило бы удержание оружия. Впрочем, такие протезы также изготовлялись в металле, о чём свидетельствуют экспонаты из лондонского Музея науки (Medical Collection in the Science Museum, London).
Возникает закономерный вопрос: отчего же современные инвалиды (во всяком случае, слишком многие из них) вынуждены довольствоваться незамысловатыми деревянными имитациями, затянутыми в характерные чёрные перчатки? Чем они хуже какого-нибудь фон Берлихингена? Да ничем они не хуже, оборони Господь в этом усомниться. Беда в том, что две мировые войны, не считая локальных конфликтов, искалечили даже не тысячи, а многие сотни тысяч людей. Вот, например, только в РСФСР по данным переписи 1926 года было учтено 181799 ампутированных, во всём же СССР — около 250000. А на территории Германии, в соответствии с переписью 1924 года, было 66934 инвалида, перенесших ампутацию. Во времена Гёца (весьма жестокие!) такое количество инвалидов невозможно было увидеть даже в кошмарном сне...
Уже после Первой мировой войны правительства всех основных стран были серьёзно озабочены вопросом массового изготовления протезов. Для этого оказалось необходимо поставить производство протезов на промышленную основу, на поток. Соответственно, заготовки для них были в основном стандартизированы, чтобы их проще и дешевле было изготовлять в массовом порядке, а общая конструкция протезов подверглась упрощению. Отныне протезы для рук подразделились на косметические, лишь маскирующие увечье, и рабочие, которые уже практически не походили на человеческую конечность.
Нельзя сказать, чтобы врачи-ортопеды не ставили перед собою задач по разработке функциональных протезов кисти, воспроизводящих движения, свойственные живой конечности. В той же Германии вскоре после Первой мировой войны профессором Ф. Зауэрбрухом, работавшим в берлинской клинике Шарите, был сконструирован протез кисти, через специальную петлю приводившийся в движение мускулатурой культи. Между прочим, при разработке конструкции профессор использовал и опыт безвестного создателя «железной руки» Гёца, которую он в своё время исследовал. Можно также упомянуть и искусственную руку системы Карнеса, оснащённую механизмом для произвольного сжимания и разжимания пальцев, приводимого в движения тягой, идущей от другого плеча.
Но все эти конструкции, к сожалению, не удовлетворяли требованиям массового производства, их выпускали только по индивидуальным заказам. А ведь мало кто из наших современников (не говоря уж о дедах и прадедах) способен выложить за такой вот «спецзаказ» сумму, даже отдаленно близкую к той, на которую полтысячелетия назад был готов расщедриться рыцарь удачи…