Согласно «Золотой легенде» доминиканского богослова Иакова Ворагинского, Себастьян родился в провинции Нарбонская Галлия (сейчас это территория Франции) приблизительно в 256 году. Некоторое время он жил в Милане, затем служил в Риме в преторианской гвардии. Императоры Диоклетиан и Максимиан так доверяли Себастьяну, что поставили его во главе Первой когорты — фактически он был главным императорским телохранителем. Императоры не подозревали, что за их личную безопасность отвечает человек, тайно исповедующий христианство.
Тайное стало явным после того как двоих друзей Себастьяна — братьев Марка и Маркеллина — приговорили к казни за их веру. Под давлением близких братья уже были готовы отречься, но Себастьян убедил их не делать этого. Тотчас его плащ «воссиял чистейшей белизной», святого окружили семь ангелов, и все присутствующие увидели Прекрасного Юношу, который сказал Себастьяну: «Ты всегда будешь со мной».
Тут же Себастьян исцелил Зою, немую жену Никострата — хозяина дома, в котором содержали заключенных. Никострат тоже уверовал — он снял с узников оковы и молил их бежать, но те отказались. Родители Марка и Маркеллина уверовали, приняли крещение и излечились от недугов. Узнав об удивительном исцелении, тяжко болевший префект Рима Хроматий, тоже уверовал, был крещен и исцелен. Уверовал также его сын Тибурций, а с ним уверовали и его солдаты. К вечеру количество новообращенных достигло полутора тысяч. Всех их, разумеется, казнили.
Святого Себастьяна император повелел пронзить стрелами. И хотя, по словам Иакова Ворагинского, он был столь густо утыкан стрелами, что «был подобен ежу», Себастьян не умер. Чудесным образом освободившись от уз, он пришел в императорский дворец, чтобы Диоклетиан лично удостоверился в мощи его веры. Но Диоклетиан был скептиком. На этот раз он приказал забить Себастьяна камнями и палками.
Его мертвое тело сбросили в клоаку — городскую канализацию. Вскоре после этого Себастьян явился во сне святой Луции. Он поведал ей, где находится его тело и просил захоронить его в катакомбах рядом с останками апостолов, что Луция и сделала.
Само собой, в биографии святого Себастьяна есть спорные моменты. К примеру, богослов святой Амвросий настаивал на том, что Себастьян родился и вырос в Милане. Другие утверждают, что после первой казни он освободился от пут не сам, а с помощью Ирины — вдовы святого мученика Кастула, которая пришла на место казни, чтобы похоронить Себастьяна, и обнаружила его живым. Ирина ухаживала за ним несколько дней, и впоследствии сама была причислена к лику святых.
В той или иной трактовке этот сюжет стал одним из самых востребованных среди живописцев — первые известные изображения святого Себастьяна датируются серединой VI века.
Что можно узнать из большинства иконографических «Мученичеств святого Себастьяна»? Что он был хорош собой. Что лучники Диоклетиана (по крайней мере, многие из них) не отличались меткостью. Что казнь Себастьяна не вызвала особых эмоций ни у горожан, ни у него самого — должно быть, во времена Диоклетиана подобные мероприятия были делом обыденным. Более того, на фоне других казней (соратников Себастьяна закапывали живьем, бросали на раскаленные угли, прибивали гвоздями к пням и деревьям) расстрел выглядит едва ли не актом милосердия. Возможно, свою роль сыграли годы безупречной службы, ведь, по свидетельству Иакова Ворагинского, Диоклетиан любил Себастьяна и «всегда отличал его среди первых своих придворных».
В конце XV века святой Себастьян пережил очередной всплеск популярности. В Европе свирепствовала чума, и Себастьяна считали защитником от этой напасти. Первый случай заступничества святого Себастьяна описан в труде бенедиктинского монаха Павла Диакона «История лангобардов»: в конце VII века он спас от чумы Павию. По божественному откровению было возвещено, что мор не прекратится, пока в Павии (в этом городе чума свирепствовала особо) не будет воздвигнуть алтарь святому Себастьяну. Алтарь поставили в храме святого Петра, туда же перевезли мощи святого, «моровое поветрие» стало стихать.
Эта история снова обрела актуальность в 1460-е, когда эпидемия чумы вспыхнула во Франции после почти векового отсутствия.
Легенда о волшебном исцелении Себастьяна обрела новое звучание — люди верили, что покровительство святого отведет от них черные стрелы смертельной болезни. В этом полузабытом качестве святой Себастьян был весьма востребован и художниками, и обывателями: охваченные паникой горожане почитали святого с утроенным рвением.
С годами в живописных изображениях святого Себастьяна стало появляться все то, чего так не хватало изначальному канону: драма, нерв, авторское сопереживание.
В современном обществе святой Себастьян занял новую и, на первый взгляд, неожиданную «нишу»: своим покровителем его считает гей-сообщество. Впрочем, только на первый взгляд. Какие бы чувства (от христианского смирения до по-своему вполне праведного гнева) не взывал этот факт у верующих всего мира, выбор кажется логичным. Стрелы легко трактовать как метафору общественного порицания. Страдания — как вдохновляющий пример готовности любой ценой отстаивать свои права.
Немалый вклад в развитие отношений между Себастьяном и гомосексуалистами внесли все те же художники, удобрявшие почву для этого союза еще в XVI веке. Взгляните на Себастьяна в исполнении Аньоло Бронзино — святой ангелоподобен, игрив и излучает лукавство: довольно неожиданное сочетание качеств (особенно для человека, в боку которого торчит стрела).
Святой Себастьян Эль Греко оснащен отчетливо женской грудью и отличается не слишком мужественным устройством брюшного пресса; труднообъяснимое эротическое напряжение пронизывает эту картину, словно радиация. Все это слишком бросается в глаза, чтобы не искать здесь подтекст.
Что касается современных трактовок, тут зачастую играют в открытую. Экстаз на лице Себастьяна (который раньше проходил по ведомству религиозного) становится все более чувственным. Стрелы — реальные или метафорические — нередко остаются «за кадром».
Другая ветвь эволюции образа святого Себастьяна — провокационные трактовки: его не обошли своим вниманием ни легенда поп-арта Кит Харинг, ни гений эпатажа Дэмиен Херст.
Впрочем, гримасы современного искусства доставляют Себастьяну не больше вреда, чем стрелы императорских гвардейцев. История его жизни и — особенно — смерти легко отделяется от любого контекста. Она способна спровоцировать эмпатию даже у атеиста, поскольку символизирует преданность убеждениям и готовность отстаивать их до конца.